Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Она хотела удалиться.
– Только два слова, – сказал он голосом, который выражал и мольбу и угрозу.
– Ну что?
Он наклонился к ней ж прошептал:
– Моя любовь и пять талантов… или ненависть и смерть… выбирай!
Фрина вздрогнула, при объявлении этой войны, но силой воли сдержав движение, выражавшее боязнь, она иронически ответила, смотря прямо в лицо Евтихию:
– Так, значит, это правда, что змея свистит перед тем как ужалить… Свисти же, Евтихий, но чтоб ужалить, верь мне, сначала вставь зубы; это не повредит тебе.
И она удалилась.
Через две недели Евтихий представил Фрину пред трибунал Гелиастов, как виновную в профанации величия Тесмофоров, так назывались праздники в честь Цереры, торжествуемые ночью. Обвиненная в осмеянии священного культа, Фрина могла всего страшиться; ибо хотя куртизанки были очень любимы в Афинах,– однако трибуналы держали их в строгой подчиненности, наблюдая, чтоб они не разрушали общественный порядок, возбуждая презрение к богам.
Трибунал Гелиастов состоял из двухсот членов, из которых каждый получал по три обола и платил штраф, если являлся поздно.
Естественно, что Гиперид был защитником своей любовницы; но хотя по виду он был уверен в ее оправдании, однако в глубине души чувствовал беспокойство, припоминая, что несколько лет назад куртизанка Феориса, жрица Венеры и Нептуна, была приговорена к смерти.
Фрина должна была явиться пред судилищем в десятый день месяца каргелиона. Накануне этого дня, утром, когда молодой адвокат резюмировал главные доводы защитительной речи; к нему вошла Вакха, подруга Фрины. Лицо ее было печально.
– Что с тобой, – вскричал Гиперид, подбегая к молодой женщине.– Фрина беспокоится и прислала тебя?…
Вакха сделала отрицательный знак.
– Нет, – возразила она;– Фрина продолжает надеяться на тебя, как на оратора и любовника.
– Так что же?
– А я, признаюсь, не так спокойна.
Гиперид хотел вскрикнуть.
– О! пойми меня! – продолжала Вакха, – я не сомневаюсь в твоем таланте и в твоей любви. Но я боюсь… боюсь, что талант и любовь не послужат удостоверением для судей… Мне кажется, чтоб достичь, этого ты имеешь надобность в могущественном покровительстве.
– Могущественное покровительство?.. Если ты кого-нибудь знаешь, кто за все, что я имею, уверил бы меня в спасении Фрины,– назови,– я готов…
Вакха вздохнула.
– Я тебе сказала бы, чтобы я сделала на твоем месте, – ответила она,– но вы, мужчины,– вы, ученые,– вы всего чаще отрицаете наши советы, советы невежественных и слабых женщин.
– Да объяснись же, чтобы ты сделала на моем месте.
– Ты будешь считать меня безумной.
– Безумная может бросить луч света мудрецу.
– Слышал ты о Лизандре, о пастухе горы Гиметты…
– Который читает в будущем посредством зеркала, подаренного ему персидским магом Осоранесом в благодарность за то, что он помешал ему погибнуть. Да, я слыхал о Лизандре и его волшебном зеркале. И ты хочешь, чтоб к нему я отправился за советом?
Гиперид засмеялся. Вакха склонила голову.
– Я была уверена, - прошептала она, – что ты посмеешься надо мной, но что это доказывает? Что ты имеешь менее любви к ней, чем я дружбы, потому что при малейшей надежде быть ей полезной, я не остановилась бы ни перед каким поступком, каким бы он ни показался смешным и странным.
Гиперид перестал смеяться, и сжав руку куртизанки, вскричал:
– Вакха, клянусь Юпитером, ты права! Я увижу Лизандра.
Вакха радостно воскликнула.
– Но, – возразил Гиперид , – в какой местности Гиметты живет он?
– Я знаю, – ответила Вакха.
– Ты уже спрашивала его!
– Да; я хотела узнать долго ли будет меня любить Тимей.
– А что он сказал тебе?
– Правду!.. Он. отвечал мне, что Тимей будет любить меня до тех пор, пока я буду любить его. Я первая бросила его.
– О! о! На самом деле, после такого верного предсказания нельзя сомневаться в науке пастыря.
– Ты еще смеешься?
– Что тебе до этого, если я готов за тобой следовать?
– В путь же!
– В путь!
Лизандр, счастливый обладатель волшебного зеркала, подарка персидского мага, жил в хижине на вершине Гиметты.
Ему было от двадцати пяти до двадцати шести лет; его манеры и разговор согласовались с его личностью, покровительствуемой богами, хотя были несколько быстры и фантастичны.
Он сидел за крынкой молока и куском хлеба, когда Гиперид и Вакха явились к нему. Он ни мало не смешался от их прихода, и когда закончил завтрак сказал им:
– Что вам от меня нужно?
– Посоветоваться с тобой, – отвечал Гиперид.
– О чем?
– Об участи женщины, которую мы любим.
– Ее имя?
– Фрина!
– Фрина!?
Лизандр повторил это имя с странной улыбкой. Было ясно, что он слышал его и благодаря, его зеркалу, давно уже познакомился с нею. Смотря на Гиперида и Вакху он продолжал:
– А что вы желаете знать? Жизнь ее разве в опасности? Разве она путешествует где-нибудь? Больна ли она?
– Твой вопрос меня удивляет, Лизандр, – возразил Гиперид; – как можешь ты не знать того, что уже две недели как не тайна для Афин. Фрина обвинена в богохульстве и на завтра должна по этому случаю предстать пред судилищем гелиастов.
Пастух пожал плечами.
– Если б мне было нужно припоминать и беспокоиться обо всем, что я слышу о вашем свете, - отвечал он, – мне некогда было бы заниматься собой.