Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Крик восторга вылетел из груди двухсот судей.
Фрина перед ареопагом. Фрагмент картины Ж.Л. Жерома. 1861 г.
Охваченные суеверным ужасом, но еще более восхищенные удивительной красотой, предстоявшей перед ними,– сладострастно округленною шеей, свежестью и блеском, тела,– гелиасты, как один человек, провозгласили
Жаба Евтихий был покрыт стыдом… его ярость удвоилась при виде радостной гетеры, свободно уходившей под руку со своим милым адвокатом. Исход процесса Фрины был событием в Афинах.
Афинские куртизанки все явились к Фрине с поздравлениями.
Одна из них, Фивена, от всех написала Гипериду письмо сочиненное поэтом Альцифроном, в котором от имени всех афинских куртизанок было предложено воздвигнуть ему статую. Но Гиперид отказался от подобной чести, быть может, потому, что в глубине души он считал Лизандра достойнее этой почести.
Во всяком случае, после подобного успеха, он, да простят нам это выражение, – встречал любовь на каждом шагу.
В тот день в который он разошелся бы с Фриной, каждая гетера сочла бы за счастье предложить себя спасителю всей корпорации.
Будем продолжать историю жизни Фрины и рассказ о любви ее к Праксителю-ваятелю.
Праксителю достаточно было увидать Фрину, чтоб представить ее смертным под видом богини любви. Говорят, что сам Пракситель влюбился в свое создание, и продав оное, просил его за себя за муж. И никто не был оскорблен безумной страстью артиста, видя в этом поклонении невольную почесть красоте богини.
По-видимому, со стороны Праксителя было бы гораздо проще жениться на модели, принадлежавшей ему. Но существовали причины, почему ваятель, не хотел этого союза, – серьезные причины, которые мы объясним впоследствии. Как женщина, Фрина была совершенством красоты; но ей не доставало выражения, выражения, которое художник должен был заимствовать у другой женщины…
И это заимствование было причиной разрыва Праксителя с Фриной. Фрина не простила ваятелю, что он осмелился оживить воспроизведение ее тела посторонней душой.
Но в первые месяцы любви Пракситель и Фрина обожали друг друга. Они посвящали один другому все свое время, но должно сознаться, что большая часть издержек приходилась не на долю ваятеля, в котором искусство господствовало над любовью. Это так справедливо, что однажды Пракситель сказал Фрине.
– Я тебе много обязан, Фрина, за доставленные наслаждения, за славу; мне хочется поквитаться с тобой… Но золота ты не захочешь; выбирай прекраснейшую из моих статуй: она твоя.
Фрина вскрикнула от радости при этом предложении; но после краткого размышления сказала:
– Прекраснейшую из статуй?.. А которая из них самая прекрасная?
– Это меня не касается, – возразил, смеясь, Пракситель.– Я тебе сказал: выбирай…
– Но, я ничего не смыслю.
– Тем хуже для тебя.
Фрина обвела жадным взглядом мастерскую, наполненную мрамором и бронзой.
– Ну? – спросил артист.
– Я беру твое слово, – ответила молодая женщина. – Я имею право взять, отсюда статую. Мне этого достаточно: я в другое время воспользуюсь моим правом.
– Хорошо.
Несколько дней спустя Пракситель ужинал у своей любовницы. Во время ужина быстро вошел невольник, исполнявший свой урок.
– Что случилось?
– спросила Фрина.
– У Праксителя, в его мастерской, пожар, – отвечал он.
– В моей мастерской! – вскричал Пракситель, быстро поднявшись с своего места. – Я погиб, если пламя уничтожит моего Сатира или Купидона.
И он бросился вон.
Но Фрина, удерживая его, сказала, с лукавой усмешкой:
– Дорогой мой, успокойся: пламя не уничтожит ни Сатира, ни Купидона; оно даже не коснулась твоей мастерской, все это пустяки. Я хотела узнать только, какой из статуй ты отдаешь предпочтение… теперь я знаю, С твоего позволения, я возьму Купидона.
Пракситель закусил губу, но хитрость была так остроумна, что сердиться было невозможно.
Фрина получила Купидона, которого через нисколько лет она подарила своему родному городу.
– Я обессмерчу тебя! – сказал Пракситель Фрине в одну из восторженных минут любви и благодарности. – Обожаемая при жизни, я хочу, чтоб ты была обожаема и после смерти. Я хочу, чтоб через тысячи лет люди в восторге перед твоим образом, спрашивали самих себя: женщина ли это или скорее сама Венера, которая ради моей славы и их восхищения, сошла на землю и явилась ко мне?…
Прельщенная идеей пережить себя и внушать еще на земле желания в то время, когда она ее покинет, Фрина не отказала Праксителю; то были сладостные сеансы, во время которых художник часто уступал место любовнику, забывая триумф будущего для наслаждений настоящего. Тем не менее работа над статуей статуя продвигалась: еще несколько дней работы, и Пракситель мог бы отдать свое новое произведете на всеобщее восхищение. Тело было совсем окончено; только лицо не удовлетворяло ваятеля. Фрина удивлялась; она находила лицо столь же прекрасным, как и все остальное; оно было похоже на неё.
– Что же ты еще хочешь здесь делать? – спрашивала она Праксителя.
– Не знаю. Но голова эта не должна быть такою.
И целые часы он проводил в задумчивости, созерцая эту голову, отыскивая чего в ней не достает.
Ей не доставало выражения. Нельзя дать того, чего нет. Фрина по природе была меланхолична, недаром ее называли плачущей. А Венера, мать любви, не умела быть печальной; если в глазах ее когда либо блистала слеза, то была слеза наслаждения.
В нетерпении от бесконечной мечтательности ваятеля, Фрина начала на него дуться.