Жизни Кристофера Чанта
Шрифт:
И она принялась вертеть браслет, пытаясь стянуть его с предплечья.
Крупная длинная ступня и большая часть ноги, прикрытой платьем ржавого цвета, появились из-за золотой статуи. Кристофер смирился с тем, что ему конец. Но Богиня, поняв, что ни за что не успеет вовремя снять браслет, схватила его ладонь и приложила ко всей груде звенящих украшений на ее руке.
Как и в прошлый раз, всё стало туманным, и Кристофер провалился сквозь окружающее на кровать в дортуаре. Бабах!
– Не делал бы ты так, а? – вздрогнув, проснулся Феннинг. – Ты что, не можешь контролировать
– Могу, – ответил Кристофер, покрываясь потом при мысли о том, как едва не попался. – Такой сон я больше никогда не увижу.
В любом случае, всё это просто глупо: живая девочка, делающая вид, будто она богиня, которая является всего лишь изъеденной червями деревянной статуей. Он ничего не имел против самой Богини. Он восхищался ее сообразительностью, и ему хотелось бы научиться и очень глупому выражению, и тому трюку с исчезающими книгами. Но оно не стоило риска.
Глава 8
Остаток весеннего семестра Кристофер регулярно посещал Везделки с Такроем, но сам по себе не пытался никуда заглянуть. К этому моменту дядя Тенни организовал целый цикл экспериментов. Кристофер встречался с Такроем в Первой серии, Третьей, Пятой, Седьмой и Девятой, а потом – в Восьмой, Шестой, Четвертой и Второй. Всегда именно в таком порядке, но не всегда в одном месте или возле одной и той же лощины. В каждой Везделке ждали люди с грудой пакетов, в которых, если судить по весу и на ощупь, каждый раз находились разные вещи. Свертки в Первой серии всегда были шишковатые и тяжелые, а в Четвертой – гладкие коробки. Во Второй и Пятой сериях они были мягкими и пахли рыбой, что имело смысл, учитывая, что обе Везделки отличались обширными водными пространствами. В Восьмой Серии женщины всегда выдыхали чесночный запах, и тот же сильный запах исходил каждый раз от свертков. За исключением этого, никаких правил, похоже, не существовало. Кристофер познакомился с большинством людей, поставлявших пакеты, и смеялся и шутил с ними, загружая безлошадную повозку. И по мере продолжения экспериментов волшебники дяди Тенни постепенно усовершенствовали повозку. К концу семестра она передвигалась сама по себе, и Такрою с Кристофером больше не приходилось затаскивать ее по лощинам в Место Между.
На самом деле эксперименты стали такими однообразными, что не слишком отличались от школы. Работая, Кристофер думал о своем – точно так же, как в школе во время уроков магии, английского и в церкви.
– Почему мы никогда не ходим в Одиннадцатую серию? – спросил он Такроя, когда они поднимались по одной из лощин Первой серии с очередным тяжелым шишковатым грузом, скользящим позади на повозке.
– Никто не ходит в Одиннадцатую, – отрывисто ответил Такрой, явно желая сменить тему.
– Почему? – спросил Кристофер.
– Потому что там живут странные недружелюбные люди – если только их можно назвать людьми. Никто не знает о них почти ничего, поскольку они чертовски стараются, чтобы их никто не видел. И на самом деле Одиннадцатая не серия: там только один мир. И это всё, что мне известно.
У Кристофера возникло ощущение, что Такрой знает больше, чем говорит, однако он отказался рассказывать что-либо еще, и это страшно раздражало. Но на той неделе Такрой пребывал в плохом настроении. Его леди с замашками бабушки слегла с гриппом, и Такрою приходилось иметь дело с суровой девушкой, играющей на флейте.
– Где-то в нашем мире, – вздохнул он, – есть леди, которая играет на арфе и не возражает,
Возможно, оттого что он всё время так говорил, у Кристофера возник романтический образ Такроя, голодающего в своей мансарде и страдающего от безответной любви.
– Почему дядя Тенни не позволяет мне повидать тебя в Лондоне? – спросил он.
– Я же просил тебя прекратить это, Кристофер, – сказал Такрой и оборвал дальнейший разговор, шагнув в туманы Места Между вместе с покачивающейся позади него повозкой.
Романтическое жилище Такроя не давало покоя Кристоферу весь тот семестр, особенно когда благодаря случайно оброненному в дортуаре слову он понял, что никто из остальных мальчиков никогда не встречал найденыша.
– Хотел бы я быть найденышем, – сказал Онейр, – тогда мне не пришлось бы заниматься отцовским бизнесом.
После этого Кристофер почувствовал, что не возражал бы даже против встречи с девушкой, играющей на флейте.
Но это вылетело у него из головы, когда обнаружилась неразбериха с договоренностью насчет Пасхальных каникул. Мама написала, что он должен поехать к ней в Геную, но в последний момент оказалось, что она едет в Веймар, где для Кристофера нет места. Ему пришлось провести в школе почти неделю в одиночестве, когда все разъехались по домам, пока школа писала дяде Чарльзу, а дядя Чарльз договаривался с другим папиным братом – дядей Конрадом, – чтобы тот забрал его на четыре дня. Тем временем, поскольку школа закрывалась, Кристофера отправили в Лондон к дяде Тенни.
К разочарованию Кристофера, дядя Тенни был в отъезде. Большая часть его дома была закрыта – повсюду запертые двери, а из людей одна экономка. Кристофер провел несколько дней, бродя по Лондону в одиночестве.
Это было почти так же здорово, как исследовать Везделки. Там были парки, памятники и уличные музыканты, и каждую дорогу, даже самую узкую, заполняли двуколки и экипажи. На второй день Кристофер оказался на рынке Ковент-Гардена, среди груд фруктов и овощей, и оставался там до самого вечера, завороженный носильщиками. Каждый из них мог, даже не покачиваясь, нести по меньшей мере шесть заполненных корзин, поставив их высокой стопкой на голове. Наконец, Кристофер развернулся, чтобы уходить, и увидел знакомую крепкую фигуру в зеленом камвольном костюме, шагающую по узкой улице впереди него.
– Такрой! – закричал Кристофер и помчался за ним.
Такрой, похоже, не услышал. Он продолжал идти, удрученно склонив кудрявую голову, и свернул в следующую узкую улицу, прежде чем Кристофер успел догнать его. Когда Кристофер на всей скорости влетел туда, там уже никого не было. Но он знал: это точно был Такрой. Должно быть, мансарда где-то рядом. Остаток своего пребывания в Лондоне он провел, болтаясь в районе Ковент-Гардена, надеясь снова увидеть Такроя, но ничего не вышло. Такрой больше не появлялся.
Затем Кристофер отправился в дом дяди Конрада в Уилтшире, где главной неприятностью оказался кузен Фрэнсис. Кузен Фрэнсис был ровесником Кристофера и принадлежал к тому типу мальчиков, которых Феннинг называл «самодовольный болванчик». Кристофер презирал Фрэнсиса за это, а Фрэнсис презирал Кристофера за то, что тот вырос в городе и никогда не участвовал в псовой охоте. Существовала и другая причина, которая выяснилась, когда Кристофер в седьмой раз тяжело упал с самого спокойного пони в конюшне.