Жизни Кристофера Чанта
Шрифт:
– Хвала Ашет! Я уж думал, вы не придете!
– Да, поторопись, – сказал Такрой. – Это место безопаснее, чем языческий город, но всё равно поблизости могут оказаться враги. Кроме того, чем быстрее ты закончишь, тем быстрее мы сможем пойти поработать над твоей передней защитой [6] .
Кристофер поспешно принялся перекатывать бочонки с железной телеги на повозку. Когда все бочонки были загружены, он поспешил закрепить ремни, удерживающие на ней груз. И, конечно же, поскольку он торопился, один из ремней выскользнул у него из
6
Один из основных ударов в крикете, главная цель которого отбить мяч, а не набрать раны. Так что бэтсмен не пытается выбить мяч за пределы питча, и тот падает рядом с ним.
– Слезай! Убирайся оттуда! – крикнул Такрой, безрезультатно пытаясь оттащить Кристофера туманными руками.
По-прежнему лежа поперек бочонков, Кристофер поднял взгляд и увидел гигантский крюк на цепи, несущийся к нему так стремительно, что убежать он всё равно не успел бы.
И это всё, что он знал. Следующее, что он смутно осознал: он лежал на тропе своей лощины рядом с пижамой. Он понял, что от удара гигантского крюка потерял сознание – счастье еще, что он практически лежал на повозке, иначе Такрой ни за что не смог бы привезти его домой. Пошатываясь, Кристофер переоделся в пижаму. Голова болела, так что он, волоча ноги, вернулся прямо в кровать в дортуаре.
Наутро не осталось даже головной боли. Он забыл обо всем и сразу после завтрака отправился играть в крикет с Онейром и шестью другими мальчиками.
– Чур, я отбиваю первый! – крикнул он.
И все в тот же самый момент закричали то же самое. Но биту нес Онейр и он не собирался ее отдавать. Все, включая Кристофера, вцепились в него. Последовала глупая веселая потасовка, которая закончилась, когда Онейр с шутливой угрозой размахнулся битой по дуге.
С тяжелым хрустом бита встретилась с головой Кристофера. Он помнил, как услышал еще один отчетливый треск – прямо над левым ухом, точно кости его черепа ломались, как лед на луже. Затем, совершенно так же как прошлой ночью, он больше ничего не осознавал.
Очнувшись, Кристофер понял, что прошло немало времени. Хотя у него на лице почему-то оказалась простыня, он видел, как вечерний свет льется в окно, находящееся высоко в углу. Он страшно замерз – особенно ноги. По-видимому, кто-то снял с него ботинки и носки, чтобы уложить в кровать. Но куда его положили? Окно находилось не там, где должно бы быть в дортуаре – как и в любой другой комнате, где ему приходилось спать, коли на то пошло. Кристофер стянул простыню и сел.
Он сидел на мраморной плите в холодной, полутемной комнате. Неудивительно, что он замерз. На нем было только нижнее белье. Вокруг него стояли другие мраморные плиты, в большинстве своем пустые. Но на некоторых лежали люди – абсолютно неподвижные и с головой накрытые простынями.
Кристофер начал подозревать, где он оказался. Завернувшись в простыню, чтобы хоть чуть-чуть согреться, он соскользнул с мраморной плиты и
На другом конце холодной комнаты находилась большая металлическая дверь. Кристофер схватил ее за ручку и потянул. Когда дверь оказалась запертой, он принялся пинать ее, барабанить по ней обеими руками и дергать ручку. Он всё еще пытался уговорить себя быть благоразумным, но его трясло, а паника стремительно выходила из-под контроля.
Примерно через минуту дверь распахнулась, и в проеме появился толстый веселый мужчина в белом рабочем халате и раздраженно уставился перед собой. Поначалу он не заметил Кристофера. Он смотрел поверх его головы, ожидая кого-то более высокого.
Кристофер осуждающе запахнул простыню.
– Чего ради вы запираете эту дверь? – вопросил он. – Здесь все мертвые. Они не убегут.
Мужчина опустил взгляд на Кристофера и издал тихий стон. Его глаза закатились к потолку, а пухлое тело соскользнуло по двери и рухнуло к ногам Кристофера в глубоком обмороке.
Кристофер подумал, что он тоже умер. Это стало последней каплей. Он перепрыгнул через тело мужчины и понесся по коридору, обнаружив, что находится в больнице. Его пыталась остановить медсестра, но к этому моменту Кристофер уже не способен был ничего воспринимать.
– Где школа? – завопил он. – Я пропускаю тренировку по крикету!
Полчаса после этого в больнице творился полный хаос, когда все пытались поймать труп пяти футов ростом в развевающейся простыне, который носился туда-сюда по коридорам, крича, что пропускает тренировку по крикету.
Наконец, они поймали его рядом с Родильным отделением, где доктор поспешно дал ему что-то усыпляющее.
– Успокойся, сынок, – сказал он. – Знаешь, для нас это тоже шок. Когда я видел тебя в последний раз, твоя голова напоминала раздавленную тыкву.
– Я пропускаю тренировку по крикету, говорю же вам! – воскликнул Кристофер.
Он проснулся на следующее утро в больничной кровати. Мама и папа сидели рядом с ней друг напротив друга. Темная одежда и бакенбарды с одной стороны, духи и красивые цвета – с другой. И словно чтобы доказать Кристоферу серьезность случившегося кризиса, они даже разговаривали друг с другом.
– Ерунда, Козимо, – говорила мама. – Доктора просто ошиблись. У него было лишь сильное сотрясение, и мы оба зря испугались.
– Школьная заведующая тоже сказала, что он мертв, – угрюмо произнес папа.
– Взбалмошная женщина, – ответила мама. – Я не верю ни единому ее слову.
– А я верю. У него не одна жизнь, Миранда. Это объясняет многое в его гороскопе, что всегда озадачивало…
– О, вздор эти твои гороскопы! – воскликнула мама. – Замолчи!
– Я не стану молчать, когда знаю правду! – практически закричал папа. – Я сделал то, что следовало сделать, и послал телеграмму де Витту насчет него.