Жнец и его тень
Шрифт:
Пока мысли Велеслава метались, как бесноватые, пытаясь хоть что сообразить, голос раздался, будто с самих Небес:
— А ты, Ярогнева, прежде чем людей страшать, подумай о том, что не у одной тебя тут отец силой наделён. Вот намекну батюшке, что казначеевой дочери осьмнадцатый годок пошёл, а она всё в девках ходит. Что сокольничий недавно в третий раз овдовел. И пусть пятый десяток разменял, слухи ходят, что до ласк он сильно охоч, ни одна жена не выдерживает — а с твоей натурой огненной будет в самый раз…
Боярышня тут же
— Княжна…
— Княжна, княжна, — подтвердила Варвара, — а в будущем ещё и княгиня. Мне на роду написано за порядком следить. Так что ежели узнаю, что ещё кому-то отцовским гневом угрожаешь — мигом за сокольничим замужем окажешься.
И куда только вся дерзость подевалась? Задрожала Ярогнева, как лист на ветру, залебезила:
— Ты не серчай княжна, не серчай. Пошутила я слегка, да перестаралась…
И бочком-бочком с глаз долой исчезла.
Отвесил Велеслав Варваре шутовской поклон, проговорил просто, как раньше разговаривали:
— Спасибо тебе великое. Вот теперь и ты меня выручила — а то съела бы гадюка живьём и не подавилась!
А после улизнуть попытался — пока мысли горестные не вернулись, душа не заболела.
Двух шагов сделать не успел, как окликнула:
— Велеслав! А ну стой, где стоишь!
Не по чину княжне напрямую перечить, остановился. Обошла его Варвара, в глаза взглянула соколом:
— Что ж ты от меня, аки тать лесной, вечно бегаешь?
Разум наплести чего подсказывал, на дела сослаться, на случайности… Не смог. Не захотел. Притянул к себе, к груди прижал — как в последний раз. И впервые за долгие дни тепло вдруг сделалось, будто лёд на сердце растаял. Молчал мгновение — бесконечно долгое, — навсегда в памяти сохранить стараясь.
— Тяжко мне, княжна, с тобою рядом находиться. Улыбку видеть, голос слушать, рук твоих нежных нечаянно касаться, зная, что никогда ты моей не будешь.
Щеки Варвары вмиг румянцем окрасились, застыла, что сказать не зная, только дыхание слышно, частое и жаркое. Выдавила из себя почти жалобно:
— Не называй меня княжной. Хотя бы ты.
Велеслав к губам её наклонился, так близко, как только мог, границу тонкую, незримую… нерушимую не пересекая:
— И что тогда мне делать прикажешь? Если каждый миг рядом, но не вместе, больнее сабли ордынской ранит. Может, дашь разрешение, что в ту ночь я поклялся спрашивать?
Не ответила. Да и глупо было надеяться. Слишком тяжела корона княжеская, чтобы так просто от гнёта её освободиться.
— А раз так, не трави душу. Терем велик, будем жить, как жили.
Хотел было тотчас отпустить, отстраниться, да руки словно одеревенели. Долго пришлось остатки воли собирать, чтобы от тепла волшебного, света своего единственного в вечный холод вернуться.
Но всё ж таки он ушёл, злую судьбу на чём свет проклиная. На этот раз Варвара не стала его останавливать.
В светлицу свою возвратился, на перину упал, руками в подушку
Минул час, а может два — совсем он счёт времени потерял. Уж полная луна взошла, свет, сквозь окно пробившийся, серебристые узоры на полу нарисовал.
В дверь постучали. Уверенно, требовательно. Видеть никого не хотелось до омерзения, но как не помнить, что на службе он, обязанностями наделён. Встал Велеслав нехотя, засов отодвинул, да так и замер, глазам своим не веря.
Варвара воровато огляделась, внутрь его подтолкунла легонько, да створку поплотней за собой затворила.
— Долго я над твоими словами думала, о долге княжеском себе напоминала, — степенно говорит, как княжне подобает, а голосок нет-нет, и дрогнет, — да вот только не хочу я по уму поступить, чтобы всю жизнь маяться да об том жалеть.
— Это разрешение? — спросил, потому что должен был спросить, а чувство такое, будто солнце посреди ночи разгорается.
Улыбнулась, словно тяжкий груз с души сбросила. Пошутила даже:
— Это приказ.
Переоценивают, ох переоценивают люди смысл первого поцелуя. Во второй раз даже лучше получилось.
Глава 21
? О материальном и потустороннем
Казалось, что профессор философии просто мирно задремал в кресле, зачитавшись интересной публикацией. Его душа, как часто бывает, ещё не осознавая, что с ней произошло, привычно приблизилась к большому окну, разглядывая, как красное солнце закатывается за горизонт.
Жнец бросил взгляд на обложку лежащей на столе книги, откуда с фотографии смотрело улыбающееся лицо автора, того самого, чья душа сейчас меланхолично смотрела вдаль.
— У вас очень интересные работы, профессор. Мне несколько раз попадались ваши статьи.
Он лихорадочно обернулся, смущённый присутствием постороннего.
— Что вы делаете в моей квартире?
Жнец привычно кивнул, коснувшись шляпы:
— Прошу прощения, я не представился. Смерть.
Душа нервно рассмеялась:
— Скверная, очень скверная шутка, молодой человек. Если вы пришли меня убить, не обязательно делать это с таким бульварным романтизмом. Только кому перешёл дорогу простой философ?
— Боюсь, вы неверно меня поняли. Я никого не убиваю, лишь провожаю людские души.
— В этом случае вынужден сказать вам, что вы говорите антинаучный вздор. Я мыслю — следовательно, я существую. В случае моей смерти я бы не видел ни вас, ни этой комнаты — ничего… О, я понял! Это осознанный сон, так ведь? Я уделял такой практике достаточно мало внимания, но некоторые мои коллеги…