Жонглер с тиграми
Шрифт:
Тревожная новость.
— А что они пьют? — спросил я, не будучи вполне уверен, что хочу знать ответ — как раз в этот момент прямо на нас летел, сверкая фарами и отчаянно гудя, очередной грузовик.
— В основном «Тандерболт» [41] . Крепкое пиво.
Крепкое — не то слово. Это настоящая солярка, и на голову пьющего оно оказывает примерно такое же воздействие, какое динамит — на сносимое здание.
41
«Thunderbolt» — «Удар молнии». Один из сортов крепкого (8 %) лагера с консервантами (в осн. диоксид серы)
— Как же они не засыпают? Ведь от пива клонит в сон! Алкоголь — это депрессант! — поразился я.
— А они ещё принимают таблетки. Амфетамины.
Ёрш с «колесами» вприкуску!.. Одному Богу ведомо, что видят они сквозь покрытые разбившимися насекомыми ветровые стекла своими красными глазами.
Опрокинутые грузовики и разбитые легковушки украшали шоссе на манер километровых столбов, встречаясь нам с такой же регулярностью. Пострадавших я не видел, и вообще никого рядом с битыми машинами не было. Лишь кольцо, выложенное из камней, окружало каждую. В одном месте лежала сбитая кем-то корова; ее тоже окружал барьер из кусков камня — в этом было нечто, напоминавшее языческие погребальные обряды.
При виде коровы Харрикат покачал головой.
— Корова может обойтись очень дорого.
— Большой штраф?
— Нет. Но жители деревни разозлятся и потребуют большую компенсацию.
Позже один европейский бизнесмен в отеле рассказал мне, что его машина однажды сбила ребенка, который ночью перебегал шоссе и неожиданно выскочил прямо перед автомобилем. Компании, где работал этот бизнесмен, пришлось в порядке компенсации выстроить для деревни новую школу. Жизнь в Индии стоит недорого — а вот смерть может обойтись в копеечку.
Страшное путешествие я решил оправдать посещением Тадж-Махала, мраморного чуда, построенного императором Шах Джаханом в память его жены [42] — та умерла родами, причем это были четырнадцатые ее роды. Двадцать тысяч рабочих двадцать лет строили этот мавзолей — правда, когда его посетил я, кислотные дожди и другие последствия загрязнения окружающей среды уже заметно потрудились над разрушением шедевра [43] . Мавзолей оказался меньше, чем я себе представлял, хотя Харрикат, который оказался вдобавок и гидом, сказал, что когда Тадж-Махал только что построили, он, вероятно, выглядел больше.
42
Шах-Джахан (1-я половина XVII в.) планировал напротив мавзолея Мумтаз-и-Махал — «Жемчужины Дворца» (так звали его жену), на другом берегу Джамны, построить копию «Венца Дворцов» (перевод названия мавзолея) из черного камня — для себя самого, и даже успел начать строительство платформы для него, но его планам помешал сын Аурангзеб, который сверг Шах-Джахана и заточил его в агрском форте. Гиды непременно рассказывают, как сынок отвел папаше камеру, из окна которой тот мог любоваться гробницей жены. После смерти Шах Джахан был погребен рядом с женой.
43
И не только они. Первый и самый тяжелый удар по мавзолею нанесли британские солдаты, выковырявшие из его стен самоцветы, которыми он был инкрустирован, и повредившие фонтаны окружающего мавзолей парка.
— Не понимаю, — признался я.
— Люди тогда были ниже, — объяснил он.
У меня был заказан номер в гостинице «Тадж Вью» — «Вид на Тадж», но либо отель, либо Тадж оказались не на месте, и вместо залитого лунным светом мраморного мавзолея мне пришлось любоваться болотом, бывшим некогда плавательным бассейном [44] .
— Где мой вид на Тадж? — спросил я, набрав (как я думал) номер службы размещения.
Последовала пауза, затем мне неуверенно ответили:
44
В путеводителе этот отель обозначен как пятизвездочный и якобы действительно дающий постояльцам возможность любоваться Таджем прямо из номеров. Может быть, окна номера м-ра Келли выходили не на ту сторону?..
— Я не знаю такой вопрос, сэр.
— Когда я заказывал номер из Дели, то я просил дать мне комнату с видом на Тадж-Махал, — объяснил я, стараясь говорить медленно и отчетливо.
— Сэр, вы, наверно, набирали не такого телефона. Я — доставка еды в номер.
Через несколько минут я снова позвонил по тому же номеру. На этот раз специально: я проголодался.
— Бог с ним, с видом, — сказал я. — Принесите, пожалуйста, «клубный сэндвич» [45] .
Итак, я временно сменил гостиничный номер в Дели на гостиничный номер в Агре, а в любом гостиничном номере в общем-то нечего делать, кроме как спать. Поскольку это занятие можно назвать моим хобби, я повалился на кровать и попытался обдумать свое житье в Индии. Приходилось признать, что до сих пор мои достижения сводились к тому, что я заживо жарился на солнце и открывал для себя все новые вариации джин-тоника. Все, что я придумал для торговцев телевизорами из Старого Дели, оказалось слишком дорогим для них; клиент с матрацами из кокосового волокна мог в любой момент обратиться в другое агентство — если не придумать для него что-нибудь ударное… Вот теперь мне подарили смысл жизни: обеспечить безопасность индийских дорог. Задача столь же безнадежно-масштабная и устрашающе-дерзновенная, что и, например, электрификация Советской России. Я зажмурился, надеясь, что мои неприятности как-нибудь исчезнут — или хотя бы забудутся на время.
45
Club sandwich — вид бутерброда из 2–3 слоёв хлеба, с несколькими видами мяса, ломтиками помидоров, салатом-латуком и соусом (майонезом).
Но куда там. Ведь я лежал на матраце, из-за окон доносился шум и гудки машин, а потом я включил телевизор — и убедился, что и тут телевизор не показывал «лучшие» программы. На одном из каналов премьер-министр Раджешвар Рао выступал перед каким-то собранием. Он говорил с закрытыми глазами. Может быть, тоже надеялся, что его проблемы как-нибудь исчезнут сами собой…
Если от поездки из Дели в Агру у меня вставали дыбом волосы, то обратная дорога могла довести до инфаркта. Казалось, будто первая поездка была генеральной репетицией, а теперь мы принимали участие в премьере. Чтобы довершить картину, начался ливень.
— Наденьте «дворники», — напомнил я Харрикату, когда ветровое стекло стало как будто волнистым из-за струй воды, и разглядеть что-либо на дороге было уже невозможно.
— «Дворники» не работают, — сообщил он.
М-да. Теперь у старухи с косой были на руках все козыри. Но Харрикат оказался человеком находчивым. Он попросту высунул голову из окна и вел машину в такой позиции. Мимо проносились камикадзе, замаскированные под грузовики и автобусы. Добравшись до своего отеля, я был уже в полуобморочном состоянии и с твердым решением — больше никогда, никогда, никогда не выезжать за пределы Дели на машине.
Вечером, приводя в порядок свою нервную систему при помощи нескольких больших порций джин-тоника (индийского с лимоном), я разговорился с одним американцем из Хьюстона (Техас). Он торговал компьютерным обеспечением. Сообщив это, он спросил, а что делаю в Индии я. Я сказал — работаю в рекламном агентстве. Рассказал я ему и о том, что пытаюсь придумать кампанию в поддержку безопасности движения.
— Забавно, — заметил американец. Американцы всегда говорят «забавно» — даже если американцу сообщить, что его жена только что сбежала с соседом, а единственного ребенка похитили афганские повстанцы, он скажет «забавно». — Непростая у вас работёнка. Но по крайней мере вы англичанин.
— А при чем тут это?
— Да вот вспомнил свой первый приезд в Индию — лет шесть или семь назад. Представьте: полночь, жарища адова. Я беру такси до отеля, до этого вот самого. Ехали всего полчаса, но это был сплошной кошмар: парень на всех перекрестках едет на красный свет, чуть не сбивает корову на скоростной полосе, а потом выезжает на другую сторону шоссе. Я решаю, что он заснул за рулем и похлопываю его по плечу. Но он не спит. «Слышь, парень, — спрашиваю тогда я, — ты знаешь, что значит белая полоса посреди дороги?». А водила пожал плечами и отвечает: «Не знаю, сэр. Это ещё англичане нарисовали».