Журнал "Вокруг Света" №2 за 1999 год
Шрифт:
И в то самое время, когда у него от страха встал комок в горле, машина остановилась. Импресарио дружелюбно улыбнулся:
— Вот мы и приехали!
В скудном свете фар перед Лаццо открылось действительно огромное здание, деревянный барак — очень высокий и очень широкий. У него снова вспыхнула надежда. Как утопающий за соломинку, он схватился за эту мысль: все очень просто! Здесь, не так далеко от города, был построен новый оперный театр — посреди леса. И здесь он будет петь...
Двое мужчин вышли из машины, и импресарио постучал в дверь барака. Она распахнулась — они скользнули внутрь. Тут ничего разобрать
К ним подошел седовласый мужчина в безукоризненном смокинге.
Импресарио сказал:
— Ваш аккомпаниатор, господин Лаццо. Я провожу вас в гримерную. Вы сможете начать через десять минут?
В течение десяти минут Джузеппе пытался сосредоточиться, но он был слишком взвинчен. Он чувствовал себя как будто на другой планете, где-то по ту сторону человеческой логики. Одно было ясно: через несколько минут он будет петь в огромном деревянном бараке посреди джунглей, где-то в Амазонии. Сумасшедший концерт! И для кого? Для какой публики он будет петь? Кто согласился заплатить 20 000 долларов за подобное представление?
— Господин Лаццо! Вы готовы?
Вот и началось. Джузеппе Лаццо оказался на сцене, где аккомпаниатор уже сидел за роялем. Занавес медленно поднялся, и показался зрительный зал — вернее сказать, не показался! Зал был погружен во мрак. И поскольку певец привык стоять перед публикой, сейчас он застыл совершено оцепенев. Обычно в это мгновение раздавались аплодисменты. Но здесь царила тишина. Угнетающая тишина. Может быть, зал пуст? Получить 20 000 долларов за то, чтобы петь перед пустым залом? Судя по развитию событий, и такое возможно. Но нет, здесь есть люди. Джузеппе слышал типичный шум ожидающей публики — скрип сидений, шелест платьев, сдерживаемое покашливание. Казалось, что там довольно много людей. Но что это за люди? Почему они захотели слушать его в лесу? И почему они не аплодируют, эти... призраки, не позволяют увидеть себя?
Прозвучали вступительные такты к арии о клевете из «Севильского цирюльника», и Джузеппе Лаццо начал петь, сперва довольно робко, так неуверенно, как никогда прежде. И после первой арии — никаких хлопков, ни единого звука. С обвисшими руками оперная звезда стояла как марионетка на сцене. У него появилось чувство, что он перед судьями или учителями, как во время учебы в консерватории. Но одно было точно: призрачная публика его слушала, и это радовало. С тех пор как он дает концерты, он хорошо различает виды тишины. Без каких-либо сомнений, это была почтительная тишина — вместо бурных аплодисментов.
Джузеппе Лаццо достал носовой платок. Пот заливал ему лицо; жара была невыносимая. Но страх исчез. Контакт с невидимой, таинственной аудиторией был налажен. И с этого момента в нем появилось страстное желание: превзойти самого себя.
Джузеппе запел следующую арию. Он пропел всю программу, одну вещь за другой — и в промежутках была такая же тишина.
Через полтора часа занавес бесшумно упал. Все было позади. Импресарио бросился к нему. Впервые его голос не показался Джузеппе таким уж неприятным. Маленький человек был бесконечно благодарен и тронут. Он долго жал руку певца:
— Спасибо, господин Лаццо! Спасибо! Это было чудесно, спасибо!
Джузеппе уже не хотелось задавать никаких вопросов. Он был подавлен усталостью, измучен всеми событиями этого дня. И ему совсем не хотелось углубляться в эту загадку. Сразу после концерта господина Лаццо отвезли в Манаос, а на следующий день он улетел в Рио.
Только через много лет ему открылась невероятная правда. Когда он рассказал эту историю одному своему знакомому бразильскому врачу, тот пробормотал:
— Все это правда. А затем пояснил:
— Я слышал, что приблизительно в двадцати километрах от Манаоса существует одна деревня, в которую никто не осмеливается зайти. Это деревня прокаженных. Да, друг мой, вы пели для прокаженных.
— Но зачем, зачем потребовалась вся эта инсценировка? Фальшивый импресарио, говоривший чужим голосом? Почему 20 000 долларов?
— Ну, фальшивый импресарио, вероятно, был настоящим миллионером. Может быть, филантропом... кто знает, может, он знал кого-то из слушателей, кто был ему очень дорог?
Николай Непомнящий
Истории, собранные со всего света: Человек, которого так и не смогли повесить
23 февраля 1885 года, 6 часов 58 минут. Пастор тюрьмы в Эксетере (Англия), судья и старший надзиратель входят в камеру осужденного на смерть Джона Ли. Сперва священник должен был выполнить свою работу. Сегодня — первая казнь в его жизни. Он, конечно, страшится — и любой может его прекрасно понять. Вчера в тюрьме возводили виселицу, прямо напротив его часовни, и каждый удар молотка буквально пронизывал его с головы до пят.
За сорок лет несения духовной службы в графстве Девоншир он получил хорошую практику, и вся его чувствительная натура ныне протестует против участия в этом «спектакле». Но такова его работа: быть рядом, когда кто-то умирает. Быть рядом, когда умрет Джон Ли. Быть рядом с ним и молиться о спасении его души.
К большому изумлению пастора, осужденный встречает троих вошедших широкой ухмылкой: «А, это вы наконец? Что, уже пробил мой час? Что ж, господа, начинайте.»
Священник спрашивает у него, не желает ли он прежде всего исповедаться.
— А зачем? Мы определенно скоро увидимся снова.
Четверо мужчин проходят во двор к виселице, где мистер Берри, «заплечных дел мастер», связывает осужденному руки за спиной. Священник начинает бормотать молитвы, поднимается на несколько ступенек и занимает место, которое ему предназначено по закону.
— Вы хотите что-нибудь сказать? — спрашивает судья у осужденного.
Джон Ли твердым голосом отвечает:
— Нет, ничего.
Все дальнейшее происходит очень быстро: палач накинул белый капюшон на голову преступника, укрепил у него на шее веревку и подал знак своему помощнику. Священник закрыл глаза и забормотал молитвы еще чуть громче. Помощник дернул за шнур защелки — но люк под осужденным не провалился.