Зима в горах

Уэйн Джон

— Что — были?

— Более честолюбивые планы.

— Да нет, Райаннон, не планы, — сказал он. — Только мечты.

Она кивнула.

— Вот потому-то так оно и лучше. Чтобы мечты не превратились в планы.

Она слабо улыбнулась ему с искренней доброжелательностью, затем стремительно вышла из автобуса и исчезла в темноте.

Роджеру вспомнился сверкающий «форд», стоявший скособочившись на шоссе, колесо, летящее, подпрыгивая, вниз с горы, лысая голова почтмейстера с длинными прядями уложенных на ней волос, — и он вдруг расхохотался. Он смеялся до тех пор, пока у него не заболело под ложечкой — почти так же сильно, как в тот раз, когда Гэрет дал ему под дых. Это воспоминание заставило его снова расхохотаться,

и тут он вдруг осознал, что усталость, нервное напряжение и смятение чувств довели его почти до истерики. Он взял себя в руки и перестал смеяться. Медленно, с достоинством, держась очень прямо, спустился он по ступенькам автобуса и направился к пивной Марио.

На следующее утро Лланкрвис проснулся среди потопа. Облака спустились так низко, что буквально лежали на темных шиферных крышах домов, и тяжелые капли дождя, казалось, с трудом пробивали эту толщу.

Ненастье не слишком огорчило Роджера. Ему даже нравилось в сырую погоду ездить на автобусе — там было уютно, горел свет, все болтали, жалуясь друг другу на то, что пришлось стоять под дождем. Плохая погода как бы делала автобус своеобразным раем, чем-то сказочным — именно таким он и показался Роджеру в ту осеннюю промозглую ночь, когда он впервые увидел его. Напевая себе под нос, Роджер умылся, побрился, оделся и поел. Вместе со сном прошла усталость; после неприятных переживаний, которые выпали на его долю накануне, он надеялся, что грядущий день не будет для него ничем омрачен.

Гараж Гэрета находился в верхней части поселка. Роджер двинулся наверх, глотая туман. Он был в новой кепке. Поняв, что в этом климате нельзя ходить с непокрытой головой, он купил себе большую твидовую кепку, старательно выбрав ее с таким расчетом, чтобы она не была похожа на дешевые кепки, какие носят овцеводы-фермеры (это было бы просто подражанием), и в то же время не казалась бы одной из тех, какие носят спортсмены-джентльмены (это было бы фиглярством). Кепка ему нравилась. Он уже несколько раз надевал ее и смотрелся в зеркало в уединении квартирки, которую миссис Пайлон-Джонс сдавала на лето отдыхающим. Но из какой-то еще сохранившейся застенчивости, из смутного ощущения, что окружающие все время взвешивают и оценивают его, он никак не мог набраться духу, чтобы выйти в этой кепке на улицу. Однако сейчас шел столь сильный дождь, что можно было надеть на голову что угодно. Роджер мог бы обвязать голову скатертью, в таком виде выйти на улицу и никому не показаться эксцентричным.

Дождь барабанил вовсю по металлическим стенкам гаража Гэрета, когда Роджер подошел к нему. Дверь уже была распахнута, и Гэрет сидел за баранкой автобуса, пытаясь убедить мотор разогреться. А мотор лишь громко и жалобно кашлял. День всегда так начинался: мотор был упрямее, чем верблюд. Роджер подождал снаружи, стоя подальше от выхлопных газов, пока Гэрет уговаривал мотор; наконец он мерно затарахтел, и большое желтое тело автобуса задним ходом медленно выкатилось в дождь. Роджер закрыл двери гаража и присоединился к Гэрету. Тот кивнул в знак приветствия и в несколько приемов — вперед-назад, вперед-назад — развернул автобус. Затем они принялись ждать — мотор весело жужжал, и «дворники» расчищали большие полукружия на ветровом стекле. Обычно первые пассажиры, чьи дома стояли ближе к гаражу, садились здесь. Но сейчас не появилось никого. Роджер снял кепку и макинтош, встряхнул их и перекинул через спинку сиденья. Потом достал из сетки кожаную сумку. Теперь он был готов к делу, но никакого дела пока не было.

— Пора ехать вниз, — сказал Гэрет.

Он включил передачу, и они двинулись к перекрестку. Здесь у них была вторая остановка, и обычно человек десять-двенадцать уже дожидалось их. Но на этот раз на мокрой дороге не видно было ни души. Роджер даже подумал, не ошиблись ли они с Гэретом и не воскресенье

ли сегодня. Но нет, была суббота, и люди как раз должны были ехать на работу в Карвенай. Может, сегодня какой-нибудь праздник или что-нибудь еще?

Он не видел выражения лица Гэрета. Крупный торс горбуна неподвижно возвышался над сиденьем. Плечи его кожаной куртки пестрели пятнами дождя; большие руки лежали на баранке — ни намека на раздражение, ни единого жеста, ничего. Автобус двинулся дальше. На следующей остановке тоже никого. Еще на следующей в автобус села одна старуха.

— Надо же, опоздала на автобус, — пояснила она Роджеру, протягивая мокрые монеты.

— Как так? — спросил он, пригибаясь к ней, чтобы лучше расслышать. — Разве это не автобус?

— Да я опоздала на тот, другой, — раздраженно пояснила она, точно ей надоело его ломанье: «Ну, чего он притворяется, будто не знает, что происходит». — На который все сели. Я уже шла по дорожке, а подбежать не смогла. Доктор не велел мне спешить. И потом, я считала, что успею.

— Вы и успели, — сказал Роджер. — Вы же пришли как раз, когда мы подъехали.

Ему хотелось подробнее расспросить старуху, чьи жалкие гроши только и позвякивали в кожаной сумке, на редкость тощей и бессмысленно болтавшейся у него на боку, но Гэрет вдруг повел машину быстрее. Они помчались вниз с горы по середине исхлестанной дождем дороги, с такой скоростью заворачивая на поворотах, что просто дух захватывало. Лицо у старухи сморщилось от страха; Роджер вынужден был сесть и крепко ухватиться за поручень.

— Что он делает? — взвыла старуха, сидевшая через проход от него. — Мы разобьемся.

— Никогда в жизни, — весело ответил ей Роджер. Но сам он вовсе не был в этом уверен. Мокрые каменные ограды, покачиваясь, наползали на них; овцы, пасшиеся на придорожных участках, отскакивали и кидались прочь. Он вдруг почувствовал приступ тошноты. Видимо, он все еще не оправился от шока, когда потерял колесо. Он весь съежился, а ноги стали как ватные — он боялся разбиться.

Дорога пошла ровнее, и скоро — благодарение богу — они уже катили среди полей, приближаясь к шоссе. Гэрет дал полный газ, потом вдруг переключил скорость и резко нажал на тормоз. Отпустил, еще нажал, отпустил. Он пристально смотрел вперед, как будто там было что-то, привлекавшее его внимание. Роджер вытянул шею, стараясь увидеть, что это такое. Сквозь пелену дождя он разглядел впереди другой автобус. Он был всего в каких-нибудь ста ярдах от них и как раз выехал на шоссе, когда они приближались к развилке. Автобус этот был такой же, как у Гэрета, только темно-красный, вернее, даже бурый, цвета печенки на прилавке мясника.

Гэрет прибавил скорость, быстро посмотрел направо и налево и, не останавливаясь, пересек белую линию. Он явно хотел нагнать бурый автобус. Отчаянно нажимая на акселератор, он ликвидировал разрыв, и теперь обе машины мчались вперед голова в голову. Шофер бурого автобуса и виду не подавал, что заметил погоню. Остановок больше не предвиделось, так как они выехали на дорогу, которую регулярно обслуживала компания «Дженерал». Поэтому оба автобуса мчались на большой скорости и с грохотом влетели в Карвенай — казалось, бурый автобус тащил за собой на буксире желтый.

Они выскочили на площадь, развернулись и стали. И тут впервые Гэрета прорвало.

— Чертов негодяй! — воскликнул он. — Он же занял мое место!

Бурый автобус в самом деле остановился как раз возле статуи сэра Неизвестно-Как-Его, заняв то место, где обычно ставил свой автобус Гэрет. Роджера это возмутило не меньше, чем Гэрета. Точно кто-то хладнокровно объявил, что Гэрета не просто выжили отсюда, а вычеркнули из списка живых.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал Роджер.

Он открыл дверь и стал в сторонку, давая сойти старухе. Схватившись дрожащей рукой за поручень, она с трудом спустилась со ступенек.