Зимние солдаты
Шрифт:
Зотиков фотографирует образец антарктического льда. 1985
Пожалуй, только когда мы начали изучать теорию реактивных двигателей, возникали такие же неожиданные и волнующие выводы и вопросы. Например, лектор рисовал на доске тонкостенную трубу и показывал, что если эта труба будет двигаться в воздухе вдоль своей оси и в середине этой трубы начать подводить тепло, то возникнет сила, стремящаяся двигать
– А куда, как вы думаете, куда, к какому месту трубы приложена здесь сила тяги?
И мы осеклись. Ведь мы знали, что труба в нашем рассуждении была теоретическая, с бесконечно тонкими стенками, к ее торцу никакую силу не приложишь, к стенке тоже, потому что газ, воздух, в котором мы предполагали двигающейся трубу, был у нас идеальным, то есть не обладающим трением. И мы долго и радостно спорили.
Но в этом примере я опередил события. А, возвращаясь ко второму курсу, я должен отметить лишь, что по-прежнему почему-то находился в цейтноте. Может быть, мне не хватило душевной стойкости, душевной смелости при затратах труда и времени на выяснение термодинамической основы моего водяного дизеля уйти в сторону от стереотипных дорог? Обучение ведь предполагает последовательное и постепенное изучение предмета, считая необходимым освоение того, что проходят, не забегая вперед. Царил лозунг – конструируй, а не изобретай. А если появилось время и остались силы, займись спортом: гимнастика, бег, академическая гребля, бокс, альпинизм, парашютизм – все предлагалось на выбор и бесплатно. Кроме того, можно было заниматься в различных драмкружках, петь, танцевать, делать что угодно, но, подразумевалось молчаливо, – в рамках инфраструктуры института.
Во всем этом был лишь один маленький изъян: при приеме на первый курс института приемная комиссия отдавала такое явное предпочтение юношам по сравнению с девушками, что институт наш был практически мужской. Например, в нашей группе из двадцати человек было только три девушки. Не самых красивых, очень умных, но замученных учебой. Нам, мужчинам, было трудно удержаться, а им, слабому полу, наверное, еще труднее. И на экзаменах, и на зачетах преподаватели им почти открыто напоминали, что девушки здесь занимаются не женским делом.
И мы, дураки, гордились тем, что институт наш почти полностью мужской. Мы не понимали, как много теряем из-за того, что практически лишены в процессе учебы общения с девушками. И я не имел близких приятельниц ни в институте, ни в городе, несмотря на его огромность. Почему-то я был очень плохо одет, особенно ниже пояса. На ногах у меня были, правда, солдатские ботинки, но брюки, в которых я приехал из эвакуации, развалились, и папа достал мне вместо них легкие голубые рабочие брюки, оканчивающиеся снизу белыми тесемочками. Конечно, такие брюки надо было носить только под сапоги, а сапог у нас не было. Понимая это, чтобы закрыть тесемочки, папа принес мне откуда-то блестящие черные кожаные краги. Я бурно протестовал. Говорил, что такие краги носили еще перед Первой мировой войной французские офицеры, авиаторы и пожарные брандмайоры, а студенту МАИ 1945 года их носить невозможно. Но папина воля, как всегда, победила, и я ходил в этих крагах и какой-то черной, тоже неизвестно откуда появившейся у папы гимнастерке. Конечно, чувствуя себя в таком виде пугалом, я сторонился любой девушки.
Когда приехала из эвакуации мама, она попыталась исправить положение. Собрала как-то огромное по нашим меркам количество денег и дала их мне, чтобы я поехал на Тишинский рынок и купил там с рук себе брюки. Она и я не знали, что этот рынок в те годы, как и все рынки страны, наверное, представлял собой огромную толкучку, на которой правили воры и обманщики всех мастей. Эксперты по игре в три листика и в наперсток со всех сторон зазывали желающих попытать счастья и мгновенно разбогатеть. Я присмотрелся к одному такому игроку и, поняв, что если буду внимателен, смогу выиграть, сыграл на небольшую сумму и выиграл. После этого сыграл еще и еще, каждый раз проигрывая, и очень быстро оказался без копейки. Сгоряча я пытался отыграться, поставив на кон свою гимнастерку и оставшись в майке, но игроки отказались принять ее – они играли только на деньги.
Я поехал домой и без брюк, и без денег. Случившееся было ударом для семьи. Сказать, что я проиграл деньги в азартной игре, именно так это было бы воспринято, значило нанести двойной удар, и я обманул маму. Сказал, что меня обокрали, придумал историю. Пришлось жить в крагах.
Альпинисты
Однажды я увидел объявление о том, что секция альпинизма при МАИ приглашает всех желающих на ее вечерние занятия, вспомнил книгу «Жизнь растений» Кернера и то, как я мечтал еще мальчишкой увидеть когда-нибудь настоящие горы и пошел на очередное занятие. А сходив на него раз, старался уже их не пропускать.
Руководил нашей секцией невысокий, но очень широкий в плечах темноволосый, намного старше нас, студентов, человек, который сказал нам, что он работает здесь, в МАИ, преподавателем, но чтобы мы звали его просто Леня. Леня Юрасов. Да, мне посчастливилось, и я встретился с одним из наиболее, на мой взгляд, интересных людей МАИ периода моей учебы (конца войны и сразу после войны), будущим основателем знаменитого Спортклуба МАИ Леней Юрасовым. На первом, осеннем, занятии секции Леня сказал, что мы будем заниматься всю осень, и зиму, и весну, и он обещает, что каждый, кто прозанимается все это время, будет достаточно вынослив и силен, чтобы летом поехать с ним почти бесплатно в альпинистский лагерь в горы Кавказа. Было отчего закружиться голове.
Занятия наши, которые проводил всегда сам Леня, начинались с того, что мы переодевались в раздевалке физкультурной кафедры и, оставшись в легких резиновых тапочках и свитерах, выходили на улицу. Пройдя немного быстрым шагом, для разогрева, как говорил Леня, переходили на бег. Когда Леня сказал, что мы будем бежать для начала час, я не поверил, что смогу это выдержать, и приготовил себя психологически к тому, что позорно сойду с дистанции где-то в середине пути, уйду домой и никогда больше не приду на эти занятия, чтобы не позориться снова. Но Леня так умело вел нашу стайку бегунов, что, когда я начинал чувствовать, что уже не могу и готов отстать, Леня внезапно снижал темп бега или вообще переходил на быстрый шаг, и лишь после этого снова начинал бежать. А потом я впервые испытал блаженство второго дыхания и даже не заметил, как мы закончили нашу пробежку.
Многому научил нас Леня. Например, тому, как надо во время бега дышать не носом, а ртом, но язык при этом держать так, чтобы кончик его упирался в нёбо. Тогда, говорил Леня, при вдохе воздух, обходя теплый язык, нагревается и поступает в гортань, а потом в легкие, согревшись, и твои дыхательные пути предохраняются от переохлаждения и простуды.
Я, как, наверное, большинство из нас, слепо верил всему, что скажет Леня. Поэтому все остальные десятки лет, прошедшие с тех пор, всегда прижимаю язык к нёбу, когда бегаю или просто тяжело работаю, дышу ртом в холодную погоду.
Кроме этого, Леня учил всех нас тренировать свои пальцы, чтобы быть в состоянии, если потребуется, висеть на их кончиках на отвесных стенках, там, в горах. Ах, как радостно млело мое сердце – мне, возможно, придется висеть на кончиках пальцев на отвесных стенках, там, в таинственных, страшных горах, куда нас повезет с собой Леня!
Так же думали, наверное, и все мои новые друзья по кружку. Потому что не только я, но и все купили себе по маленькому резиновому мячику и постоянно давили его пальцами то одной, то другой руки, перекладывая шарик из кармана в карман, – тренировали пальцы.