Зимопись. Книга вторая. Как я был волком
Шрифт:
– Не нарывайся зря, – шепнула она.
– Зря не буду, – вылетело у меня обещание, пока я со стоном сползал на землю, вставая на собственные руки и ноги.
Обошлось, ничего не отбил, не сломал. Даже ободрал не до сильной крови. Тома, конечно, права… но почему-то не покидала противоречивая уверенность, что я поступил правильно.
Вожак повел стаю дальше в горы. На вершины гор. И через вершины, в знобящий ветер и голые камни. Тропинок не было. Редкие кустистые площадки в начале пути позволяли идти хоть как-то, в остальных местах приходилось карабкаться.
Из Томы скалолаз оказался, прямо скажем, фиговый.
– Правило трех опор! – снова и снова шептал я, когда ее нога в очередной раз срывалась, а руки едва успевали схватиться за что-то. Иногда за меня. Пару раз я хватал ее, уже покатившуюся вместе с осыпавшейся породой.
– Я знаю, – кивала она, – но… забываю. Нога сама идет.
Нога снова пошла. Сыпучий камень под ней обрушился, Тома поехала вниз, глядя в мои удалявшиеся глаза невыразимо круглыми своими. Помочь я не успел – брошенная вдогонку рука жамкнула пустоту.
На участке ниже что-то шарахнулось вбок, и проносившуюся вниз Тому на лету перехватил прыгнувший в ее сторону Смотрик. С расцарапанными животом и грудью, ошалевшая Тома болталась над чудовищной пастью пропасти с острыми зубами внизу, удерживаемая чужой кистью за ногу. Голова свесилась вниз, руки растерянно пытались уцепиться хоть за что-то. А не за что.
– Держись! Иду! – крикнул я, начисто забыв о конспирации, и стал быстро спускаться, иногда откровенно плюя на то самое правило трех опор. На чей-то недовольный рык сверху было начхать. В висках стучало. Молотом. По звонкой наковальне мозга. В том числе – спинного. Успею ли?
Последние пару метров пришлось просто съехать, расчекрыжив зад кровавыми полосами. Ступни почувствовали крепкую опору. Напрягшийся Смотрик уже вытягивал Тому из бездны, перехватив поперек ребер, мне осталось только придержать ее за руки, переворачивая головой вверх, а его подстраховать.
От опережитого страха вжавшись в спасителя, Тома не смела отпустить вцепившихся в него рук. Отдышавшись немного, она обнаружила себя висящей на постороннем человеке и меня рядом. Смутилась жутко. Ушки запылали.
– Спасибо, – проговорила Тома еле слышно, отлипая от парня, который продолжал держать ее так, словно она еще падала.
Объятия разжались. Серьезно кивнув, Смотрик полез вверх.
– Чапа, если бы не он… – вымолвила Тома.
– Ага.
Не тупой, понял.
Теперь я подстраховывал снизу, следя за каждым шагом, не отводя взвгляда от самого мелкого движения тела, поднятия ноги, опускания ступни, хватания руки, распрямления опорного колена. Красная, как знамя коммунизма, Тома молчала и не возражала. Правило трех опор с этой минуты соблюдалось неукоснительно.
Достигнув вершин скальной гряды, мы распластались в изнеможении и чуточку отдышались на пронизывающем ветру.
В начале спуска в долину обнаружилось райское местечко. Среди скал ниспадал и разбивался на миллионы бриллиантовых брызг маленький водопад. Рядом, прямо на склоне, расположилась рощица деревьев с похожими на вишню плодами, только вытянутыми и вязкими на вкус. Дома я бы придирался, а здесь объедался вволю, спеша набить желудок, пока вожак не дал другой команды. Вся стая быстро обгладывала ветви. Почти вся. Только Тома, съев с десяток ягодок, отправилась к водопаду.
Недалеко от меня посреди невысокого дерева на тонкой ветви висел Смотрик, держа в ладони горсть сорванных ягод. Не донес их до рта. Забыл, как жевать. Я повернулся посмотреть туда, куда он смотрит.
Ну, естественно. Окутанная сверкающим облаком, моющаяся Тома возносилась с пенившимися пузырьками брызг, словно сама превратилась в один из этих взрывающихся игристо-шаловливых пузырьков. «Красивых снов» – говорят в этом мире, уходя спать. Вот он, красивый сон, передо мной. Именно так он должен выглядеть. Красота природы во всех ее ипостасях.
– Грр! – сказал я Смотрику.
Едва не рухнув с хлипкой ветки, парниша быстро загрузил в рот полную горсть ягод. Ну, вылитый хомяк, если судить по надувшимся щекам. Или коала – если принять во внимание висение на дереве.
Не буду портить ему настроение, спаситель, все-таки. Я спустился на каменистую почву, кое-где пробивавшуюся жухлой зеленью. Наевшийся вожак уже отдыхал. Команды набирать ягод с собой не было, значит пойдем дальше. Сейчас небольшой привал. Упав на облезлую травку прямо под деревом, я вытянулся с непередаваемым наслаждением. Позвоночнику нужен отдых от постоянного четвероногого хождения. Веки сами собой смежились, мысли бесплотными ангелами унеслись на седьмое небо.
Обдало морозно-жгучим водяным холодом. Ледяные икры по очереди коснулись моих бедер, прижав слева и справа, а из дышащего влажной прохладой пупка скатились несколько капель воды. Прямо на меня. От такой бомбардировки кожа пошла пупырышками, как недавно на гребне скалы.
– Лежебока. Пойди искупнись, – чуть слышно прошелестело надо мной.
Я приоткрыл один глаз пошире. Покрытая такими же мурашками блестящая кожа Томы оживала от солнечного тепла. Глаза сияли. Намокшие волосы завершали сходство с вышедшей на берег русалкой, чье предназначение в жизни – манить, завораживать и завлекать в бездонные омуты.
– Смотрика пригласи, – едва слышно бросил я. – Он в твою сторону глаза сломал и чуть вывих шеи не заработал. Одно слово – Смотрик.
– Хорошая идея, – шаловливо шепнула Тома, перенося через меня ногу и отшагивая в сторону.
– Только учти, – добавил я вслед, – они мыться не любят.
– Знаю, они предпочитают облизываться.
Перед глазами вспыхнула ночная сцена. Я перевернулся на живот и затих.
Тома, конечно, никуда не пошла. Присела рядом.
– Ты из-за него, что ли, такой бука? – Она указала глазами на усиленно жующего Смотрика.