Зло вчерашнего дня
Шрифт:
Катя опешила. Такого поворота событий она не ожидала. Девушка была уверена на все сто, что мать обрадуется ее звонку и скорой встрече.
— Кому потребуется? — возмутилась девушка. — Почему ты не хочешь меня видеть? Что там у вас опять случилось?
— Ох, если бы знать! — пробормотала мать. — Доченька, умоляю, не приезжай! У тебя виза на месяц! Ты так давно мечтала о Париже! В общем, Катерина, не дури! Слушайся мать! Сколько девчонок хотели бы сейчас оказаться во Франции! Гуляй, развлекайся, ни о чем не думай. Ты, кажется, о любви говорила. Ну и как там, в Париже, с
— Пока никак, — честно призналась Катя.
— Немедленно закрути роман! — потребовала мать.
Катерина чуть с кровати не упала. Раньше ей постоянно внушали, что в ее возрасте главное — учеба. Мол, первым делом, первым делом — все предметы. Ну а мальчики? А мальчики — потом… Но мама, не дав ей опомниться, продолжала:
— Ты поняла меня? Короче, Катька, делай что хочешь, развлекайся как хочешь, только не возвращайся домой! Сегодня же пойди в агентство и продли путевку.
— Мама, ты можешь сказать, в конце концов, что случилось? — встревожилась Катерина. — Мне страшно.
— Если бы я знала, — вздохнула Люся и продолжила почти шепотом: — Не будем об этом. А пока — слышишь, дочка? — оставайся в Париже. Если хочешь, чтобы я спала спокойно.
— Ну ладно, мам, раз ты просишь, попробую… — растерянно пробормотала Катерина. Она выключила телефон и вскочила с кровати. Сон слетел с нее, как легкое французское одеяло. Мать явно что-то скрывает! Катя не помнила, когда мамин голос в последний раз был таким взволнованным. Наверное, когда папа попал в аварию. Но ведь все обошлось? И с дядей тоже все закончилось благополучно. И с маминой ногой. Чего же она тогда боится? Давненько мама не уговаривала ее развлечься. Ну что же, она послушная дочь. Велено развлекаться — будет развлекаться, тем более что предки денежки вышлют. Похоже, жизнь опять становится интересной!
И Катерина, натянув красный льняной сарафан и нахлобучив белую соломенную шляпку, помчалась на свидание с опостылевшим Парижем.
Жизнь в загородном доме Викентия Модестовича после всех невеселых событий вошла в прежнее русло. Валерия, усердно выполняя задания семинара «Пять языков любви», работала с патриархом над его воспоминаниями. Марианна Лаврентьевна прогуливалась по саду, строила планы, как справиться с коварным начальником управы, и подбивала на борьбу с ним осторожного Михаила Соломоновича. Правда, тот не особенно сопротивлялся. За этой женщиной Михаил Соломонович был готов войти хоть в клетку к тигру, не то что в кабинет к какому-то чиновнику средней руки.
Церковный староста через пару дней после «велосипедной истории» привез из Москвы отца Геннадия, чтобы тот освятил дом и участок. Марианна Лаврентьевна, в душе не одобрявшая «церковную номенклатуру» и «посредников», как она язвительно именовала священников, на этот раз благоразумно промолчала. Она с интересом исследователя наблюдала, как отец Геннадий кадил в доме и вокруг него, читал молитву. Марианна Лаврентьевна считала все это в лучшем случае сеансом психотерапии, в худшем — бесполезной тратой времени. Но в этот раз с удивлением заметила: раздражение отступает, а в душу проникает спокойствие.
Викентий Модестович поглядывал на отца Геннадия
Но не все обитатели дома были настроены скептически. Люся истово и сосредоточенно молилась вместе с батюшкой. Просила Бога, чтобы с ее самыми дорогими людьми ничего плохого не случилось. Гарик, Василий и Олеся истово крестились и верили, что с Божьей помощью все как-нибудь обойдется.
Поначалу никто не заметил, как бледная, словно королевская лилия, Серафима тихо вышла из дома. Одета она была непривычно скромно — в темно-синюю длинную юбку в мелкий цветочек и закрытую серую кофточку, на голове девушки была повязана черная косынка. Поразительно изменился не только наряд Серафимы. Выражение ее прекрасных глаз тоже было новым — не победительным и кокетливым, а грустным и сосредоточенным.
Серафима дождалась, когда отец Геннадий завершит обряд, тихонько подошла к нему, пошепталась со священником, и вскоре гость и девушка удалились в беседку и надолго там уединились.
Лина пошла прогуляться по деревне. Постоянное соседство многочисленных, пусть милых и приятных людей слегка утомило ее. Все-таки Лина привыкла жить одна и быстро уставала от активных и шумных обитателей домика на горке. Хотелось немного побыть в одиночестве, отвлечься хотя бы на полчаса от Люсиных проблем, в тишине спокойно подумать об «Утятах».
Прежде Лина каждый день летела к «Утятам» как на крыльях. Радость от встречи с талантливыми детьми и взрослыми, желание поскорее попасть в светлый мир музыки, непохожий на жизнь за окном, наполняли ее энергией. Но теперь…
Что она скажет педагогам и родителям учеников, а главное, где возьмет деньги? ТАКИЕ деньги?
Лина помедлила, сделала глубокий вдох, достала из кармана джинсов мобильник. Она вызвала из памяти хорошо знакомый номер и на секунду замерла, когда в трубке отозвался приятный баритон.
— Иван Михайлович… — замялась она, потом глубоко вдохнула и наконец решилась: Я не знаю, где брать деньги, — прошептала Лина в телефонную трубку, стараясь, чтобы голос предательски не дрожал.
— Где я брал, там и ты бери, — спокойно ответил дружелюбный голос на другом конце трубки.
— Как же так! Ведь это вы забрали деньги у детей и педагогов! — Лина усилием воли заставила себя говорить почти спокойно.
— Вот и ты у кого-нибудь возьми, — невозмутимо ответствовал Иван Михайлович. — А как ты, Лин, хотела: закон сохранения денег в природе! — хохотнул он и отключился.
Лина автоматически сунула трубку в карман. Заколдованный круг! Михалыч ушел в глухую несознанку. Узнать бы, куда сбежал этот Кудеяр-атаман… Может, и на него найдется управа? Или… глава управы?…
Лина набрала номер всезнающей знакомой и, стараясь говорить нейтральным голосом, словно диктор новостной программы, спросила:
— Наталья Анатольевна, вы, случаем, не знаете, куда ушел наш дорогой Иван Михайлович?
— Да кто же этого не знает? — удивилась Наталья Анатольевна. — Трудится в управе одного из столичных округов, советник по культуре у Алексея Ивановича.