Зло вчерашнего дня
Шрифт:
К середине экскурсии пассажиры автобуса разделились на два лагеря. Одна половина жарко сочувствовала Морису, другая — столь же пылко ненавидела и его, и его жену, и ее филиппинского альфонса. Все остальное: и городок Онфлер на берегу Ла-Манша с его нарядной набережной и каруселью в старинном стиле; и крепость Сен-Мало, построенная для защиты от англичан; и крошечный городок Девиль, в котором снимался знаменитый фильм «Мужчина и женщина» — все это незаметно отошло на второй план. Исторические факты и байки явно проигрывали страстям, которые разыгрывались в семье Мориса. Мужчины, утратив терпение, требовали заканчивать «пустую болтовню», зато одинокие туристки слушали рассказ со всевозраставшим интересом. В глазах у женщин появилась исконная русская бабья жалость, и Катерине стало очевидно: кто-нибудь из туристок к концу поездки непременно захочет утешить несчастного и к тому же разведенного француза.
Погрузившись во «французский сериал», Катерина не заметила, как батарейки в ее фотоаппарате разрядились.
— Вот, всегда так, — с досадой пробормотала она, — очень вовремя!
— Да не парься ты! У меня этих батареек — как грязи! — весело объявил молодой человек, сидевший через проход. Покопавшись в дорожной сумке, парень достал целую горсть пальчиковых батареек и предложил Кате на выбор.
— Мерси, — улыбнулась Катерина. — А зачем тебе столько?
— Запас карман не тянет, — хозяйственно заметил парень. Катя взглянула на него и оторопела. На черной майке парня красовалась хвастливая надпись на английском: «Любовник года». Катя однажды видела такие майки на рынке и тогда подумала: ведь накупят, дураки, не обратят на принт внимания, поскольку с иностранными языками в отечестве вечная напряженка.
Катерина прыснула в ладошку.
— Немного самонадеянно, — сказала она.
Парень неожиданно смутился.
— Понимаешь, я в английском не силен, французский всю жизнь учил. А что там написано?
— Ну ладно, проехали, — хмыкнула Катерина. Почему-то ей вдруг расхотелось быть современной и продвинутой. То есть язвительной и дерзкой. Катя мило улыбнулась пареньку и спросила светским тоном: — А что тебя привело во Францию?
— Работа, — просто ответил он. — Недавно поступил в иностранную фирму, а французский разговорный хромает. Вот и решил съездить на родину Флобера хотя бы на недельку, язык подтянуть. А ты как сюда попала?
— Да предки достали, — честно призналась Катерина, — допекли своим занудством и моралями. Вот и свалила в Париж. Думала, хоть здесь отдохну, но, похоже, не судьба… Дома такие дела творятся — даже россказни Мориса про его разборки с женой кажутся семечками. Завтра вылетаю в Москву.
— О, я тоже! — обрадовался парень. — Хорошенького понемножку. Да и дороговизна здесь — еврики тают, как мороженое на солнце.
Катерина улыбнулась и вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется, чтобы они с этим пареньком обратно летели вместе — одним рейсом.
Отец Геннадий случайно поймал взгляд девушки, стоящей в стороне от остальных обитателей дома, и понял: она сейчас расскажет ему что-то очень важное. Так и случилось. Серафима кротко подошла к отцу Геннадию, едва он завершил таинство, и еле слышно о чем-то его попросила. Священник еще раз взглянул на девушку и предложил ей пройти в глубину сада.
— Нам надо поговорить наедине, — спокойно сказал он в ответ на протесты Люси, приглашавшей батюшку отобедать в доме.
Они скрылись от любопытных глаз в беседке в дальнем углу сада. Кое-кто из обитателей дома попытался разглядеть лица священника и Серафимы, уединившихся в беседке. Но эти двое стояли в тени, и угадать, о чем они говорили, было невозможно. Серафима исповедовалась долго и истово. Лицо отца Геннадия, много слышавшего на своем веку, было непроницаемым и суровым. А Серафима… Вначале казалось, девушка говорит спокойно, но вскоре самообладание оставило ее, слезы потоком хлынули из глаз. Тело девушки изгибалось так, словно по нему пробегали судороги. А потом Сима без сил опустилась на скамейку.
Когда Серафима и священник вышли из беседки, лицо девушки было измученным и просветленным.
— О чем ты говорила с отцом Геннадием? — с любопытством спросил Стасик, подбежав к подруге. Ему совсем не нравились перемены, внезапно произошедшие с возлюбленной. Ее напряженные глаза, словно погруженные в себя, строгое лицо, блеклая, закрытая, какая-то старушечья одежда.
— Молодой человек, тайну исповеди никому нарушать не позволено, — сурово остановил его священник. — Но могу заверить вас: теперь с Божьей помощью в доме все будет хорошо.
И, словно в подтверждение его слов, Серафима слабо улыбнулась сквозь слезы.
Лина нашла Серафиму не сразу. Девушка сидела в беседке и о чем-то думала. Длинная юбка закрывала колени, невзрачная кофточка была застегнута на все пуговицы.
— Зачем ты это сделала? — спросила Лина безо всяких дипломатических экивоков, отведя ее подальше в сад.
— О чем вы, Ангелина Викторовна? — не поняла Серафима. — О том, как я выгляжу?
— Я про твое объявление в Интернете, — медленно, глядя ей прямо в глаза, сказала Лина. — Я его прочитала. Оно мне показалось странным. Очень странным.
Девушка вздрогнула, затем растерянно огляделась вокруг и вдруг — вцепилась Лине в руку тонкими пальцами.
— Обещайте, что выслушаете меня, не перебивая! — прошептала она.
Лина молча кивнула.
И тут словно плотину прорвало. Ее слова полились потоком, Серафима заговорила почти без пауз, сбивчиво, взволнованно. И чем дольше она говорила, тем больше Лине хотелось заставить ее замолчать. Накричать, выгнать из комнаты, ударить — да что угодно сделать, лишь бы не слышать этот полудетский звонкий голос, не знать того, о чем спокойно рассказывала девушка с ангельским обликом.
Жила-была в Москве девочка. Милое существо с золотистыми кудряшками и огромными русалочьими глазами. Веселая, способная, любимица учителей, единственная дочь и внучка в семье, состоявшей из одних женщин. Девочка была абсолютно счастлива лет до десяти. До того самого дня, когда попросила мать купить DVD-плеер. Обычную круглую штуковину с наушниками. Такие были у всех ее подруг, Сима тоже надеялась получить электронную игрушку в подарок на Новый год. Мать неожиданно ответила отказом: до получки было далеко, а дочке срочно требовался новый спортивный костюм для уроков физкультуры. Девочка немного поревела и успокоилась. Но вскоре попросила купить ей к Восьмому марта высокие сапоги, как у Машки из их класса. А мама опять отказала: денег до получки хватало только на продукты. И подарила дочке на Восьмое марта очередной том детской энциклопедии.
Дочка взбунтовалась.
— Ну почему, почему у меня нет ничего из того, что есть у всех остальных — даже у страшненьких троечниц? — рыдала она по ночам.
— Потому что я ращу тебя одна, — просто объяснила мама.
Девочка замолчала. А потом впервые спросила об отце.
— Ты можешь им гордиться, — сказала мама. — Он вполне успешный и состоявшийся человек.
— А я? Он знает о том, что может мною гордиться? — спросила девочка, запнувшись.
— Знает, — нехотя сказала мама.