Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
Раньше думал голод, это только в Великую Отечественную, седые старики рассказывали, а теперь знаю, как не заснуть с голодухи, как кружится голова от слабости, и темно в глазах, когда вдруг понимаешь, что "ходить по большому" не надо, потому что нечем. И глоток воды, мутной, и вонючей, кажется таким сладким, что готов ноги целовать тому, кто дал ее, живительную. Наступает день, и говоришь себе, все не могу, устал, пусть убивают, или так умру, не ешь хлеб, не пьешь воду, и настраиваешь себя на смерть... и вдруг, наступает ночь, смотришь на небо, и понимаешь, что хочешь еще миллион раз смотреть на него ... И снова хочешь жить, и цепляешься за край... А вдруг! И вспоминаешь какой то счастливый случай из прошлой жизни, из прочитанных книг , Робинзона Крузо,
Утро. кишлак Джунуб.
Орут с рассветом тощие петухи, бегая словно "ошпаренные" по маленькому дворику. Сонный охранник, скалясь большими, грязными зубами, смотрит на спящего Гнедина, несколько секунд, потом скривившись, пинает тело пленного ногой, и громко кричит на пушту:
– Поднимайся!!!
– Да пошел ты, "урюк сранный", пробурчал себе под нос Гнедин, тяжело поднимаясь.
– Иди, иди, прикрикнул мужчина, подталкивая Гнедина, прикладом ружья.
– Ага, кивал головой Гнедин, тяжело ступая на "ватных" ногах.
Он морщился от каждого шага, боль пронзала все тело... В голове гудело, его тошнило, он видел только свои ноги. Так сгорбившись, он вышел из сарая, повернув направо, пошел к колодцу.
– Быстро, быстро, громко сказал мужчина, опустив ружье.
Гнедин подошел к большой глиняной чаше, прикопанной в земле, опустился на колени, и не глядя на мутную желтоватую воду, припал сухими губами, к воде. Он жадно сделал несколько глотков, и, набрав воздуха опустил лицо в воду. " Как хорошо, подумал он." Подняв голову, он ощутил на щеке, чье то прикосновение. В мутном отражении была видна морда козы, осторожно пьющей воду. Гнедин повернул голову, посмотрел на козу, и улыбнулся. А коза, посмотрела на него, и лизнула его шершавым языком.
– Я похож, прошептал Гнедин...
Коза заблеяла, и отошла в сторону.
– Жизнь... прошептал Гнедин - тяжело поднимаясь.
Он поднял голову и посмотрел на солнце, а по небритым, грязным щекам катились слезы. За что, шептал он, почему мне, разве вынесу я столько... нет сил, жизнь...
– Иди, прикрикнул гортанно пуштун с ружьем.
– Почему, тихо произнес Гнедин, и шатаясь пошел...
СССР. г. Приморск.1988год осень.
Мореходное училище, класс морской практики. За партой сидит курсант Карно, и пытается развязать морской узел. Мастер Самойлов Анатолий Матвеевич, сосредоточенно заполнял учебный журнал, шевеля губами. Вписывая мелким почерком в графы, темы занятий, он, не поднимая головы, негромко сказал:
– Карно, тебе особое приглашение, или ты внезапно оглох, и не слышал звонок. А? не услышав быстрый ответ, спросил Самойлов, подняв голову. Обед! Удивленно вскинув брови, он смотрел на курсанта Карно, который с измученным лицом, распутывал морской узел.
– Силен! громко сказал Самойлов, отложив ручку в сторону.
– Что, встрепенулся Саша, выронив из рук линь.
– Ты оглох, курсант?
– Никак нет, ответил, покраснев Саша. Осваиваю двойной беседочный узел, громко отрапортовал Саша.
– И как? поинтересовался Самойлов, кивнув головой. Получается?
– С трудом, ответил Саша, теребя линь в руках.
– А боцманский? спросил Самойлов, почесав рукой большую бакенбарду на вытянутом лице. Понял?
– Не очень, пожал плечами Саша.
– Тяжело, вздохнул Самойлов посмотрев в окно. Он снял очки, бросил их на стол, и негромко произнес:
– Стараться надо курсант.
– Я хочу научится, Анатолий Матвеевич, очень, тихо произнес Саша.
– Да, протяжно сказал Самойлов. Ты же отличник, а тут, тройки "хватаешь, как блох". Почему?
– Не знаю, тихо ответил Саша.
– Ладно, тяжело вздохнул Самойлов, поправив китель рукой. Давай линь, и садись напротив меня.
– Есть, вскочил Саша.
Он что то говорил, а мысли были о другом. Самойлов Анатолий Матвеевич, капитан с двадцатилетним стажем, впервые в жизни, клял в душе государство. То самое, которое дало ему путевку в жизнь, то самое что выучило его, воспитало, и отняла у него единственного сына. Самойлов Артем Анатольевич, пограничник, погиб в Афганистане. Все училище знало об этом, сочувствовало, старшекурсники были на похоронах, да только не легче... отцу и матери. Самойлов смотрел в окно, на голые тополя, и думал о том, где достать мраморную плиту на могилу сына. Саша Карно, сидя напроти, самостоятельно, завязывал узел, а потом, объяснив последовательность своих действий, развязывал.
– Так правильно, протягивая линь мастеру спросил Саша.
– Что, переспросил Самойлов, уставившись на Карно.
– Освоил, довольный собой, улыбнулся Саша.
– Молодец, задумчиво произнес Самойлов. Тогда боцманский покажи.
– Сейчас, с готовностью ответил Саша, развязывая линь.
Дверь в класс отворилась, и на пороге появился замполит училища. Лицо его выражало только одно - решительность. Войдя в класс, он мельком взглянул на Сашу, перевел взгляд на Самойлова, и негромко произнес:
– Курсант на выход!
Самойлов обернулся, рассеянно кивнул головой, и сказал, обращаясь к Саше:
. - Выйди и перекури.
– Есть, ответил Саша, поднялся и вышел из класса.
Замполит Оверченко щуплый, с тонкими, холеными руками, въедливым взглядом, без церемоний, сразу перешел к делу. Пройдя по классу, он подошел к первой парте, и сев, стал сбивчиво, но с напором говорить.
– Ты пойми Анатолий Матвеевич, так не поступают коммунисты. Ну, кому ты что докажешь, подумай? Зачем тебе проблемы и неприятности в жизни? Хочешь работу потерять? Ты же знаешь, из училища вылетишь в миг! Ну, зачем ты прешь, против государства! Не мальчик уже, седина в висках, а ты все туда же, максималист юный! Если сказали в военкомате что нельзя, значит нельзя, и точка, хлопнул ладонью по столу Оверченко. Мне уже звонили, поморщился он, так шею намылили, что и наклонить больно, а ты?
– Все сказал, тяжело вздохнул Самойлов, посмотрев тяжелым взглядом из подобья, на замполита. Так вот, ты мне не командир, и что делать, я сам знаю. И на памятнике сына, напишу как есть! Понял! повысил голос Самойлов. И то, что не отравился он, водой вонючей, и то, что убили его, а тело голышом в гроб бросили, все в дырках от пуль! И ты мне не указ, понял! вскрикнул Самойлов. Мне плевать на такую Родину, что замалчивает правду, плевать! в горячке говорил Самойлов, враждебно глядя на замполита. Что же за государство у нас, сокрушался Самойлов. Если за него молодые пацаны гибнут, так они еще и тайком их хоронят, что бы, никто не знал, а? Ты скажи мне замполит, твой то сын, где служит? горячился Самойлов, сжимая кулаки.