Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Почему? тихо спросил Залмай.
– Они забыли Аллаха, ответил Сулейман. Их сердца пусты, холод там. Он повернулся, посмотрел на Залмая, и тихо произнес:
– Помни всегда, моджахеды, славные люди. Где бы ни были они, за ислам жизнь свою отдадут! Алые тюльпаны весной в долинах, это муджахеды, отдавшие свою жизнь за ислам.
– Да, склонив голову, тихо произнес Залмай.
– Мы прогоним с нашей земли "советских", с помощью Аллаха, и вместе с ними, коммунистов, тогда снова расцветет наша земля, и будут петь птицы.
– Земля плоская, тихо спросил Залмай,
– Да, кивнул Сулейман. Она плоская, и длинная, добавил он, взяв в руки пиалу. Принеси дров, совсем забыли, посмотрев на печку, сказал Сулейман. Нам еще ночь встречать, только утром придет караван.
– Хорошо, поднялся Залмай.
– Утром, в дорогу, сказал Сулейман, глядя на вершины гор вдали.
Кабул. 1988 год. осень.
– Ты посмотри, какая красотища, потягиваясь всем телом, распевно произнес лейтенант Крутиков. Поджарый, и сухой, словно гончая собака. Раскинув руки в стороны, он смотрел на чистое голубое небо, и улыбался.
– Серость, тоскливо сказал старший лейтенант, Никонов, засунув руки в карманы. Дома красивее, и воздух легкий.
– Гляди и Тадж- Бек, как на ладони виден, красота!
– Тошнит уже от этой красоты, скривился Никонов. Что здесь может быть прекрасным?
– Да , тебя ничего не удивляет, после года "очумелой работы" повернувшись, Крутиков улыбнулся, и добавил: - Сюда бы на отдых приезжать, а не воевать.
– Ты Коля, об этом аборигенам расскажи, рассмеялся Никонов.
– Ты черствый человек Макс, и холоден ум твой, потому и живешь только по расчету.
– Лучше так, чем туристом, стал серьезным Никонов.
– Тогда, переходим к водным процедурам, широко улыбнулся Крутиков, у всех ПХД, а мы что? Мулла на минарете помолился, день начался.
– И правильно, усмехнулся Никонов, снимая китель. Закаляйся!
Через пять минут, оба обливались прохладной водой, в импровизированной душевой, сколоченной из снарядных ящиков. Вот уже месяц как их отряд перевели из обжитого гарнизона, в столицу. Разместили в казармах, офицерам дали отдельные комнаты, удобства во дворе, все как всегда, но, старое вспоминалось, с ностальгией. Многие не привыкли к шуму города, и той суете, что царила вокруг. А части армии, постепенно выводили из ДРА, оставляя "насиженные места," афганским товарищам. Для кого то, была радость, а для кого то и трагедия, потому что нигде в Союзе, невозможно было так жить, как здесь, в казалось бы Богом забытой стране, на краю высоких гор. Здесь можно было купить почти все, а в Союзе, только очереди, знакомства, и полная безысходность. Закончив утреннее обливание, Никонов с Крутиковым, в трусах, бегом рванули в казарму.
– Ай, холодновато, ссутулюсь тараторил Крутиков на бегу. Вроде не зима еще, а прихватывает слегка. Ты как, а?
– Норма, ответил Никонов. Только какого "хрена" мы полотенца не захватили, большой вопрос, рассмеялся Максим. Лицо его, открытое, простое, с тонкими чертами, и маленькими усиками, сияло . Главное чистые!
– Вперед! крикнул Крутиков.
– До первой койки, засмеялся Никонов.
Мимо, чинно проходил начальник штаба, и при виде голых офицеров, не растерялся, крикнул вдогонку:
– Головной убор забыли!
– Есть, товарищ капитан, обернувшись, крикнул Крутиков.
– Мальчишки, улыбнувшись, покачал головой начальник штаба, и пошел в столовую.
– Ты это, заскочив в коридор, крикнул Никонов, так и чемпионом можно стать, бегая за тобой, глубоко вдыхая, сказал Максим.
– Да что ты, обернувшись, улыбнулся Крутиков. Сто метров это "пшик", какой там чемпион.
– Ну да, кивнул Никонов. Если за десять секунд, то не чемпион, тяжело дышал Максим.
– Макс, ты меня должен понять, забежав в комнату, говорил Николай. Я так давно нормально, не занимался бегом, соскучился, натягивая сухой "тельник".
Крутиков одновременно искал глазами чистые носки, вращая головой, будто филин. Здесь же горы, и воздух разряженный, какой здесь бег, одно издевательство, пожал плечами Крутиков.
– Таким как ты, одеваясь сказал Никонов, "море по колено". У тебя вон еще и пропеллер из "задницы" торчит, просто вертолет!- душевно рассмеялся Никонов.
– И шутки твои, здесь абсолютно неуместны, улыбнулся Крутиков.
– За то, посмеялись, улыбался Никонов.
– Это правда, кивнул Николай, сев на кровать. Вдруг, он стал серьезным, лицо осунулось, уголки губ повисли, он взглянул на Никонова, и негромко произнес:
– Забыли, с утра сменятся, плохая примета.
– Так, застыл в недоумении Никонов. Мы же вроде, уже ...
– До этого "уже" еще дожить надо, став серьезным, произнес Крутиков.
– Ну да, тяжело вздохнув, ответил Максим.
В комнате пахло сыростью, и оружейной смазкой. У кроватей офицеров, висели каски, автоматы, "броники", "разгрузки", бинокли... По стенам был натянут купол парашюта Д-5, и огромными буквами, кто-то давно, вырезал на потолке надпись: " Дембель неизбежен".
– Суббота, барабаня пальцами по столу, произнес Крутиков в задумчивости. Надо на завтрак сходить, ты как? посмотрел он на Максима.
– Надо, кивнул Никонов, завязывая шнурки на "берцах".
– У нас "киношка" новая есть, посмотрев на "видик", спросил Николай.
– Вроде нет, пожал плечами Максим.
– Снова "Джентельменов" смотреть будем, с тоской произнес Николай.
– Угу, кивнул Максим.
– А может лучше на гитаре поиграешь, а? с надеждой взглянул на товарища Николай.
– Репертуар старый, усмехнулся Никонов, поправляя китель.
– Хоть бы и так, махнул рукой Николай, все лучше.
– Добро, сказал Максим, причесываясь у маленького зеркала.
Крутиков лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
– Да, протяжно произнес он. Приедем в Союз, а там и не ждали. Героев таких, грустно добавил он.
– Хандра после интенсивного бега, лейтенант, прямой признак, тупости, усмехнулся Никонов. Вы наоборот, должны с удвоенной энергией, встречать новый день, личный состав, и приказы родного командования, усмехнулся, довольный своим отражением в зеркале Никонов.