Змея Давида
Шрифт:
На землю их вернули до боли знакомые вопли из передней. Северус отшатнулся и вернулся к своему креслу, поправляя воротник, а Диана соскользнула со стола и торопливо отошла к камину.
Поток проклятий портрета Вальбурги был прерван голосом Дамблдора, с непередаваемой интонацией, в которой смешались учтивость и издевка, произнесшего:
– И вам доброго вечера, мадам. Я тоже чертовски рад вас видеть.
Диана отвернулась к камину, глядя на огонь, чтобы вошедший на кухню Дамблдор не заметил ее полыхающих щек и чуть припухших от поцелуев губ, и улыбнулась про себя, представляя, как Снейп надевает на лицо свою привычную непроницаемую маску.
– Слава Богу, с вами все в порядке, – произнес он, привычно усаживаясь во главе длинного стола. – Как прошла ваша встреча? – спросил Снейп. – О, все хорошо. Я узнал то, что хотел.
С этими словами директор поднялся и направился к двери. Уже на пороге он обернулся и произнес:
– Вам лучше вернуться в Хогвартс и как следует отдохнуть. Вы выглядите очень уставшими, оба. А мне предстоит еще один визит, к сожалению, поэтому добираться вам придется самостоятельно.
Когда в дома снова воцарилась тишина, Диана уселась в кресло в глубокой задумчивости.
– Скорее всего, такое оружие действительно существует, независимо от того, знает ли о нем Дамблдор, – сказала она, постукивая пальцами по столешнице. – Иначе почему вампиры так легко купились на этот фокус? – Альбус знает, – не глядя в ее сторону, ответил Снейп. – Он как всегда не договаривает, но знает, что оружие существует. И я даже не удивлюсь, если окажется, что ему известно и его местонахождение.
====== Глава 43 ======
(Примечание: глава содержит цитаты из книги «Гарри Поттер и Дары Смерти», местами точные, местами переработанные).
Дамблдор начал сдавать сразу после Нового Года – это было заметно по увеличившемуся количеству потребляемых им зелий, которыми Снейпу приходилось ему обеспечивать, по все более чернеющей руке, по сероватой пергаментной коже, обтянувшей резко проступившие скулы. Похоже, у директора не было даже того самого года, который Снейп ему предсказывал в тот злополучный вечер, когда «откачивал» Дамблдора после эксперимента с кольцом Гонтов, и развязка наступит даже раньше.
Снейп готов был молиться всем богам, чтобы это именно так и произошло, чтобы ему не пришлось выполнять своего обещания. Все последние месяцы он только и делал, что пытался не думать о том, что ему предстоит сделать, тем более что прекрасно понимал, что сам отрезал для себя все пути к отступлению, когда давал Нарциссе Непреложный обет. Этот обет нужен был не столько для того, чтобы заткнуть рот Белле, которая рассчитывала на то, что Снейп испугается и начнет юлить, сколько для него самого – он всерьез боялся, что в нужный момент просто не сможет навести палочку на директора и произнести нужные слова.
Ему приходилось убивать. Не так много, как, наверное, думали о нем те, кто не доверял ему и ненавидел его, но он не мог похвастаться тем, что в первой войне ухитрился не запачкаться в крови. Это были
Лишь через какое-то время Снейпа начали посещать мысли о том, что подобными рейдами Лорд не только делал из них бойцов, но и практически пожизненно повязывал с «братством» Упивающихся смертью. Своего рода клятва на крови на верность повелителю. Можно было на словах разделять их идеологию, но при этом в душе оставлять место для идеалистических порывов в виде мыслей о том, что ты – не такой, как эти тупые громилы, которые только и умеют, что убивать. А единожды произнеся «Авада кедавра», ты становился в один ряд с такими, как они. Одного убитого тобой порой достаточно, чтобы распроститься с иллюзиями относительно самого себя. Снейп и простился с ними довольно быстро.
После возвращения Темного Лорда больше убивать ему не приходилось – во всяком случае, в ночь нападения на Министерство он ухитрился избежать этого. Годы, само собой, не сделали его характер мягче – он так и остался замкнутым, резким в высказываниях и не склонным скрывать своего неприязненного отношения к миру и большинству населяющих его людей, злопамятным до мелочности. Он варил для Лорда зелья, которые тот использовал для пыток неугодных, он вынужден был поставлять Волдеморту информацию о людях, которых потом находили мёртвыми. Он так или иначе был причастен к чьим-то смертям, пусть и не собственными руками отправил тех людей на небеса. Он не врал самому себе – ему претила не сама мысль о предстоящем убийстве, а о том, что это будет именно Дамблдор – человек, на долгие годы ставший для него (пусть и с фатальным запозданием) чем-то вроде старшего брата, наставника и, чего уж скромничать, друга. Друга, порой раздражавшего вечными попытками вытащить на свет Божий то «самое лучшее, что в нем есть» и сделать из нелюдимого буки человека, приятного для общества; бесившего вечными недомолвками и поручениями в стиле «ты сделай, а я потом объясню зачем, если сочту нужным». Друга, который порой проявлял непростительное, с точки зрения Снейпа, легкомыслие по отношению к тому же Поттеру, на защиту которого Северус положил свою жизнь – одна идея пригласить в качестве учителя ЗОТИ Люпина чего стоила. И теперь вот этого самого друга ему предстояло убить.
Не убить, убеждал он самого себя, а избавить от лишних мучений. Или не дать ему погибнуть от руки кого-нибудь из Упивающихся – те не упустят возможности продлить его агонию, или от руки Драко – старик слишком озабочен целостностью его души (хотя о чем там заботиться, уж кому-кому, а Снейпу прекрасно был известен «потенциал» мальчишки, как и то, что при всех своих недостатках Малфой-младший – не убийца). Директор все равно умрет, и произойдет это меньше, чем через полгода. Директор и сейчас держится только с помощью каких-то собственных наработок, зелий, да за счет силы воли. Но зелья в таком количестве имеют свойства вызывать привыкание и рано или поздно они просто перестанут действовать. Конец будет мучительным, и эвтаназия окажется единственным действенным способом избежать этого. И, наконец, директор прав – этот шаг поднимет доверие к нему Волдеморта на небывалую высоту и сделает его настоящей «правой рукой» Темного Лорда, и никакая Беллатрикс со своей паранойей не сможет больше посеять в душе повелителя сомнения в его преданности.
Все это Снейп в сотый раз повторял сам себе, каждый раз, когда вспоминал о поручении Дамблдора. И каждый раз это превращалось в мучительный диалог между голосом разума, нашептывающего, что это – наилучший для всех выход, и сердца, в панике повторявшего «За что мне это?» и «Я не смогу». Он надеялся, что обстоятельства сложатся так, что ему не придется выполнять это поручение, но чувствовал, что по закону подлости все пойдет по самому худшему сценарию. Он заставлял себя как можно реже думать о том, что ему предстоит совершить, но окончательно оградить себя от этих мыслей не мог.