Знак розы

Мичем Лейла

— Даже если бы у тебя было достаточно времени, неужели это что-либо изменило? Ты ведь все равно купила бы плантацию.

Мэри показалось, что ее загнали в угол. Как же объяснить ему, что у нее попросту не было выбора? Она молча смотрела на Перси, и в груди у нее все сильнее разгорались боль и досада.

— Отвечай!— проревел он.

— Да! — выпалила она.

— Так я и думал. — Его ноздри гневно раздувались. — Боже мой, Мэри... — Он окинул ее взглядом с головы до ног, и она сжалась, представляя, как старомодно выглядит в своей древней тафте с затянутой талией и грудью, бесстыдно выпирающей

из кружевного выреза. В моде были свободная талия и плоская грудь.

— Твоя молодость проходит, а у тебя не нашлось ни одного дня, чтобы насладиться ею, — продолжал Перси, и его губы презрительно дрогнули. — Тебе следует посещать вечеринки и танцы, носить красивые платья и флиртовать с мужчинами. Но ты только взгляни на себя! Ты измучена и истощена, работаешь по восемнадцать часов в сутки, как поденщица, и ради чего? Чтобы жить в нищете, в постоянном беспокойстве, хватит ли у тебя денег на кусок хлеба? Чтобы носить платья, которые вышли из моды? Чтобы читать при свете керосиновой лампы? Ты уже потеряла брата и мать, а теперь готова лишиться мужчины, который любит тебя, который может дать тебе все. И ради чего? Ради плантации, которая требует от тебя каторжного труда, выжимает из тебя все соки и которая никогдане даст тебе почувствовать, что твои жертвы не были напрасными.

— Но так будет не всегда. — Мэри простерла к нему руки. — Через несколько лет...

— Разумеется,так будет всегда! Кого ты надеешься обмануть? Ты сама приложила к этому руку, когда покупала «Находку». У меня нет нескольких лет!

— Что... что ты хочешь этим сказать?

Перси отвернулся, и его красивое лицо исказилось. Мэри еще никогда не видела, чтобы он плакал. Она шагнула к нему, но он выставил перед собой руку, останавливая ее, а другой выхватил носовой платок из внутреннего кармана пальто.

— Я хочу сказать тебе то же самое, что ты пыталась втолковать мне с самого начала. Я надеялся, что смогу отвоевать тебя у Сомерсета, но теперь понимаю, что ошибался. Я оставил тебя в покое, чтобы дать тебе время понять, как ты нуждаешься во мне и хочешь меня, но ты лишь заполнила его дополнительной работой... Я схожу с ума, а ты, черт тебя возьми, выращиваешь очередной ряд хлопковых кустов.

Он вытер глаза и повернулся к ней.

— В общем, такая жизнь не для меня. Ты была права, Мэри. Мне нужна женщина, которая будет любить меня и наших детей больше всего на свете. Я не желаю делить ее с плантацией. Теперь я это знаю и на меньшее не согласен. Если ты не можешь дать мне этого...

Он смотрел на нее с отчаянной надеждой. На его лице отражалась такая мольба, что Мэри поняла - сейчас или никогда. Если она позволит ему уйти, он уйдет навсегда.

— Я думала, ты любишь меня...

— Люблю. И в этом весь трагизм положения. Итак, что ты выбираешь - меня или Сомерсет?

Мэри в отчаянии заламывала руки.

— Перси, не заставляй меня делать выбор...

— Тебе придется. Каким он будет?

Мэри долго смотрела на него, не говоря ни слова. Тишина стала невыносимой.

— Понятно... — пробормотал Перси.

От подъездной аллеи донеслись голоса и звук захлопывающихся автомобильных дверей. Из кухни в конце коридора выглянула Сасси в накрахмаленном белом переднике поверх черного платья.

— Гости идут, — объявила она. — Мистер Перси... почему вы еще в пальто?

— Я как раз собирался уходить, — сказал он. — Передавай

мои наилучшие пожелания матери, Мэри, и... с днем рождения.

Удивленно нахмурившись, Сасси смотрела, как он, развернувшись на каблуках, быстрым шагом направился к двери и захлопнул ее за собой.

— Мистер Перси уходит? Он не вернется?

— Нет, — ответила Мэри голосом, лишенным эмоций. — Ми стер Перси не вернется.

Глава 21

В дом стали входить гости. Они все прибыли одновременно, элегантные и преуспевающие. На их лицах читался сдержанный восторг от того, что скоро они увидят Дарлу, что старинный особняк вновь распахнул перед ними свои двери и что Толиверы возвращаются к светской жизни. В глазах Абеля, правда, отразился мимолетный ужас, когда он увидел Мэри в красной тафте - в конце концов, платье когда-то было куплено именно в его магазине, - зато Чарльз Уэйт, который совсем недавно стал работать в юридической фирме отца, просиял от восхищения. Он галантно склонился над ее рукой в перчатке и произнес:

— Какое очаровательное платье, Мэри. Цвет очень тебе идет. С днем рождения!

Мэри приветствовала его застывшей улыбкой. Потеря оказалась для нее слишком тяжелой. Но этого, похоже, не заметил никто, кроме Олли. Он задержался, когда Сасси повела остальных в гостиную, где их ждали освежающие напитки.

— Что случилось с Перси? Почему он не остался?

— Мы... поссорились.

— Опять?Что стряслось на этот раз?

— «Находка».

— Ага, — сказал Олли с таким видом, словно других пояснений ему не требовалось. — Этого я и боялся. Перси был очень, очень зол, когда узнал, что ты взвалила на себя заботы еще об одной плантации, крошка Мэри. По его мнению, своим поступком ты сделала окончательный выбор между ним и Сомерсетом.

— Это было мое решение, а не выбор.

— Тогда мы должны сделать так, чтобы и Перси понял это.

Мэри посмотрела Олли в глаза, тронутая, как всегда, его любовью и заботой, и положила руку ему на плечо.

— Олли, ты уже стольким пожертвовал ради Перси и меня. Не смей больше ни минуты тратить на людей, которые не ценят этого.

Он взял девушку за руку и ласково прижал ее к лацкану своего вельветового пиджака.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, но ради двух людей, которые значат для меня все, никакая жертва не будет чрезмерной.

На верхней площадке лестницы возникло какое-то движение. Мэри и Олли подняли головы и увидели Дарлу, которая, опершись рукой о перила, высокомерно и властно глядела на них сверху вниз, совсем как в прежние времена. В гостиной Беатриса заметила их запрокинутые лица и сделала знак остальным.

— Дарла спускается! — радостно вскричала она, и через несколько мгновений гости столпились у подножия лестницы, глядя на то, как хозяйка дома сходит по ступенькам вниз.

Выбор платья оказался безупречным. Янтарно-желтый цвет и прямой покрой скрадывали худобу матери, бархат придавал объем ее субтильной фигуре, а шифоновые рукава скрывали отвислые и дряблые руки, потерявшие форму после многолетнего пребывания в постели. Румяна, яркая губная помада и изысканная прическа не могли отвлечь внимания от ввалившихся щек и изможденного лица, но улыбка, поза и гордо поднятая голова были такими же, как когда-то.