Знак зодиака

Сидорина Виктория

Прошло чуть больше дюжины дней, когда Тмилла сказала, что в деревню со дня на день прибудут маги, а это значит – им пора уходить. Был вечер, и они сидели в дальней комнате ее Лавочки втроем.

– Ну, вот, а мне здесь так нравилось, – с сожалением сказал Аскель. – Я уже почти все твои травы выучил. И люди такие хорошие…

– Только по той причине, что они не знают твой знак зодиака, – напомнила ему ведьма.

– Это правда, – вздохнула Нэи. – Мне тоже здесь нравится, но мы не можем остаться тут надолго.

– Почему-то все, что нам нравится, никогда нельзя оставить надолго, – сказал вдруг мальчик, отворачиваясь. – Ты так не думаешь?

Девушка открыла было рот, чтоб ответить, но не нашла нужных слов.

– Надо сказать Осколку Тьмы, – продолжил мальчик, чуть менее грустным голосом. – Как думаешь, ему здесь тоже понравилось? И Физерду – хотя он-то точно будет рад, что мы отсюда уходим.

– Вот сейчас и пойдем, – сказала ведьма. – Мне как раз нужно забрать из Старой Лавочки кое-какие пожитки.

По правде сказать, Старая Лавочка вовсе не была Лавочкой. Нэи не могла понять, кто придумал ее так называть. Это был довольно большой, по представлениям девушки, двухэтажный, очень старый, грубо сколоченный дом. Если про Лавочку Тмиллы еще можно было сказать, что она находится на отшибе деревни, то этот дом без сомнения располагался там, где деревни толком уже не было, у самого склона, с которого в низину спускался, постепенно мельчая и редея, лес. Старая Лавочка за долгие годы почти стала его частью. Дерево потемнело и обросло лишайником и трутовиками, крыша была завалена ворохом сухих листьев, а под ней обрели дом лесные птицы. В трубе вечно гудело невидимое гнездо шершней. Иногда туда залетали заблудшие духи Иного мира, и тогда трубу немного потрясывало от шершневого возмущения.

Перед входом в лавочку располагалось просторное крыльцо с заброшенным, потрескавшимся креслом-качалкой, похожим на призрак старости. Кресло и терраса были засыпаны листьями, как и крыша; старые, прошлогодние – лежали слипшимся бурым слоем, и красные листья новой осени горели на этом скучном покрывале маленькими кострами.

Прямо на листьях, постелив, правда, свой многострадальный плащ, на спине лежал Осколок Тьмы, держа над собой в руках "Правду знакомой лжи". Когда Тмилла взошла по ступеням и прошла внутрь Старой Лавочки, он не шелохнулся, хотя истеричный скрип не привыкших к какой-либо нагрузке ступеней призывал зажимать уши и кривиться любого, кто его слышал.

– Мир дому твоему, – весело сказал ему Аскель, присаживаясь рядом на корточки. – Мы скоро уходим. Нэи согласилась. В деревню того гляди придут маги – совсем как в тот раз – и поэтому надо бежать.

– Сейчас? – Осколок Тьмы на миг отвлекся от книги.

Нэи подошла к ним, шурша листьями, и села рядом с братом.

– Нет, нет, – замотал головой мальчик. – Через пару дней. Да и про магов это, может, и слухи. Но все равно пора уходить, хотя и грустно, потому что мне здесь нравилось. А тебе?

– Здесь неплохо, – сказал обращенный после небольшой паузы.

Было видно, что он не собирался отвечать, но ясный любопытный взгляд Аскеля, прямо-таки выдавливающий из собеседника ответ, невозможно игнорировать хоть сколько-то долго.

– Интересно? – спросила Нэи, указывая на книгу.

– Ну… – начал было обращенный, но Аскель его прервал.

– Ты не видел Физерда?

– Он, вроде бы, в доме, – неуверенно проговорил Осколок Тьмы. – Или нет?

– Я его найду!

И он унесся в Лавочку, подняв вихрь листьев, похожий на один стремительный порыв ветра.

– Пойдем тоже, – сказала Нэи обращенному.

– Нет, я лучше останусь здесь, – он нахмурился недовольно.

– Нужно обсудить путешествие, – заметила девушка, однако не стремясь настаивать.

Осколок Тьмы вздохнул и нехотя поднялся с пола, попутно кое-как отряхнувшись и вытащив пару листьев из спутанных волос. Они прошли в Лавочку, и первым делом девушка ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев, такое, как в тот день, когда она впервые встретила магов. Вторым, что она почувствовала, был запах пыли. Старая Лавочка была темной и пыльной: пол, мебель, накрытая чехлами, стены и старинный камин в углу – все это было обвешано клочьями пыли. Под потолком покачивались многочисленные ловцы снов и ветерки, мелодично звеневшие всякий раз, когда кто-то проходил рядом, вызывая движение воздуха.

В камине горел огонь, переливавшийся зеленым, золотым и синим, а возле него на зачехленном диване сидели Физерд и Аскель. Юноша задумчиво перебирал переливчатые струны гитары, а мальчик внимательно наблюдал за ним, очевидно, не найдя пока себе лучшего занятия.

– Я пойду поищу Тмиллу, – сказала Нэи Осколку Тьмы, отыскав взглядом проход в боковую комнату, прикрытый вместо двери двумя легкими полупрозрачными полотнами ткани.

Обращенный мрачно кивнул, искоса поглядывая в сторону Физерда и Аскеля.

– Где ты выучил ту песню? – донесся до Нэи голос брата.

Девушка услышала этот вопрос, когда уже нырнула в пыльные, скользкие складки загораживающей проход ткани. Аскель никак не мог забыть, и она ощутила укол печали и жалости, когда подумала об этом. Ей бы хотелось поговорить с ним о песне и обо всем, что происходило с ними в последние годы, но она не знала, как. Они раньше никогда не обсуждали судьбу своих родителей и брата.

Но здесь были Физерд и Осколок Тьмы, при которых Нэи не хотелось вести подобные разговоры, а еще она уже ушла звать Тмиллу. Девушка не услышала, что Физерд ответил Аскелю.

Эта комната оказалась такой же пыльной, как предыдущая. В центре стояла огромная кровать с балдахином, увешанным клочьями паутины, а вдоль стен ютились комод и множество разномастных тумбочек красного дерева. Тмилла сидела на коленях перед одной из них, нервно выдвигая ящики. На пол летели старинные амулеты и стеклянные флакончики с содержимым всех существующих в мире оттенков. Разлитые снадобья образовывали на полу голубые, розовые и рыжие лужицы, создавая в комнате какофонию сладких, свежих и горьких запахов. Особенно сильно пахло хвоей и розовым маслом. С грохотом по полу катались крупные каменные бусины и маленькие округлые статуэтки из камня, похожего на металл, переливавшегося разными цветами.