Знаменитость

Тростников Дмитрий

Но Маша явно догадывалась о чем-то, просто хорошо зная его повадки. Я тоже сделал шаг к коллекционеру. И это его напугало. Видимо, старичка впечатлило, с какой психованной силой я колотился в его дверь.

– Алеша сам попросил, – суетливо оправдывался он. – Все спрашивал: «Разве от меня убудет, если еще раз блат спою?». А я ему говорил: «Нет, конечно, от тебя не убудет»! Он переживал, что много денег людям должен, отработать собирался…

– И ты его продал! За хорошие комиссионные? – сделала вывод Старкова. – Где у него встреча? – ее лицо действительно

некрасиво искажала гримаса ярости.

– Так на Ваганьковском… – замахал руками Акула. – Мария, ты меня неправильно поняла!

– Пошли отсюда скорее! – дернула меня за рукав Маша. – Может, еще успеем его перехватить! От Пресни до Ваганьковского кладбища полчаса езды.

Мы почти бегом выбежали из квартиры. На ходу, задыхаясь от ярости, Маша растолковывала мне.

– Ты понял?! Вот так они все на Алешке деньги зарабатывают, а самому исполнителю только водки подливают! Этот старый гаденыш позвонил блатным за свои комиссионные. А Лешка дурачок наивный, рассчитывает долг отработать! Так его там заставят «Мурку» петь до конца жизни, пока сам с тоски не повесится…

Мы уже успели завернуть под арку на остановку, когда старый коллекционер выбежал вслед за нами из подъезда.

– Машенька! Ты меня не правильно поняла! – заламывал руки Акула. Но мы уже не обратили внимания на его слова, стараясь добежать до троллейбуса, как раз подходившего к остановке.

Шел будний день, и перед Ваганьковским кладбищем не было большой очереди посетителей. Мы подъезжали. Уже виднелся небольшой храм, ворота кладбища были широко распахнуты. Несколько старушек, сидящих в ряд, торговали букетиками доморощенных цветов и траурными венками. У входа маячила мужская фигура. Худая и сутулая. Человек повернулся.

– Вон он – Алешка! Успели! – в восторге крикнула мне Старкова.

Наш троллейбус останавливался, двери разъехались. Маша первая ринулась наружу.

– Алешка! – закричала она через улицу.

Но в этот момент светофор зажег для автомобилей зеленый свет. Алешу всполошил крик. Он сделал резкое движение. А тут, военный УАЗик не сбавляя скорости, пытался обогнуть поток разгоняющихся машин. Оглушительный визг тормозов заставил содрогнуться всю улицу.

И у меня в памяти, как в замедленной съемке отложилось жуткое зрелище. Человеческое тело, подброшенное ударом вверх, неестественно сложившись, перелетает через большой УАЗик, и с отвратительным шлепком плюхается на асфальт.

– Ай! – крикнула Старкова, зажмурившись. Она ткнулась лицом мне в подмышку, чтобы не видеть.

У меня внутри тоже, словно все оборвалось. И еще секунду я не мог найти внутри силы посмотреть на тот ужас, который ждал на проезжей части. Поток машин остановился. Наконец, я заставил себя поднять глаза.

По асфальту раскатились картофелины из прорвавшейся хозяйственной сетки. Из УАЗика, хлопнув дверью, выскочил молоденький солдатик-водитель, но в панике, он не решался приблизиться к распластанному на дороге телу. Которое пошевелилось, и я не сразу понял, что же ужасное с ним произошло? Рука судорожно шарила по асфальту.

Наконец, я понял, что происходит. И то, что увидел, было как чудо, как прощение – под колеса попал не Алеша! Сбита была женщина. Причем достаточно высокая, поэтому мы приняли ее за Алешу. Это единственное, что я понял, из пугающей неразберихи.

Потому что в картине было что-то неестественно жуткое. Женщина приходила в себя. Но она оказалась совершенно лысой. И сейчас шарила рукой по асфальту в торопливых поисках слетевшего парика, валявшегося тут же рядом.

– Это не Алеша! – сказал я Старковой.

А через мгновение покалеченную женщину уже обступила плотная толпа. Прохожие с улицы, водители окружающих машин. Кто-то громко требовал вызвать «скорую». Шокированный солдатик так и стоял, опершись на дверцу.

Алеши не было видно. Пока его загораживал от нас УАЗик, и все были в замешательстве, певец исчез.

– Его надо догнать, – Старкова смахнула накатившиеся от испуга слезы, и мы побежали к кладбищу.

Возле могилы Высоцкого, которая находится близко у входа, стояло несколько человек, но Алеши среди них не было.

– Вон он! – показала Старкова.

По кладбищенской аллее, которая вела в сторону могилы Сергея Есенина, жалкой рысцой убегал человек, со спины очень похожий на короля блатной песни Алешу Козырного.

– Ну что теперь, в догонялки с ним играть между могил? Я не побегу за ним, – решил я.

– А когда-то он очень любил Есенина, – почему-то сказала Старкова. Повернулась и пошла обратно, к выходу с кладбища.

Впрочем, не хотелось снова видеть то, что произошло там, на перекрестке перед кладбищенскими воротами. Поэтому, мы, не сговариваясь, задержались у могилы Высоцкого.

– Говорят, ему тут скоро памятник поставят, – пробормотала Маша.

Но пока памятника не было. Была только могила и оградка вокруг нее. И все пространство внутри оградки примерно на полметра в высоту было завалено охапками цветов. Цветы лежали самые разные: в букетах, завернутые в целлофан и просто россыпью. Покупные розы и астры с гладиолусами, которые выращивают на дачах. Свежие и успевшие завянуть. На оградку был привязан синий матросский воротник с белыми полосками. А рядом кто-то прислонил настоящий подсолнух.

– Вот это слава настоящая, – кивнула мне Старкова. – Алешка только пить умеет не хуже, чем он.

– Что у человека с головой – вообще не понятно, – только и сказал я. – Ладно, хоть мы его встречу с Бесом сорвали. Не дали самому в петлю залезть. И то, хоть какая-то польза. Точно говорит Василич, артисты – как дети, их надо защищать от самих себя. Занимать работой. Иначе, угробит себя.

– Ну вот, теперь и ты кое-что начинаешь понимать, – улыбнулась Старкова.

Пора было уносить ноги. Потому что, если у Алеши здесь была назначена встреча с блатными, и сейчас вдруг появится Бес – мне несдобровать. Я объяснил это Маше, и мы быстро удалились с кладбища, специально сделав крюк через боковые ворота.