Знают истину танки !
Шрифт:
Мантров поднимает бровь и усталым изящный движением кисти показывает:
— Дементий Григорьич! Вы — останетесь.
Строй бригады (уже первая пятерка проходят). В нем Меженинов.
Его большое лицо, крупные черты, брови седые. Давно не брит. Мягкие глаза его сверкнули твердостью:
— Почему это я должен остаться? Д л я к о г о? Голос нарядчика:
— Ничего не знаю. Распоряжение такое.
Но Меженинов, кажется, понял и знает. Непреклонно смотрит он чуть подальше, на…
лейтенанта Бекеча. В нескольких шагах от линейки недвижимо стоит
Бекеч. Он скрестил на груди руки. Нахмурился. Шапка барашковая большая, сам маленький. Молодой Наполеон?
Меженинов возвышает голос:
— Передайте, нарядчик, тем, кто вам велел: дурак только к ним сейчас пойдет! Сегодня останешься — а завтра на койке зарежут.
Все слышал Бекеч. Еще хмурей. Неподвижен. Нарядчик, наверстывая заминку, пропускает быстро пятерки:
— Вторая! Третья! Четвертая! В пятой два. Следующая бригада!
Бригаду Мантрова (в ней и широкая спина полковника Евдокимова) видим сзади, как она пошла на обыск, распахивая телогрейки. Пять надзирателей в армейских бушлатах, перепоясанных поясами, стоят поперек линейки и встречают заключенных объятьями Иуды.
ШТОРКА.
Во всю ширину экрана видны по грудь четверо из одной пятерки: Меженинов, Федотов, Евдокимов и Мантров. Пятый изредка виден плечом, иногда скрывается и Федотов. И сзади них мелькают лица — лишь настолько, что мы чувствуем толщу колонны, идущей не похоронно, как в начале фильма, а скорей размашисто. Явно ощущается ходьба. За головами — свинцовое недоброе небо.
Меженинов рассказывает полковнику и Мантрову:
— В зеленом начале моего срока на тихой теплой подкомандировке оперчасть вербовала меня в стукачи. Удивляюсь сам — это не было легко, но я устоял. Был сослан в штрафную бригаду — на каменный карьер, мрачнейшие бандиты. И полгода тянул среди них…! Устоявши раз, устоявши два, — падать под конец как-то жалко.
Полковник усмехается:
— Все-таки, дОцент, вы в вызывающей форме отказались! При остатке срока в год — можно на этом и погореть.
Мантров внимательно прислушивается к их разговору. Федотов же не слышит. Он упоен, смотрит вперед и никуда. Когда объектив больше поворачивается в его сторону — слышно дуновение маршеобразной музыки.
Меженинов:
— На этом нас и ловят. В начале — мы боимся чересчур долгого срока, в конце — дрожим за освобождение. Это — психология набора 37-го года. С ней гнулись и подыхали. А я — сторонник вот этих новых боевых ребят. Тем более с е й ч а с! — чего дрожать? Простая разумная отговорка: боюсь, мол, что меня зарежут!
Резкий окрик:
— Ра-зобраться по пять! Раз-говорчики в строю! Меженинов:
— …Процедура чекистов, которой мы трепетали всю жизнь, вдруг оказалась такой неуклюжей: арест, протоколы, следствие, суд, пересуд. А здесь возмездие мгновенно: удар ножа! На рассвете. Все видят, что это — пострашней! И никто не только стучать не пойдет, — не пойдет и минуты с ними беседовать!
Полковник возмущен:
— Вы — интеллигентный человек, а отстаиваете какую-то дикую резню!
Меженинов:
— Прекрасное время! Где это есть еще на земле? — человек с нечистой совестью не может лечь спать!! Какое очищение!
Маршеобразные мысли Федотова. Окрик:
— Ра-зобраться по пятеркам! Кому говорят?! Полковник:
— Ав-вантюра!
Меженинов:
— Но мы доведены и приперты. А что бы вы предложили другое?
Полковник:
— Да если бы мне только дали сформированный современный полк…
Он приосанился. Он видит сейчас тот полк. Он уже почти им командует…
…я б этим псам показал!
Меженинов:
— Но тот, кто сформировал бы полк, нашел бы ему командира и без вас, учтите… Нет, не ждать вам полка. Надо учиться действовать там, где живешь.
Окрик:
— Сто-ой, направляющий!!
Это — краснорожий старший сержант, вбежавший внутрь цепочки конвоя.
Остановилась колонна беспорядочной толпой. И вокруг — конвоиры с автоматами и карабинами наперевес. Степь кругом. Небо черное. Сержант орет:
— Что это идете, как стадо баранов?
Из толпы:
— А мы не в армии!
— Присягу не давали!
— Сам баран!
Сержант:
— Ра-зобраться по пятеркам! Первая!
Первая пятерка отделилась и прошла вперед шагов десять.
…Стой! Вторая!
МЫ — БЛИЖЕ К ТОЛПЕ.
В ней — движение, гул:
— Не давайте ему считать, не давайте!
— Не иди по пятеркам!
— Прите все!
Голос сержанта:
— Третья!
Третья пятерка не отделяется, как первые две, а еле ноги переставляет, и сзади к ней льнут, льнут стадом, нельзя считать!
Смех в толпе. Крик сержанта:
— Сто-ой! Ра-зобраться по пятеркам!
Толпа продолжает медленно густо идти. Нагоняет первые две пятерки. Остановилась.
Из толпы:
— Хрен тебе разобраться!
— А ху-ху — не ху-ху?
Крик сержанта:
— Не разберетесь — до вечера здесь простоите!
Из толпы (кричащие прячутся за спинами):
— Хрен с тобой! Простоим!
— Время не наше — казенное!
— Пятилетка — ваша, не наша!
МГНОВЕННЫЙ ПЕРЕНОС (РЫВКОМ).
Лицо сержанта. Он рассвирепел, себя не помнит. Взмах:
— Оружие — к бою!! Патроны — дослать!!
Лязг затворов.
Грозная музыка.
ОБЪЕКТИВ КРУЖИТСЯ МЕДЛЕННО.
Под черным небом мы видим конвоиров, готовых в нас стрелять. Дула наведены! Челюсти оскалены!
И мы видим толпу, готовую броситься на конвоиров.
Их шестьсот человек! Если в разные стороны кинутся…! Наклонились вперед! А Гай даже руки приподнял для броска! Радостью боя горит худощавое лицо Федотова!
Что-то сейчас будет страшное! Что-то непоправимое!
в музыке растет-растет-растет это столкновение!