Золотая лихорадка
Шрифт:
Она почувствовала по всему лицу не столько боль, сколько онемение, как бывает от укола у зубного врача. «Ну вот и конец, знала же, что в этом доме все ненормальные, сейчас убьёт…» — В затуманенной голове проносились обрывки мыслей, в то время как перед глазами высоко вздымалась грудная клетка и плечи подростка: то вверх, то вниз. Ощутив на лице его зловонное дыхание, она пришла в себя — надо было что-то предпринять, и только тут к ней наконец пришло осознание собственной вины.
— Простите, пожалуйста, я мыла посуду, нельзя же было всё бросить, не доделав. Кадзуки-сан, поверьте мне,
— У брата проси прощения, в землю кланяйся! — Задыхаясь, подросток закашлялся.
Симамура уткнулась лбом в пол и заблажила:
— Наму кара танното раяя, наму кара танното раяя… (Хорошо, что молитва вспомнилась, так бы её и повторяла бесконечно!) Наму кара танното раяя, наму кара танното раяя, наму кара танното раяя, наму кара танното раяя…
— Всё в порядке, тётенька, — заявил Коки, обеими руками зажимая уши.
— Ты уволена, больше не приходи. — Подросток опасался, как бы Симамура своими заклинаниями не наслала на него какой-нибудь порчи.
Симамура, церемонно сложив высоко поднятые ладони, поклонилась и некоторое время оставалась в таком положении, наблюдая за ситуацией, затем медленно распрямила спину и пошла на кухню собирать свои вещи.
На подростка вдруг напало безразличие и сонливость, он широко зевнул. «Потом пойдём погулять», — крикнул он брату и пошёл к себе на второй этаж. В тот момент, когда он стягивал с себя школьную форму, за Симамурой хлопнула входная дверь. В который уже раз зевая, он спустился по лестнице со свежей сменой белья и ключом, направился в подполье и забросил ключ так, чтобы он угодил по соседству с лужей рвоты.
Под душем подросток намылил лобок и, когда мыло вспенилось, правой рукой стал вытягивать свой член, однако он не напрягался. Поскольку пот вытирать было бесполезно, он вышел из ванной совершенно голым и открыл в телефонной книге страницу, на которой были перечислены бюро найма сиделок и домашней прислуги. Подросток прогнал уже третью экономку, поэтому некоторые фирмы, чьи условия его не устраивали, были зачириканы фломастером.
— Попробуем сегодня с буквы «В»…
В правой руке у него была переносная телефонная трубка, он нажимал на кнопочки, а ногтем указательного пальца левой руки водил по строчкам, чтобы не ошибиться номером.
— С семи утра до шести вечера, каждый день, кроме воскресенья, требуется присмотр за умственно неполноценным больным, возраст восемнадцать лет… — он привычной скороговоркой перечислял условия, и, хотя душу царапало выражение «умственно неполноценный», едва ли возможно было объяснить по телефону, в чём выражается синдром Вильямса.
— Какие расценки?
— От четырёхсот пятидесяти до пятисот тысяч иен.
— Когда возможно собеседование?
— Мы постараемся, чтобы было удобно вам…
— Тогда послезавтра в одиннадцать утра. — Подросток назвал адрес и телефон и положил трубку. «Пожалуй, если платить пятьсот тысяч, так уж лучше договориться с Кёко», — подумал он и набрал её
— У тебя все шарики наружу!
Обернувшись, он увидел, что брат смеётся.
— Кадзуки, а в твоей комнате мобильник звонит…
Подросток натянул трусы и бросился по лестнице наверх. К счастью, телефон всё ещё звонил, и, взяв двумя пальцами лежавший на столе мобильник, он нажал кнопку соединения — из трубки послышался голос Канамото:
— Я ждал до четырёх, когда закончатся уроки в школе. Устроил Михо-сан в больницу. Перелом, но вроде не опасный, кость голени. Ей наложили гипс и недельку подержат в больнице, говорят, что лучше соблюдать покой.
— Где это?
— В квартале Такасима, рядом с мостом Хиранума, там меня знают и записали, что она упала с лестницы. Так вот, Михо-сан дала список нужных вещей, хочу передать его тебе…
— Как же быть, я собирался сейчас пойти на прогулку с братом Коки…
— Я на станции Исикаватё, это в десяти минутах от вас.
Закончив говорить, подросток натянул шорты и футболку, достал из выдвижного ящика стола пачку денег, отсчитал двести тысяч иен и положил в конверт, а конверт сунул в карман. Убрав остальные деньги обратно в ящик, подросток спустился из комнаты вниз.
В гостиной на полу лежал на спине Коки; взглянув на брата снизу, он фыркнул: «Шарики!» — и, хлопая себя ладошками по животу, скорчился от смеха. Но тут раздался звук домофона, и он побежал в прихожую.
Убедившись, что монитор показывает лицо Канамото, подросток бросил в трубку: «Открываю!» — и нажал кнопку, управляющую замком на воротах.
Зазвенел звонок в прихожей, и стоило ему открыть дверь, как Канамото тут же протянул записку:
— Вот, пожалуйста, собери всё это.
Подросток бросился по лестнице наверх, в комнату сестры, там он нашёл большую чёрную дорожную сумку фирмы «Прада», которая значилась в записке, и, вытащив из ящиков комода пижамы и бельё, собрав с туалетного столика расчёску, заколки, резинки, косметические салфетки, сложил всё, что отыскалось, в сумку. В ванной он взял зубную щётку, пасту, стаканчик, мыло, лосьон, крем, ватные тампоны, шапочку для душа, ковшик, два маленьких полотенца и одно банное и, набив этим сумку, ещё раз сверился с запиской.
Когда он спустился в прихожую, голова Коки уже лежала на коленях у Канамото, а правая рука тянулась к щеке и поглаживала остатки щетины, время от времени брат тихонько прыскал от смеха. Почти что всем необычная привязчивость Коки была неприятна, но Канамото держался совершенно естественно.
— Вместе пойдём, да? Давай вместе пойдём! — Коки вскочил и, продев обе руки Канамото подмышки, изо всех сил пытался поднять его со стула.
Канамото это ничуть не беспокоило, щенячья возня Коки напоминала ему игры подростка, когда тот был в возрасте четырёх или пяти лет. Не сведущий в болезни Коки, Канамото признавал в нём умственную отсталость, но считал, что любой человек станет таким, если у него отнять своекорыстие, но зато придать побольше общительности. Не зная даже, что эту болезнь ещё называют «синдром лица эльфа», Канамото верно подметил кроткий нрав Коки, являющийся одним из проявлений синдрома Вильямса.