Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта
Шрифт:
Сами свое учение они оценивали иначе, но это мало кого интересовало. Грех нусайритов заключался в том, что они приписывали Али божественную сущность. К тому же молва обвиняла их в том, что они не молятся, не совершают омовений и не соблюдают поста. Такое пренебрежение к групповым установкам общепризнанного благочестия было чревато серьезными последствиями. Претензии на исключительность всегда вызывают ответную волну ненависти. В 1317 г. нусайриты подняли восстание, которое можно рассматривать как магическую революцию, как попытку преодолеть гравитационные силы истории. Событие по горячим следам описывает чужестранец Ибн Баттута. Он сам и маршрут его странствий вполне благонамеренны. Великая тайна появления грядущего имама (махди) не задела бесхитростного паломника. Никто из наблюдателей не озаботился составлением гороскопа лидера восстания, никто не всматривался в небесные знаки. Ландшафт события удручающе скушен. В восприятии собеседника Ибн Баттуты участники драмы выглядят плоскими картонными фигурами. Следуя воле своего бога, они производят впечатление жалких слепцов. В свою очередь, нусайриты, прозревая внутренним взором царствие небесное, полагали слепыми суннитов. В этой взаимной слепоте заключено неразрешимое противоречие. Характеризуя
Кто есть герой в мифических ситуациях? — спрашивает Роже Кайуа, — и отвечает, герой есть тот, кто находит разрешение этих ситуаций. «Дело в том, что индивид страдает прежде всего от невозможности вырваться из раздирающего его конфликта. Любое, пусть даже насильственное и опасное решение кажется ему желанным; однако социальный запрет делает для него это решение невозможным психологически еще более, чем материально. Поэтому он ставит на свое место героя — то есть герой по природе своей есть нарушитель запретов, Будь он просто человеком, он был бы преступником, и в мифе он тоже таков — он осквернен своим поступком, ему необходимо очищение, но и оно никогда не бывает полным. Однако в специфическом свете мифа — в свете величия — он предстает безусловно оправданным. Итак, герой есть тот, кто разрешает конфликт, которым мучается индивид; отсюда его высшее право не столько на преступление, сколько на вину, и функция такой идеальной вины в том, чтобы тешить индивида, который желает ее, но не в силах реально взять на себя… Нарушать запрет необходимо, но это возможно лишь в мифической атмосфере, куда индивида и вводит обряд. В этом — сама суть праздника: это дозволенный эксцесс, посредством которого индивид драматизируется и тем самым становится героем, обряд реализует миф и позволяет переживать его» [117] .
117
Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное/Пер. с фр. М., 2003. С. 46–47.
«Мне рассказывали, — сообщает Ибн Баттута, — что однажды появился среди них неизвестный, который объявил себя махди{44}. Они собрались вокруг него, и он пообещал отдать им во владение всю страну и разделил между ними Сирию, определив каждому по городу, повелел идти туда дабы вступить во владение. Дал каждому по листочку оливкового дерева, сказав при этом: "Покажите их там [для тех] — это приказ". И когда один из них, выполняя его волю, появился в выделенном ему городе, его привели к наместнику, которому он сказал: "Ал-Имам ал-Махди дал мне этот город". Наместник ответил ему: "А где приказ?". А тот возьми и предъяви оливковый листок, за что и был побит палками и отправлен в тюрьму. Позже тот самый неизвестный приказал им готовиться к войне против мусульман, начать он решил с города Джабла, а вместо мечей он велел вооружиться палками миртового дерева{45}, пообещав, что в бою они превратятся в их руках в мечи. Руководствуясь указаниями своего предводителя, они ворвались в город Джабла, а случилось это в пятницу, когда все жители были в мечети на пятничной молитве, и стали грабить и насиловать женщин. Разгневанные мусульмане выскочили из мечети, вооружившись, бросились на врага и без труда обратили их в бегство. Когда весть о случившемся достигла ал-Лазикийу, ее наместник Бахадур ибн Абдаллах выступил со своими войсками и стал преследовать нусайритов, затем к нему присоединился амир ал-умара из Триполи со своим отрядом, к которому были посланы почтовые голуби с известием о выходке нусайритов. Они преследовали бегущего врага до тех пор, пока не убили примерно двадцать тысяч сектантов. Оставшиеся укрепились в горах и начали переговоры с амиром ал-умара, предложив ему по динару за голову, если тот пощадит их. Меж тем, голубиная почта доставила ал-Малику ан-Насиру известие о случившемся. Ответ султана был таков: "Предать всех мечу". Амир ал-умара обратился к ал-Малику ан-Насиру с просьбой пересмотреть свое решение, обосновывая это тем, что нусайриты основная рабочая сила мусульман в деле обработки земли, и если их всех предать смерти, это бы значительно повредило мусульманам. Султан отменил свой приказ и сохранил им жизнь» (Ибн Баттута, с. 112–113).
Собеседник Ибн Баттуты даже не догадывается, что над воинством махди с миртовыми ветками в руках парила армия ангелов с грозным оружием, что праведный имам распахнул перед ними врата царства блаженства, что бесчинства и насилие служили пропуском в заветный мир. Призрачные небесные армии увлекали верующих в землю, откуда не было возврата.
Глава 5.
Конфликт религиозных общин в Бухаре
Сведения о религиозных общинах каждого азиатского города, отмеченного в книге Марко Поло, выдают особый взгляд, приемлющий многообразие духовных практик. В Монгольской империи принцип веротерпимости был возведен в закон. Для Марко Поло это обстоятельство имело большое значение, за семнадцать лет службы хану никто его не принуждал сменить
118
Харт Г. Венецианец Марко Поло. М., 1956. С. 113; Witte J. Das Buch des Marco Polo als Quelle fur die Religionsgeschichte. Berlin, 1916.
Ситуация была чревата потенциальным конфликтом между несторианами, мусульманами и буддистами.
По сведениям Марко Поло, в Самарканде жили две общины: христианская и мусульманская, и между ними вышел спор из-за постройки церкви. Церковь возвели при Чагатае, в чьи владения входил Самарканд. Несториане Самарканда полагали, что Чагатай был христианином, однако это противоречит известным фактам. Миф о Чагатае, покровителе христиан, был, скорее всего, реакцией несториан на монгольскую политику толерантности. В 1281 г. в Багдаде был рукоположен католикос мар Ябалаха, на церемонии присутствовал митрополит Самарканда — мар Иакоб (История мар Ябалахи, с. 75). В Каталанском атласе 1375 г. над Самаркандом изображен флаг ильханов.
В кратких сведениях Эбсторфской карты о большом азиатском городе Samarcha, который находится под совместным управлением двух царей, язычника и христианина, как мне кажется, сжат сюжет о конфликте, зафиксированный в двух независимых источниках: персидском и китайском. Мы их подробно рассмотрим. В этих материалах представлены точки зрения конфликтующих сторон: мусульманской и несторианской общин Самарканда.
В версии, записанной ал-Джузджани, как и в версии Марко Поло, в споре двух общин участвуют два «царя». Ожидать большего совпадения элементов в описании религиозной драмы просто невозможно. Апокрифическая версия ал-Джузджани восходит к сведениям сейида Ашрафа-ад-дина, одного из лидеров мусульманской общины Самарканда; апокрифическая версия Марко Поло восходит к рассказу Мар-Саркиса, лидера несторианской общины Самарканда. Каждое из этих свидетельств отвечает интересам отдельной группы, что означает их несопоставимость, но для понимания глубины конфликта религиозного спора, сравнить их необходимо. Версию ал-Джузджани, согласно которой в спор на стороне мусульманской общины вмешался Берке, обычно рассматривают с доверием, тогда как это всего лишь религиозный миф. Несторианский рассказ выпал из поля внимания исследователей. При таком подходе к источникам эпизод, где Берке выступает защитником ислама, обретает статус достоверного свидетельства. Наша задача собрать все маски, ибо за ними скрыты лица рассказчиков, но нет подлинности.
Сведения Эбсторфской карты о городе, которым управляют два царя, отражают реальность монгольского времени. Толерантность власти воспринимается церковным сознанием как раздвоение власти. В несторианской и мусульманской версиях третейской силой в конфессиональном споре выступают монгольские правители, которые на деле участвуют в междоусобной войне.
Марко Поло
Глава LII. Здесь описывается большой город Санмаркан [Самарканд]
Санмаркан город большой, знатный; живут там христиане и сарацины, подданные племянника великого хана; а племянник во вражде с дядею и много раз воевал с ним. Город на северо-запад.
Вот какое чудо случилось там. Нужно знать, что еще не так давно кровный брат великого хана Жагатай [Чагатай] обратился в христианство и владел и этою страною, и многими другими. Христиане в Самарканде тому, что царь их стал христианином, очень радовались и выстроили большую церковь во имя Иоанна Крестителя, так ее и назвали. Взяли они у сарацин их прекрасный камень, да и положили его под столб, что подпирал крышу посреди церкви.
Случилось, что Жагатай помер, и узнали о том сарацины; уже прежде они злились, что их камень у христиан в церкви, и сговорились они силою отнять его; а было их вдесятеро больше против христиан и нетрудно им было то сделать. Пришли самые знатные из сарацин в церковь Св. Иоанна и говорят христианам, что возьмут свой камень; а те отвечают, что за камень дадут все, что сарацины пожелают, и просили оставить камень; если камень вынуть, так и церковь разрушится. Сарацины на это сказали, что ни злата, ни богатства не хотят, а свой камень.
И случилось вот что: царем стал племянник великого хана; упросили его сарацины приказать христианам, чтобы те через два дня вернули камень сарацинам. Получили тот приказ христиане, разгневались и не знали, что делать. И было тут вот какое чудо: настал тот день, когда камень нужно было вернуть, и столб на нем, по воле Господа нашего Иисуса Христа, сам собою поднялся с камня на три ладони, да и держался так, как будто камень был под ним. С тех пор и до наших дней столб все в том же положении. Это почитали и почитают за самое великое в свете чудо (Марко Поло, с. 77–78).
Легенда о чудесной храмовой опоре зафиксирована и в китайской книге «Описание Чжэнь-цзяна периода Чжи-шунь» (т. е. 1330–1333 гг.). В главе, посвященной монастырям и храмам города, рассказывается о монастыре Дасингосы, построенном в 1281 г. Мар-Саркисом. В посвятительной надписи, выполненной учителем конфуцианского училища Лян Сяном, имевшем смутные представления о христианстве и писавшем со слов несториан, много путаницы. Документ исследован архимандритом Палладием.
В тексте говорится о Мар-Саркисе, несторианине; его упоминает Марко Поло при описании города Чжэнь-цзяна: «Есть тут две христианские церкви несториан. В 1278 г. по Р. X. случилось вот что: не было тут ни христианских монастырей, ни верующих в христианского Бога до 1278 г.; начальствовал тут три года по приказу великого хана Мар-Саркис, был он несторианцем и приказал выстроить две церкви; с тех пор они существуют, а прежде не было тут ни церквей, ни христиан» (Марко Поло, с. 158).