Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта
Шрифт:
То, что речь идет о магических запретах (или в обратном, уже реализованном варианте, о вредоносной магии) можно показать на следующем примере. У средневековых монголов существовало поверье о том, что случайное пролитие на землю кумыса или молока непременно повлечет за собой несчастье: лошадей хозяина юрты, в которой это произошло, поразит молния. Рашид-ад-дин сообщает: «Если прольется на землю вино или кумыс, молоко пресное и кислое, то молния преимущественно падает на четвероногих, в особенности на лошадей. Если же будет пролито вино, то [это] произведет еще большее действие, и молния наверняка попадет в скотину или в их дом. По этой причине [монголы] весьма остерегаются делать все это» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 1. С. 157).
Отметим (необъяснимую пока) связь между пролитием какого-либо напитка и грозовым явлением. Собственно, крайне нежелательным было грозовое явление, расценивавшееся как гнев Неба, а вызвать его можно было пролитием напитка (вина или молока). Напомним также, что возлияние молоком белых кобылиц составляло главную церемонию в жертвоприношении духам земли и воздуха, и в этом случае молоко специально проливалось на землю (Itinerarium. XXXV. 4). Видимо, разница между церемонией возлияния и обозначенным запретом заключается в том, что запрет на пролитие напитка был связан с жилищем, а церемония проводилась вне жилища. Церемония и запрет асимметрично соотносятся друг с другом. Кормление войлочных идолов проходило так: «Во время еды возьмут
Судя по сведениям Рашид-ад-дина, преднамеренное пролитие вина или молока расценивалось монголами как вредоносная магия, направленная против животных и жилища. В таком случае обретают ясность сведения францисканцев, касающиеся наказания смертью за подобные действия. Сведения Рашид-ад-дина о последствиях пролития молока или вина выступают в роли необходимого «комментария» к существовавшему запрету и наказанию за его нарушение, известному только по донесениям францисканцев. Это надежное построение позволяет сделать далеко идущие выводы.
Обозначим контуры проблемы. Перечень «грехов» наводит на мысль, что речь идет о кодифицированной системе магических запретов, связанных с регулирующей функцией священного Неба. Среди прочих запретов францисканцы упоминают и тот, о котором пишет Рашид-ад-дин. Получается следующая картина. С одной стороны, нарушение запрета могло вызвать удар молнии, что расценивалось как крайне нежелательное событие. С другой стороны, (если запрет нарушался) способ очищения юрты и всего в ней находящегося путем проведения между костров, был аналогичен обряду очищения стойбища, когда в нем кто-нибудь поражен громом. Прямое свидетельство Рашид-ад-дина и косвенное свидетельство францисканцев указывают на тему «небесного суда». Это обстоятельство меняет перспективу исследования. В тюрко-монгольской политической мифологии Небу приписывались регулирующая и карающая функции [142] , что позволяет ввести тему запретов в контекст мироустроительных законов. Предлагаемые ниже размышления сводятся к следующей композиции: запреты (как один из разделов Ясы) — явление грома и молнии (как проявление воля Неба). Эта условная реконструкция позволит увидеть задачу исследования. Напомню, что из донесений францисканцев и египетских послов мы знаем только перечень запретов. Отмечу также, что не существует ни одного средневекового текста, где эта композиция была бы представлена в полном виде. Существуют лишь отдельные фрагменты, позволяющие, однако, с уверенностью восстановить первоначальную картину. Ниже, в § 4 показана связь между нарушением запретов и появлением молний и соблюдением запретов как выражения почтения Небу. Монгольские царедворцы, призывая францисканцев соблюдать странные предписания, на самом деле, призывали их оказывать почтение священному Небу, которое, как известно, было покровителем монгольских ханов. Если бы по какой-то причине Небо отвергло иностранных посланников, то и правитель не замедлил бы отвергнуть их, исполняя высшую волю.
142
Кляшторный С. Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках//Тюркологический сборник. 1977. М., 1981.
§ 3. Случай с Абд ар-Рахманом
Как известно, свод монгольских законов (Яса Чингис-хана) сохранился лишь фрагментарно и к тому же в изложении представителей других культур [143] . За большинство нарушений Яса предусматривала наказание смертью. И. Н. Березин считал, что согласно Ясе за осквернение огня, где пребывает божество, полагалась смертная казнь [144] . В связи с этим возникает вопрос, можно ли рассматривать полный перечень запретов, известный только по донесениям францисканцев, как утраченный фрагмент Ясы, регулировавший сферу наказаний за вредоносную магию? Скорее всего, да. Дело в том, что с помощью запретных действий можно было спровоцировать высшие силы. Однако Небо ударом молнии наказывало не нарушителя, а испепеляло место действия, чем наносило урон окружающим. Обратимся к ряду примеров, подтверждающих это предположение. Запреты, о которых пишет Рашид-ад-дин, имеют столь же странный характер, что и приведенные выше сведения францисканцев о монгольских «грехах».
143
Ауаlоп D. The Great Yasa of Chingiz Khan: A reexamination//Studia Islamica 33. 1971. P. 97–140; № 34. 1971. P. 151–180; № 36. 1972. № 113–158; № 38. 1973. P. 107–142; Ratchnevsky P. Die Yasa (jasaq) Cinggis-Khans und ihre Problematik//Schriften zur Geschichte und Kultur des alten Orients 5: Sprache, Geschichte und Kultur der altaischen Volker. G. Hazai, P. Zieme (ed.). Berlin, 1974. S. 471–487; Morgan D. О. The Great Yasa of Chingiz Khan' and Mongol law in the Ilkanate//Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London. 49/1. 1986. P. 163–176.
144
Березин И. H. Очерки внутреннего устройства Улуса Джучиева//Труды Восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1864. Т. VIII. С. 410–412.
Об 'Абд ар-Рахмане, мусульманском купце, впоследствии могущественном откупщике налогов в Северном Китае, известен следующий анекдот: «Сперва Ао-ду-ла-хэ-мань [Абд ар-Рахман] был бедным человеком. По законам страны за купание весной и летом [виновные] наказывались смертью. Император [Угедей-хан] и старший брат императора Ча-хэ-тай [Чагатай] выехали на охоту и увидели Ао-ду-ла-хэ-маня купающимся. Ча-хэ-тай хотел казнить его. [Но] император сказал: "Он потерял золото, ныряет в воду и ищет его, а не купается!". Тогда он освободил его от смерти и приказал служить при нем» [145] . Обстоятельства этой истории находят объяснение в следующих сведениях Рашид-ад-дина: «Обычай и порядок у монголов таковы, что весной и летом никто не сидит днем в воде, не моет рук в реке, не черпает воду золотой и серебряной посудой {58} и не расстилает в степи вымытой одежды, так как, по их мнению, именно это бывает причиной сильного грома и молнии, а они [этого] очень боятся и обращаются в бегство. Однажды каан шел вместе с Чагатаем с охоты. Они увидели какого-то мусульманина, который совершал омовение в воде. Чагатай, который в делах обычая придерживался [даже] мелочей, хотел убить этого мусульманина» (Рашид– ад-дин. Т. II. С. 49). Далее рассказывается как Угедей спас этого мусульманина от казни, подговорив стражу подбросить в воду, где тот совершал омовение, серебряный балыш. Во время расследования дела балыш был обнаружен и прозвучал знаменательный вопрос каана: «У кого может хватить на то смелости, чтобы преступить великую Ясу? Этот несчастный ведь жертвовал собой ради такого пустяка из крайней нужды и бедности». Итак, омовение в
145
«Синь Юань ши», цит. по: Мункуев Н. Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах: Надгробная надпись на могиле Елюй Чу-цая. Перевод и исследование. М., 1965. С. 122.
Обратим внимание, что запрет входить в воду ограничен временем года (весна и лето) и временем суток (день). Скорее всего, этот обычай имел древнее происхождение, однако дать какое-либо объяснение этому обычаю трудно. В этой связи лишь напомню о запрете, который согласно Ахмеду ибн Фадлану, должны были соблюдать мусульманские купцы в земле тюрков. «Никто из купцов или кто-либо другой не может совершать омовения после нечистоты в их присутствии, кроме как ночью, когда они его не видят. И это потому, что они гневаются и говорят: "Этот хочет нас околдовать, так как он уставился в воду", — и штрафуют его деньгами» (Ахмед ибн Фадлан, с. 126). Не исключено, что приведенные примеры каким-то образом связаны с темой осквернения водных источников. В этом плане заслуживает внимание свидетельство ал-Бируни, поскольку в нем говорится о молоке, пролитие которого вызывает дождь. Разбирая причины внезапных природных катаклизмов, ал-Бируни спрашивает: «Но в чем же дело с источником в горах Ферганы, о котором известно, что если в него бросают что-либо нечистое, то идет дождь, или с так называемой "скамьей" Сулеймана ибн Дауда в пещере Испехбедан на горе Так в Табаристане? Если ее запачкают какими-либо нечистотами или молоком, небо покрывается тучами и идет дождь, пока скамью не очистят» (ал-Бируни. Хронология, с. 268). Арабский врач и путешественник X в. Абу Дулаф сообщает об этой местности нечто противоположное: «Когда у них льют проливные дожди и жители терпят от них ущерб, они, желая прекращения ливней, льют козье молоко на огонь, и те прекращаются. Я неоднократно проверял достоверность этого утверждения и убедился, что они в этом правы» (Абу Дулаф, с. 56).
Сведения францисканцев о монгольских запретах, взятые сами по себе, не позволяют уверенно говорить о теме «небесного суда». Однако рассмотренные в широком контексте, они обретают свой истинный масштаб.
§ 4. Мифологема грома
Какое место занимало явление небесного грома в мифологических представлениях средневековых монголов? Свидетельства, приводимые ниже, показывают, что отношение к грому не было безразличным ни у простых кочевников, ни у монгольской элиты. Неизвестно ни одного случая, когда гром и удар молнии вызывали бы в их среде положительные ассоциации. В представлениях монголов смерть от удара грома была страшным событием. На это обстоятельство францисканцы должны были обратить внимание по той причине, что случайное нарушение ими некоторых бытовых норм могло восприниматься монголами как вредоносная магия, что имело бы для послов самые печальные последствия.
Опираясь на свидетельство Рашид-ад-дина можно утверждать, что запретные действия, подпадающие под категорию вредоносной магии, имели целью вызвать удар молнии. Соответственно, место, отмеченное ударом молнии, воспринималось как нечистое, то есть отвергнутое Небом. Иначе, трудно объяснить следующие свидетельства современников.
По сведениям брата Иоанна, «если родственники и иже с ними умирают в своих стойбищах, то другие [родственники] должны очиститься огнем. Очищение происходит следующим образом: раскладывают два костра и ставят два шеста возле костров. Между шестами наверху веревка и на эту веревку привязывают несколько обрезков букарана. Под этой веревкой и под тем, что привязано на ней, между огней проходят люди и скот со скарбом. Есть две женщины, одна с этой стороны, другая — с той, разбрызгивающие воду и причитающие. И если какая-нибудь повозка сломается или же с нее упадут какие-либо вещи, то причитательницы их забирают. А если же кто-либо погибает от грома, то им [монгалам] надлежит вышеописанным образом всех тех людей, которые умерли в стойбищах, провести через огонь. Никто не должен дотрагиваться до юрты, ложа, повозки, войлочных одеял и одежды и всего того, что имел умерший, ибо все это отвергается как нечистое» (LT, III. 15). Очевидно, что подобная смерть переводила умершего в разряд сакрально нечистых существ. И далее брат Иоанн сообщает: монголы «верят, что все очищается при помощи огня. Поэтому, когда к ним прибывают послы или принцы или какие Угодно люди, надлежит, чтобы они, вместе с дарами, которые несут, проходили между двух костров, чтобы очищаться, — только бы они не учинили отравлений или не пронесли бы [ядовитого] зелья или какого-нибудь зла. Также, если с неба падает огонь на скот или на людей, что как раз там часто случается, либо происходит с ними что-нибудь такого рода, из-за чего они считают себя нечистыми или несчастливыми», им следует очищаться, пройдя между огней, при посредстве заклинателей (LT, III. 10){59}.
Усложненный вариант обряда прохождения между костров осуществлялся в трех разных случаях: когда человека или скот убивало молнией; когда совершался один из проступков, перечисленных францисканцами; и, наконец, для очищения посольских даров. Общим здесь является магический аспект очищения, то есть нейтрализация внешней угрозы.
Поскольку точно такой же очистительный обряд проводился в случае непроизвольно совершенного «греха», то мы можем смело отнести нарушение запретов к средству, с помощью которого вносился разлад в отношения между людьми и Небом. Удар молнии в стойбище и, к примеру, случайное касание плетью стрел, вызывали одинаковые последствия. В обоих случаях все вещи проносили между очистительных огней. Целью обряда было восстановление нарушенной гармонии. Ряд других примеров рассмотрен Г. Н. Потаниным [146] . В исследовании французского этнографа Ж.-П. Ру [147] , посвященном представлениям о смерти у алтайских народов в древности и средние века, нет объяснения обозначенного нами феномена.
146
Потанин Г. Н. Круговращение ночного неба и грозовое явление в монгольских преданиях, иконописи и пластике//Записки Семипалатинского подотделения Западно-Сибирское отделение РГО. 1919. Вып. 13.
147
Roux J.-P. La mort chez les peuples altaiques anciens et medievaux. Paris, 1963. P. 151–154.