Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта
Шрифт:
Очевидно, что легенду о самаркандском чуде Марко Поло узнал от несториан, переселившихся из Самарканда в Южный Китай. Услышав легенду из уст столь авторитетного человека, который к тому же был назначен Хубилаем губернатором города, Марко Поло пересказывает ее. Он один из череды рассказчиков. Полагать вслед за Н. В. Котрелевым, что Марко не чуждается чудес, а глава о камне по символической насыщенности исключительна [119] , оснований нет. Для несториан эта легенда, несомненно, была значима, но делать вывод о том, что за некатолической церковью признается благодатная сила, ибо несториане торжествуют чудом, излишне. В несторианском предании эпизод о свободно парящей опоре связан с неким древним христианским храмом вне пределов Самарканда. Но родом из Самарканда была семья Мар-Саркиса, собеседника Марко Поло.
119
Котрелев H.
«Се-ми-сы-хь (Самарканд) отстоит от Китая на северо-запад более чем на 100 000 ли. Это страна, где господствует вера Е-ли-кэ-унь{46}. Когда я расспрашивал об этой религии, мне рассказывали, что во вселенной существует 12 храмов креста; в одном из них, в главном святилище, стоят четыре столба, вышиною на 40 футов, из цельных огромных деревьев, один из столбов висит на фут слишком от помоста. Основатель веры, Мар Е-ли-я{47} оставил свои чудесные следы назад тому более 1500 лет; ныне Ма Се-ли-ги-сы (Мар Саргис) есть последователь его.
Вера состоит, главным образом, в поклонении на восток и отличается от индийской веры уничтожения (т. е. буддизма). Дело в том, что свет исходит от востока; четыре времени года начинаются от востока; все твари родились на востоке; восток принадлежит дереву; дерево господствует над рождением; посему, со времени рассеяния хаоса, мир существует непрерывно, солнце и луна движутся, люди и животные размножаются, — все по единому закону непрерывного рождения; отселе и называется вечно рождающим небом{48}.
Крест есть подобие человеческого тела, они (христиане) вешают его на своих жилищах, рисуют в храмах, носят на головах, вешают на груди и знаменуют им четыре страны света, верх и низ.
Се-ми-сы-хь (Самарканд) есть название места, Е-ли-кэ-унь название веры. Дед Се-ли-ги-сы именовался Кэ-ли-ги-сы, отец — Me-ли, а дед по матери Чэ-би; все они были медиками. Когда Чингис-хан только что овладел их страной, царевич Еке-наян{49} заболел. Дед Селигисы по матери дал шэлиба (шербет), а общество Ма-ли-ха-сия{50} принесло моления [о здравии] и царевич выздоровел. Он (Чэби) сделан был ханским шэлибачи и талаханем (тарханом, старейшиной) тамошних христиан. В 5-й год правления Чжи юань (1268 г.) император Хубилай вызвал Се-ли-ги-сы к себе [в Пекин], повелев ему ехать на почтовых; он представил государю шэлиба и получил богатые подарки. Шэлиба есть напиток, сваренный на воде из разных душистых плодов с медом; шэлибачи есть название должности. Се-ли-ги-сы, по наследству, был искусен в приготовлении этого снадобья и оно оказалось действительным [как лекарство]; ему пожалована была золотая дщица, с правом исключительно исполнения этого дела{51}. В 9-й год Чжи юань (1272 г.) он ездил вместе с сановником Сай дянь чи в (провинцию) Юньнань; в 12-й год (1275) в [провинцию] Фу-цзянь и Чжэ-цзянь равно для приготовления шэлиба. В 14-й год (1277) государь пожаловал ему тигровую дщицу, с высочайшим повелением, почетный титул 3-й степени и назначил его главноуправляющим областью Чжэнь-цзянь-фу, со званием вице-даругачи.
Хотя он восшел на степень знатности и чести, однако еще усерднее держался своей веры и постоянно имел помышление о распространении оной. В одну ночь он видел во сне, что врата семи кругов небесных отверзлись и два ангела [спустились и] сказали ему: "Ты должен воздвигнуть семь храмов", в знамение чего они дали ему белую вещь. По пробуждении, так и оказалось. Тогда он оставил службу и приложил старание к построению храмов. Прежде всего, он пожертвовал своим домом у [городских] ворот Те-ун-мынь, и построил тут храм [названный по-сирски] Па-ши-ху-му-ла, [а по-китайски] Да-син-го-сы. Потом, приобретши гору Шу-ту-шань, у переправы [через р. Цзянь], построил на ней Та-ши-ху-мула — Юнь-шань-сы и Ду-даур-ху-мула — Цзюй-мин-сы. <…> Эти семь храмов, воздвигнутые усердием Се-ли-ги-сы, выказали его преданность к государю и любовь к царству. Министр Вань цзэ, усмотрев, что Се-ли-ги-сы, с доброю целью (молиться о государе) построил семь храмов, доложил о том государю. Ему дарована была охранная грамота, с ханскою печатью, и пожаловано было из казенных полей в провинции Цзянь-нани 30 цинов земли, да прикуплено в Чжэ-си у крестьян 34 цина земли для содержания семи храмов» [120] .
120
Палладий, архимандрит. Старинные следы христианства в Китае,
Как отмечает Палладий, два из семи несторианских храмов в 1311 г. были присвоены буддистами, имевшими большее влияние при дворе, а при династии Мин все храмы перешли в руки буддистов. Итак, в Самарканде была несторианская община, которая, по неизвестной причине, скорее всего, из-за конфликта с мусульманами, переселилась в Южный Китай. В коллективной памяти несториан сохранилась легенда о двенадцати храмах креста, в одном из которых несущая опора парит в воздухе.
Теперь изложим версию мусульман.
В 1259 г. почтенный саййид Ашраф-ад-дин прибыл по торговым делам из Самарканда в славную столицу Дели, где нашел радушный прием у единоверцев. Этот саййид изложил благородному собранию рассказ о том, как строго соблюдает мусульманскую веру Берке, правитель Улуса Джучи. Ситуация религиозной терпимости во владениях монголов мусульманским лидерам казалась невыносимой. Они претендовали на исключительность. Миф о благочестии Берке удовлетворял мечту о торжестве ислама. В рассказе Ашраф-ад-дина сквозит тайное желание тотального принуждения к религиозному однообразию, когда государство возьмет на себя функцию защиты истины. Торжество некой истины невозможно без физического устранения инакомыслящих.
По словам Ашраф-ад-дина, мусульмане разрушили церковь. В. В. Бартольд счел рассказ Ашраф-ад-дина, записанный Джузджани, более достоверным, чем рассказ Марко Поло [121] .. Разумеется, предание о колонне, лишенной основания в церкви Иоанна Крестителя, выглядит фантастично. Но не менее фантастично, на мой взгляд, и утверждение Джузджани о вмешательстве Берке в религиозный конфликт на стороне мусульман и приказе об умерщвлении христиан. Следует учитывать жанр повествования, который Джузджани обозначил следующим образом: «Рассказ о мусульманском благочестии Берка».
121
Бартольд В. В. Туркестан под владычеством монголов (1227–1269 гг.)//Сочинения. М., 1963. Т. I. С. 571.
«Говорят так: по словам этого знаменитого саййида один из самаркандских христиан перешел в ислам, и самаркандские мусульмане, твердо держащиеся мусульманской религии, прославляли его и оказывали ему много благодеяний. Вдруг в Самарканд прибыл один из заносчивых монголов и неверных чинов (китайцев), пользовавшийся силою и властью; этот проклятый питал расположение к христианской религии. Самаркандские христиане пришли к этому монголу и пожаловались [говоря]: "Мусульмане обращают наших детей из веры христианской и учения Христа — да будет над ним мир — в религию мусульманскую и приказывают следовать вере Избранника (Мухаммада). Если эта дверь будет открыта, то все последователи наши будут совращены из веры христианской. Силою и властью [своею] устрой наше дело!"
Означенный монгол приказал привести того юношу, который сделался мусульманином, и довести его лаской, обходительностью, подарками и милостями до отречения от религии мусульманской. Но сколько ни уговаривали этого искреннего новообращенного мусульманина отречься от веры мусульманской, он не отпал [от нее] и с сердца и тела своего не совлек покрова, украшенного мусульманской религией. Тогда этот монгол отдал [новое] приказание, перевернув лист нрава [своего], стал произносить слова угрозы и подверг этого юношу всем наказаниям, которые находились в распоряжении власти и силы его (монгола), но он (юноша), по крайнему усердию, ни под каким видом не покидал мусульманской религии, несмотря на удары злобы неверных, не выпускал из рук напитка веры. Так как юноша твердо стоял за веру истинную и не обращал внимания на посулы и обещания этого беспутного народа, то тот проклятый [монгол] отдал приказание казнить означенного юношу. Благодаря силе веры своей, он [спокойно] переселился из мира сего, — да будет им бог доволен и да сделает его довольным! Все мусульмане Самарканда были поражены этим. Составлен был акт (махзар) — так рассказывал Ашраф-ад-дин, — подтвержденный свидетельством людей, заслуживающих доверия, и старшин мусульманских, живших в Самарканде. С этим актом мы отправились в лагерь Берка-хана, доложили ему положение и численность самаркандских христиан и тут же представили акт. В характере этого правоверного царя проявилось усердие к вере Мухаммадовой, и нравом его овладело желание защищать истину. Через несколько дней он оказал почесть этому саййиду (Ашраф-ад-дину), отрядил в Самарканд множество тюрков и доверенных мусульманских старшин и отдал [им] приказание умертвить и отправить в геенну сборище христиан, учинившее то нечестивое беззаконие. Получив такой указ, выждали время, когда эти злосчастные люди собрались в [своей] церкви. Там их разом захватили и всех отправили в преисподнюю, а церковь эту обратили в кирпичи. Это возмездие произошло по благосклонности того царя [Берка] к вере Мухаммада и к исповеданию ханафитскому, — да воздаст ему Аллах за это по заслугам» (Сборник материалов. Т. II. С. 45–47).