Золото на ветру
Шрифт:
В один такой момент прозвенел звонок в дверь.
XIV
Леопольд поскоблил дверцу ногтем, осмотрел ржавые петли и, недолго порывшись в кармане, достал масленку с тонким носом. Побрызгал на петли, убедился, что и Маузер на месте, продут и заряжен, что горсть патронов точно есть, взялся за торчащий из рубероида загнутый гвоздь и решительно потянул.
За дверью обнаружился коридор, наполненный черной тьмой, нарушаемой мерцаньем кошачьих глаз, да светом, текущим из-за Лепиной спины. Чуток поколебавшись, он двинулся вперед, опасливо тыча во все стороны пальцами.
Наконец, он окончательно увяз и завалился в какую-то щель, где застрял так, что пошевелиться можно было только для того, чтобы завалиться еще глубже и прочнее. Снизу тянуло сквозняком, сверху капала какая-то слякоть прямиком за ворот, пахло летучими мышами и поганым грибом.
Инспектор скрипнул зубами и зло выругался.
XV
Расслышав звонок, Шерстюк пошел открывать. За дверью он застал тесную группу юных пионеров. Пионеры дружно отдали салют, на что Харитон ответил тем же, и один из них бодро отрапортовал:
– Звено имени Фарабундо Марти. Собираем утиль-сырье в пользу фронта национального освобождения.
– Затем достал из-за спины яркую трубу с флагом и, надув щеки, дунул прямо в лицо Харитона, на что тот счастливо рассмеялся и попросил попробовать дунуть. Мальчик дал, Харитон дунул, вышел сиплый, нехороший звук. Начали выглядывать соседи. Шерстюк позвал детей в квартиру. Голова его шла кругом. Мельтешили вокруг красные галстуки, значки, свежие щекастые лица, усиливая кружение.
– Берите все!
– радостно кричал Харитон, сгребая все свое имущество в одну кучу.
Пионеры не стали спорить и, забрав полные руки барахла, а заодно и лежавшие в углу гардины с цацками, выкатились из помещения. Горнист, задержавшись в дверях, схулиганил и еще раз рявкнул в свою нарядную трубу, слегка контузив Шерстюка звуком.
Эта небольшая контузия вывела Харитона из состояния ложного представления, вернув его к печальному настоящему. Печаль же состояла теперь еще и в том, что жилище его поопустело, лишившись кой-каких вещиц, унесенных бодрым звеном.
На лестничной площадке гомонили соседи, а Харитону представилось, что посреди их круга стоит мерзкий двойник и пишет, чирикает в блокноте, шелестит листами, пером щелкает, ухмыляется гнусно, поглядывая на его, Харитона, дверь.
– Черта с два меня возьмешь! Плохо вы все меня знаете!
– яростно выкрикивал Шерстюк, судорожно закусывая воротник рубахи...
Но под его зубами не хрустнула ампула с ядом, ее там отродясь не было, зато он вспомнил с необычайной ясностью, что такой яд имеется в шкатулке с отцовским еще мелким барахлом и бумагами. Яд был неизвестного состава, но в очень красивой посуде, темно-синего заграничного стекла.
Рыча, Харитон козлом поскакал к шкатулке. Вывернув ее на пол, он принялся рыться в содержимом.
Запахло нафталином и еще какой-то трудно узнаваемой дрянью вроде рыбьего жира, побежал в сторону таракан. Шерстюку пришлось немедленно чихнуть,
"Федя, хоть ты и сволочь..."
Следуя желанию отвлечься на постороннее, перевести перед смертью дух, Харитон дочитал документ до конца...
В сознании его сверкнула молния. Он перечел сызнова и в мозгу его прокатился гром.
– Гардины, гардины!
– твердил он, носясь по комнате, - с кистями и цацками!
– еще ахнул он.
– Идиот и сын идиота!
– бил он себя обоими кулаками в лоб, - как это она долежала до этих пор?
Бросив ломать голову, Шерстюк бросился вон со двора. В один миг к нему вернулись все его прежние качества. Прыгая через три ступеньки, он мигом достиг улицы. Там отпихнув подростка, он завладел велосипедом "Орленок" и, растопыря колени, помчался вслед пионерскому звену.
В ушах его гремела знакомая с детства хоровая песня: "Орленок, орленок, взлети выше тучи..."
Тучи были тут как тут, кудрявились, набиваясь между крыш и заслоняя небо.
XVI
Черт знает сколько прошло времени с тех пор, как Леопольд застрял в коридорной расщелине. Во всяком случае, он давно уже ни о чем не думал, кроме еды, и едой ему казалось уже многое, включая кошек и мышей, стало быть прошел не один день. Инспектор застрял до того удачно, что всякая попытка выбраться приводила лишь к дальнейшему застреванию. Вскоре совсем нельзя стало пошевелиться.
В этой ситуации, когда совсем затекло и онемело туловище, голова Каверзнева заработала в том направлении, что или помирать, или выдумать новый план надо. Пожалуй, теперь вернее было не стремиться наверх, а дернуться как-нибудь особо, прогнуться, да и провалиться окончательно хоть в самые тартарары, туда, откуда тянуло сквозняком.
Собрав остатки энергии и припомнив некоторые героические сюжеты из истории, Леопольд принялся извиваться змеем и судорожно биться в своей щели, пока с радостью не отметил, что край ее совсем скрылся из глаз, ноги же повисли в пустоте, перестав встречать препятствия.
Пожелав быть тому, что будет, Леопольд дернулся еще раз и провалился во тьму, в самые тартарары, куда так стремился...
XVII
Пролетев некоторый путь и почти ни за что не задев, Лепа мягко шлепнулся на кучу теплой золы. Тут же поднявшись, он обнаружил, что находится внутри камина с низкой кованой решеткой.
Глазам его открылся вид на небольшую залу с лепным потолком, полную молодыми людьми в гимназических мундирах. Некоторые из них тут же обернули к Лепе свои лица, привлеченные произведенным шумом. Кое-кто, впрочем, тут же отвернулся назад, как бы не желая видеть упавшего.
Леопольд решил было, что попал на съемки исторического фильма, но не найдя признаков кинооборудования, мучимый невыносимым голодом, решил ни о чем не думать, а добыть сперва еды.
– Господа!
– обратился он к собранию, желая сострить.
– Нет ли тут буфета?