Золотой Конвой. Дилогия

Он объявился утром. Прекрасным, воскресным утром, о погоде которого ничего не могу сказать, потому как я спал. Да, дрых у себя дома на раскладном диване, и видел десятый сон. Тут-то и зазвонил телефон. Сколько-то там я пробуждался... Переходил из сна в явь, шарил по округе руками, пока наконец не нащупал мобилу. Потом еще крутил её, пытаясь спросонья сообразить, чего нажимать, и как прикладывать к голове. Долго короче. Менее терпеливый абонент уже давно бы прекратил звонить. Но не он. Потому что это звонил Ваня.

–

– Привет, брат! Узнал?
– Плеснуло оптимизмом из трубки.
– Это Иван!

– Иди ты на хрен!
– Проинформировал я о маршруте, и с чистым сердцем приготовился дать отбой.

– Чего?
– Успели удивиться с той стороны.

– Ты времени видел сколько?
– Пробубнил я.
– У тебя совесть есть?

– А сколько?
– он там на секунду запнулся, видимо оторвав мобилу от уха, и поглядев время, - да семь часов уже.

– Уже... Утра!
– Рявкнул я.
– Воскресенья, между прочим. Люди, знаешь в такое время еще могут спать.

– Ну прости, прости, дружбан, - мимолетно покаялся Ваня.
– Я такое узнал! Не мог ждать! Ты щас просто обалдеешь! Я у твоего дома. Ща поднимусь!

– Не надо.
– вяло буркнул я, но в трубке уже загудели решительные гудки отбоя.

Я отложил трубку на тумбочку, и крякнул. Ну просто отлично... Пару минут я пялился в потолок, на котором утреннее солнце раскидало контрастные тени. В коридоре настырно запиликал домофон. А-ааа, он уже тут... Появилась соблазнительная мысль-двуходовочка: - отключить мобилу, и не подходить к домофону. Но ведь чтоб отключить домофон, все равно придется к нему доползти... И так уде сна ни в одном глазу; сбил гад. И потом, - обидится. Лучший друг, все-таки.

Я откинул одеяло, и преувеличено бодро выбросил себя из постели. Нащупал ногами шлепки, и вышел из комнаты в коридор. Долго ждать Ване не пришлось. И комната-то у меня не велика, а уж коридор - одно название; точка пересечения троп между выходом и санузлом. Это называется 'квартира-студия'. Под ипотеку...

– Кто?
– На всякий случай вопросил я в домофон.

– Ну кто?
– Возмутился Ваня.
– Открывай!

Я вздохнул, и нажал кнопарь. Внизу пиликнула разблокированная парадная дверь. Закрылась с гулом. Пока там Ваня одолевал лифт, я открыл дверь в ванную, и плеснул на физиономию холодной воды. Сразу пободрело. Из зеркала на меня глянул припухлый ото сна я. Короткая стрижка и укрощенная триммером щетина, позволили упорядочить волосы одним движением руки. Входную дверь энергично задергали. Затем зазвонил звонок. Я вышел из ванной.

– Кто там?
– Мстительно уточнил я, глядя в глазок.

– Да ну кто?!!
– Вскипел Ваня.
– Открывай давай!

Хохотнув, я провернул замок. Ваня-вихрь, влетел, мимолетно всучил мне свою руку для пожатия, вывалился из кроссовок, и промчался мимо меня в квартиру, рассекая воздух растрепанными патлами.

– Давай к кухне, - махнул рукой я.
– Ударим по чаю.

Мы перебрались 'к зоне кухни', как это называют, а говоря точнее, в ту часть комнаты, где был обеденный стол, раковина и плита. Ваня оккупировал стул.

– Рассказывай, - предложил я, пока сам доставал из шкафчика чашки, и турецкий гранатовый чай.

– Уф...
– Продул трубу Ваня.
– Старик, на этот раз дело верное!

Я застыл с чайником в руках.

– Опять клад, Вано?

– Я ж говорю, теперь верняк!

Я помолчал, глядя в его честные, восторженные глаза.

– Ваня.
– Проникновенно заговорил я.
– Я в этом не участвую. Тебе прошлого раз не хватило? Когда твоя 'Пантера в болоте' оказалась старой сеялкой? Весь отпуск в грязище проползали! В тот раз, помнится, тоже было 'верняк'.

– Я ж не отрицаю.
– Без тени сожаления подтвердил Иван.
– В тот раз капитальный конфуз вышел. Опыт сын ошибок трудных, и все такое... Но теперь-то совсем другое дело!

– Да-а.

– Ну ты можешь послушать просто? А уж потом будешь брызгать секпсисом. Дай сказать-то.

– Ну, валяй, валяй.
– Меланхолично согласился я.

– Короче, - ты про клад Колчака слышал?

Я подумал, машинально крутя чашку в руках.

– Ну про Колчака слышал, кое-чего. В начале 20го века, во время гражданской войны, был правителем одного из кусков страны. Он? Фильм про него еще был, с таким носатым актером...

– Да, он.
– Кивнул Ваня.
– Чего еще помнишь?

– Слушай, - я снял с подставки, и поставил перед ним закипевший чайник, -ты же знаешь, мое хобби - история древнего мира.

– Да-да, - фыркнул Иван.
– Все эти твои древнегреческие римляне, и древнеримские греки. Не стыдно? Про каких-то иноземцев копаешь, а историю своего народа вековой давности - ни бум-бум.

Это был наш с Ваней давний спор. Меня привлекала античность, ну максимум раннее средневековье. Он же был ярый националист, и его любимой темой были первая, и вторая мировая. В этом отношении, мы дополняли друг-друга недостающими знаниями. Спор был давний, - и начинать его сейчас по новой, я не собирался.

– Ну чего еще помню?..
– Я почесал затылок.
– Недолго у твоего Колчака музычка играла. Раздолбали его 'красные', и расстреляли. На том и сказке конец.

– Так, да не так.
– Ваня сыпанул в заварочную чашку пучок гранатовых листьев, и залил крутым кипятком.
– На самом деле, это не красные войска Колчака затюкали.

– А кто?

– Ну знаешь, это сейчас все пытаются свести, будто воевали 'красные' и 'белые'. Такое упрощение, для легкости. А на самом деле, кого в то время только не было. И красные, и белые разных мастей, и зеленые, и серо-буро-малиновые, и иностранцы. Полный хаос. А Колчак, получается... сам себя раздолбал.

– Это как?
– я от удивления даже прекратил надрывать пачку мятных пряников, которые хотел высыпать перед Ваней в вазочку.

– Да вот так. После начала гражданской, в Сибири образовалось собственное правительство - 'Директория'. Колчак захватил у неё власть военным переворотом, и объявил себя диктатором. Проправил недолго, - около двух лет. И настолько за это краткое время умудрился достать местных, что мужики начали массово уходить в лес, сбиваться в партизанские отряды, и месить колчаковских солдат. Нападали на обозы, портили рельсы на железной дороге... Короче, реальная партизанская война. К моменту, когда красные начали наступление, войска Колчака, считай, остались без тыла, и коммуникаций. Войска были разрезаны на несколько кусков, подвоз боеприпасов и подкреплений почти невозможен. Красным оставалось только снять с ветки плод.