Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Сирота Степаник вырос на ее руках, она заменила ему мать. И вот теперь ее любимцу грозила опасность. Кому и как поведать то, что ей сегодня сообщила Джаво? Она была уверена, что если старик Хачо узнает о намерениях бека, он не перенесет этого удара. И без того уже он носил в душе неизлечимую рану… С другой стороны, Сара понимала, что скрывать нельзя и даже опасно. Надо что-то предпринять, чтобы предотвратить надвигавшуюся беду… Но кому открыться?!
В этих размышлениях она провела весь вечер и все же не пришла ни к какому решению. Когда они остались вдвоем с мужем, Айрапет спросил ее:
— Сара, ты сегодня на себя не похожа, что с тобой? Уж не больна ли ты?
— Голова что-то разболелась, да это ничего, пройдет, — ответила Сара: она боялась сразить мужа этим неожиданным известием.
— Приложи немного уксуса ко лбу.
— Я пробовала, не помогает…
Сара решила исподволь подготовить Айрапета, но не знала, с чего начать. Однако он сам пришел ей на помощь:
— Зачем к нам приходила сегодня эта курдочка? Откуда она?
— Это служанка Хуршид, жены Фатах-бека.
— Всякий раз, когда этот окаянный или его люди бывают у нас, я жду недоброго, — с горечью заметил Айрапет. — Эх, — вздохнул он, — когда эти безбожники забудут дорогу к нашему дому?
— Благодаря богу это еще не самое страшное, — произнесла Сара загадочным тоном, — кабы только это!..
Айрапет побледнел. Желая успокоить его, Сара сказала:
— Если господь бог посылает нам испытание, надо терпеть и уповать на него…
Бедняги! Они утешались тем, что приписывали божьей воле все превратности своей судьбы, словно бог мог быть творцом всех бед на земле.
— Что произошло? — испуганно спросил Айрапет. — Говори прямо.
Сара рассказала ему о своем разговоре с Джаво. Слушая ее, Айрапет несколько раз менялся в лице: глаза его то загорались гневом, то выражали грусть и сожаление.
— Я давно ждал этого, — заговорил он, стараясь овладеть собой. — Бедный отец, он не перенесет нового удара.
— Я тоже думала об этом, — сказала Сара, — эта весть сведет его в могилу.
Несколько минут длилось молчание.
— Отцу об этом — ни слова, — начал Айрапет.
— Но братьям следует сказать, — заметила Сара.
— Я сообщу им.
— Послушай, нельзя терять ни минуты! Расскажи им сегодня же, — настаивала Сара. — Надо торопиться: кто знает, что может случиться завтра.
Айрапет велел жене, чтобы она ничего не говорила невесткам, пока он не посоветуется с братьями.
Он вызвал братьев во двор и сказал, что ему нужно с ними переговорить об одном важном деле, и назначил местом встречи уединенную рощицу близ мельницы.
Когда все собрались, Айрапет рассказал им то, что поведала ему Сара. Весть эта так ошеломила братьев, что они застыли, пораженные и онемевшие. Так бывает в вечернюю летнюю пору, когда стая воробьев, опустившись на дерево, оживляет лес своим чириканьем и щебетом, но вдруг умолкает при виде налетающего ястреба.
Такое же впечатление произвела на братьев весть о недобрых намерениях Фатах-бека.
— Вот она, дружба курда! — заговорил наконец один из них. — Хоть он нам и кум, да, видно, позабыл нашу хлеб-соль.
— Может ли дружить волк с овцой, лиса с курами? — с негодованием произнес Айрапет. — Но мы более беззащитны, чем овцы и куры. У овец есть рога, они могут боднуть, курица и та норовит клюнуть, а мы — мразь, нечисть, которую надо смыть с лица земли.
Эти слова он произнес с таким негодованием, что братья пришли в ужас.
— Что мы такое? — продолжал он тем же тоном. — Усердные, трудолюбивые батраки. И этим мы гордимся!.. Но осел, лошадь, бык, буйвол куда сильнее нас и больше нас трудятся… Мы рабочая скотина и больше ничего… Копье курда важнее нашего плуга и сохи… Мы наживаем — они обирают нас!.. Мы растим красивых девушек — они наслаждаются ими… Все хорошее и красивое — для них, а нам — что похуже, видимо иного мы недостойны. Несколько дней назад я говорил с отцом, — продолжал он, — отец убеждал меня, что наше положение не такое уж плохое, как мы думаем, и доказывал, что с курдами надо жить в дружбе, иначе все наше богатство пойдет прахом. Вот теперь попробуй сказать ему, что его любимое чадо собираются похитить, а он не сморгнув глазом должен смотреть на это и не имеет права даже слово вымолвить… Хорошенькое положение, нечего сказать! С этим может мириться только армянин, лишенный чести и совести… Попробуй отними у тигра его детеныша — он тут же растерзает тебя. Таковы и курды. А мы? Мы — ничтожество…
Слова Айрапета зажгли сердца братьев таким гневом, что некоторые из них тут же дружно поклялись ценою жизни защитить честь сестры.
— Этак мы не достигнем цели, — рассудительно сказал Айрапет, — сами погибнем, а Степаника все же похитят.
— По крайнем мере мы не будем свидетелями бесчестья нашей сестры, — воскликнул Апо.
Но не все братья согласились с Апо.
— Мы погибнем, спасая честь сестры, а наши дети останутся сиротами, — заговорил Оган, — это глупо. Я умываю руки. Ну на худой конец похитят сестру — невелика беда. Почему мы должны рисковать головой из-за нее?
Еще более трезво и расчетливо подошел к решению этого вопроса Ако:
— Чего уж так сокрушаться о Степанике? Совсем не плохо иметь зятем Фатах-бека. Больше уважать будут. Взять хотя бы нашего соседа Мыко, — продолжал он, — человек он никчемный, в доме у него хоть шаром покати, но его дочь — жена курда, а поэтому все побаиваются Мыко, никто не перечит ему, а то, чего доброго, он подучит своего зятя, а тот возьмет и вырежет всех нас в одну прекрасную ночь. Чем плохо иметь такого зятя?
Апо вышел из себя.
— Христос с тобой, Ако, ты совсем сдурел! Подумай, что ты говоришь: изменить святой вере и отдать свою сестру на поругание неверным только ради того, чтобы нас боялись и уважали соседи!.. Не нужен нам такой почет! Кто уважает Мыко за то, что он выдал свою дочь за курда? Другое дело, что его боятся, но и волков тоже боятся…
Один из братьев, молча слушавший этот спор, заговорил наставительным тоном:
— Никто не волен изменить порядок, установленный богом. Чему быть — того не миновать. Одного бог создал курдом, другого — армянином, одному дал в руки оружие, другому — заступ, — так тому и быть, такова воля божья. — И он подкрепил свои слова таким примером: — Ворона рада бы иметь павлиньи перья, да где она их возьмет? Бог создал одного таким, другого иным.