Золотой выкуп
Шрифт:
— А что, если золотишко останется? — поинтересовался Эшбури.
— Рассыплем на Дахбедском базаре — это будет нашим подарком остальным беднякам. Покончив с делами, соберемся на Малом броде Акдарьи.
— Договорились.
— Эсергеп, разведи костер. Сожги все долговые тетради и расписки. Пепел развей по ветру. Ларь выбрось в реку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ЖЕСТОКОСЕРДЫЙ ХАКИМ
Дня три-четыре уже, как небо над Дахбедом затянуто темными тучами — ни дождем не прольются, ни ветром не рассеются.
Вконец расстроенный событиями
Достигший в жизни всего благодаря старанию и изворотливости, не без благосклонной помощи Хамдамбая, Мирза Хамид сильно отличался от своего благодетеля одним качеством — сластолюбив был сверх меры. Бай не больно жаловал легкомысленных людей, транжир, но на проделки Мирзы Хамида, про которого шутя говорили, что, пойди он даже на похороны, непременно окажется в кругу женщин, смотрел сквозь пальцы. Несмотря на свой молодой возраст — ему только исполнилось тридцать лет, — Мирза Хамид успел завести трех жен. Но, будто и этого мало, частенько устраивал с друзьями в домике старого рыбака на берегу Акдарьи настоящие оргии. Люди с опаской говорили про Мирзу: «Гляди за дочкой в оба, коли хаким прошел по твоей улице!» Мирза сам по себе довольно пригож: гладкое лицо, смуглая бархатистая кожа, глаза, брови, ресницы черны, как вороново крыло, такие же усы — краса и гордость хакима. Особый шик обретает он, когда, облачившись в форму волостного, важно восседает в коляске, — царевич да и только! Однако при всей его красоте женщины, глядя на него сквозь сетку чачвана, частенько бросают ему вслед: «Чтоб глаза твои выпученные вороны выклевали!»
Волостного встретила у ворот младшая жена — пятнадцатилетняя Афтоббиби. Аккуратный банорасовый халат, под которым безрукавка туго обтягивала ее высокую грудь, украшенную рядами жемчужных бус, позолоченная металлическая подвеска на лбу делали ее похожей на куклу.
— Обед готов? — спросил хаким, проходя в дом.
— Специально для вас плов приготовила. Сама, — добавила Афтоббиби горделиво.
— Чтоб больше к очагу не подходила, — важно приказал Мирза Хамид. — Заставляй работать служанок, понятно?
— Хорошо, мой хозяин.
— Скажи, чтоб принесли вина.
— Сейчас скажу, мой господин.
Мирза Хамид вошел в дом с широкими окнами, снял форму. Присел к пышущему жаром сандалу, подставил грудь теплу. Вошла Афтоббиби, неся в руке разрисованный веселыми узорами кувшин.
— Решила сама принести, мой господин.
— И хорошо сделала, иди садись ко мне. Сегодня ты очень красивая… — Взяв жену за руку, привлек ее к себе. — Работы, забот много… устал я…
— Вай, как может устать такой богатырь, как вы? Не верю! — Выгнула узкие черные брови Афтоббиби, глядя на мужа томными глазами.
— Богатырю тоже надобен отдых, дорогая!
В этот самый миг к воротам дома Мирзы подъехали верхом три городовых. Один из них остался на улице, держа под уздцы коней. Двое других быстро вошли во двор, спросили, в каком из домов находится хаким, и прямо направились к указанному. Мирза Хамид видел в окно стремительно приближавшихся гостей.
— Ты иди пока к себе, — отстранил он от себя Афтоббиби, — я тебя позову. Ко мне царские гонцы прибыли.
Выпроводив жену, хаким поспешно надел шитый золотом
— Руки вверх, собачий сын!
— Намазбек?! — вскричал хаким, ощущая, как противно дрожат руки. — Добро пожаловать… милости просим…
— Лицом к стене, руки на стену. Вот теперь давай померяемся силами, кто кого исхлестает плетью, а?
Еще минутой назад чувствовавший себя сказочной силы Алпамышем [34] , Мирза Хамид не мог выговорить ни слова, а ноги так и подкашивались, проклятые. А когда Намаз вынул из-за пояса револьвер, по затылку его поползли холодные струйки пота.
34
Алпамыш — герой одноименного эпоса.
— А теперь ответь-ка мне, — начал Намаз полным ненависти голосом.
— Намазбек, будьте моим дорогим гостем, — только и смог вымолвить Мирза Хамид.
— Скажи-ка мне, любопытно знать, за что ты тогда отстегал меня плетью? Ты видишь на моем лице раны? Зачем объявил меня конокрадом? Ты же знаешь, что вор — Хамдамбай, ведь ты сам вор не меньший, чем твой хозяин. Разве это не ты украл дочку мясника и опозорил в домике на берегу Акдарьи? Отвечай, подлец! Объясни, за что меня бил? Если уж ты такой силач, давай встанем сейчас и по-честному померимся силами. Ну-ка, ударь меня, ударь, говорю! Ах, боишься? Но ведь ты же чувствуешь себя богатырем, когда садишься в свою вонючую позолоченную коляску! Чего теперь-то дрожишь, как щенок, упавший в воду? Бей, тебе говорят!..
Намаз сильно толкнул в грудь хакима, казалось, совсем обеспамятевшего, тот отлетел, нелепо размахивая руками, и головой ударился о стену. Намаз слегка напрягся, ожидая, что, возможно, заговорит в человеке мужская гордость, ответит ударом на удар, но хаким даже не шелохнулся, стоял, бессильно опершись спиной о стену. «Низкая тварь без капельки чести!» — выругался Намаз про себя, вслух спросил:
— Где прячешь расписки, полученные от бедняков?
— Сейчас сам достану, хорошо?
— Только быстро!
— И тетрадь должников тоже?
— Все доставай!
— Оббо, Намазбай… Аллах свидетель, я мечтал подружиться с вами, вот даже доказательство: специально для вас собирал мешочек золота, возьмите, пожалуйста. Ей-богу, если бы вы не пришли, сам бы раздал бедным и нуждающимся.
Намаз бросил мешочек золота, стопку расписок и долговую тетрадь джигиту, стоявшему у двери.
— Хаким, ты помни про раны на моем лице, понятно?
— Все это Хамдамбай подстроил… Я, дурень, послушался его, и вот…
И Мирза Хамид принялся всячески поносить Хамдамбая. «Какой же ты все-таки подлец», — пронеслось в голове Намаза. И он не смог сдержать себя: хаким мог еще долго говорить, если б не удар невероятной силы, опустившийся на его голову. Долгонько валялся хаким на полу, медленно приходя в себя. А рядом с ним рыдала насмерть перепуганная прекрасная Афтоббиби.
Тем временем Намаз входил в двери казиханы. Подошел к людям, толпившимся в приемной, выхватил, револьверы:
— Живо! Лицом вниз!