Золотые нити
Шрифт:
На кладбище решил не идти. Не хотелось еще одного разочарования, еще одной боли. Он чувствовал, что его обокрали, но не знал, кто и почему. Пить он не мог – не было тяги: рюмка-две водки в компании были его пределом. Он чувствовал себя, как мужчина, которому изменила женщина, любимая более самой жизни. Необходимо было заглушить это мучительное состояние, доводившее его до безумия. И он решил, что новые впечатления, – насыщенные, острые и опасные, – отвлекут его внимание, прикованное к загадочной Евлалии.
Колесо жизни закрутилось с бешеной скоростью, не оставляя времени на гнетущую тоску. Человек обожал стрелять из всех видов оружия, и отдавался
Девушка опустила лук, солнце осветило овал ее лица, высокие скулы, темные брови и ресницы. Она попала точно в цель. Глаза ее сияли, темные, слегка раскосые… Его словно ударило изнутри. Евлалия?.. Нет, это безумие. Всплыла грубоватая икона, кладбище… Эта девушка почти и не похожа. Но он уже понял, что сам себя старается обмануть. Глаза были те же самые – огонь, страсть, сладкое обещание, смятение чувств… Дело не в формах. Видимое не есть истина.
Больше в этот день он не стрелял. Сидел на скамейке в тени деревьев и наблюдал за девушкой-стрелком: как она повернула голову, глянула через плечо, наклонилась, засмеялась… Он не мог наглядеться. Так человек, долгое время испытывавший жестокую жажду, никак не может напиться, боясь отойти от вожделенного источника даже на шаг.
Девушка закончила тренировку и отправилась домой. Ее, казалось, не тревожило пристальное внимание незнакомого спортсмена. Несколько раз она, как бы невзначай, скользнула по нему полуопущенным взглядом, – и все. Пошла к метро, как ни в чем не бывало.
Он позволил ей уйти на достаточное расстояние, чтобы оставаться незамеченным, и зашагал вслед. Ему казалось, что если она исчезнет в толпе, это будет потеря, ничем не восполнимая.
Он узнал о ней все, что мог, – где учится, тренируется, гуляет, живет, как ее зовут. Наблюдая за ней издалека, с разных мест и при разных обстоятельствах, он убедился в том, что это не Евлалия. Просто девушка, очень на нее похожая, причем не столько внешне, сколько внутренне.
Удивительно, но на него снизошел покой, он как будто чудесным образом получил назад свою мечту, своего идола. Ему было достаточно знать, что здесь, в этом городе, она ходит, дышит, улыбается, что ее глаза смотрят на небо, цветы и звезды. Он перестал навязчиво бредить ею, и окунулся в свою бешеную жизнь, лишь изредка приходя то к дому девушки, то в лесопарк, где она любила пострелять в свободное время. Для него важно было убедиться, что она существует, что она все еще здесь.
Как могло случиться, что девушка оказалась в разрушенном доме, в то самое время?.. Непостижимо! Связь должна существовать – обязательно. По роду своей деятельности то и дело попадая в непредвиденные обстоятельства, он знал: совпадения бывают, но… Сегодня, когда он рассмаривал квартиру, в которой она живет, портрет Евлалии сказал ему, что он не ошибся. Связь между всеми событиями последних дней существует. И если его хотели убить, то и девушке грозит опасность.
Человек в черном вздохнул и заворочался на диване. Сон подкрадывался незаметно: отяжелели веки, тупая пульсирующая боль в затылке утихла, дыхание стало ровнее… В затуманивающемся сознании снова возникла картина – ночное шоссе, визг резины, распростертое на асфальте тело. Это мог бы быть
Людмилочка проснулась поздно, испуганно вскочила и побежала на кухню ставить чайник. Непривычная тишина в квартире насторожила ее. Боже мой, дети на даче, как она могла забыть! Она села на табуретку у окна и задумалась.
Вчера Влад привез ее домой затемно. Он остановил машину у въезда во двор и открыл дверцы. О переднее стекло билась ночная бабочка… Свежий ночной воздух пах метиолой, которая обильно разрослась на клумбах и под балконами.
– Не знаю, как и благодарить тебя, – она запнулась. – Мне очень редко кто-нибудь помогает. Раньше это делала только мама.
– Не стоит. Я рад, что в доме будут жить дети. В доме обязательно должен кто-то жить, топить печку, готовить еду, раскрывать окна по утрам… Давно я не чувствовал себя так хорошо. Мы тоже сможем приезжать туда, купаться, жарить шашлыки и печь картошку.
– Мне так неловко…
– Проводить тебя до квартиры?
– Нет, я не боюсь. Теперь, кажется, нам с Тиной не грозит расправа за то, что мы видели? – Она усмехнулась.
– Думаю, да, – сказал Влад, поймав себя на мысли, что не очень-то в это верит. – Завтра я позвоню тебе, привезу фотографии убитого.
– Ладно.
Ей совсем не хотелось смотреть на жуткие фото, но то, что Влад позвонит, было приятно. Людмилочка посмотрела на свой дом, – почти все окна темные. Она любила смотреть на окна, которые светятся в ночи. Кто-то болен, и не может заснуть? Или готовится к экзаменам, или нянчит ребенка? Или кто-то кого-то ждет, не смыкая глаз? Вспомнилось цветаевское: «Может, просто рук не разнимут двое»…
Почему все самое лучшее происходит где-то и с кем-то, и никогда – с ней?
Влад повернул к себе ее лицо и поцеловал. От неожиданности Людмилочка вытаращила глаза и начала вырываться. Он сразу ее отпустил. Она сидела и молчала, пытаясь сообразить, что к чему. Он, как ни странно, тоже промолчал, – как ни в чем не бывало, достал сигареты, предложил ей. Она отказалась. Влад после секундного раздумья, тоже не стал курить, убрал пачку.
– С-спасибо… Я пойду?
Людмилочка бочком вылезла из машины и неверной походкой направилась к подъезду. На ходу оглянулась, помахала рукой.
– До завтра!
Влад махнул ей в ответ, и в прекрасном, приподнятом настроении проводил ее взглядом. Дождался, пока, по его подсчетам, она войдет в квартиру, и позвонил.
– Все в порядке?
– Да, я уже дома.
Людмилочка обессиленно опустилась на пуфик в прихожей, удивляясь, отчего это собака ее не встречает. Вспомнила, что дети и собака на даче… потом вспомнила вечернее купанье, лягушачий хор, чай с медом, поцелуй… Поцелуй! Был он, или не был? Или это она так замечталась? Вроде, был.
Она закрыла глаза. Костик и жилец, по-видимому, спят. Она равнодушно отметила тот факт, что ее мужа совершенно не волнует, как и когда она доберется домой в такое время. И почему это волнует какого-то парня, который и знает-то ее всего несколько дней? Она ощутила прикосновение чуть шершавой щеки, – брился он еще утром, – теплые твердые губы, запах хорошего одеколона… Вздохнула. А может быть, ей все это показалось?
Так и не ответив себе окончательно на этот впрос, она отправилась в ванную, а потом в постель. Брезгливо обойдя храпящего Костика, легла на диване в большой комнате и уснула без сновидений.