Золотые нити
Шрифт:
ГЛАВА 42
Она так и сидела на кухне, погрузившись в приятные размышления, когда раздался телефонный звонок Влада.
И начался кошмар. Киллера в убитом она решительно не опознала. Не он, и все тут. Рассмотреть того, который стрелял, она толком не успела, но этот – точно не он. У того лицо другое: умное и страшное. А это… не то, одним словом.
– Так ведь это покойник, Людмила.
Влад все еще настаивал, хотя чутьем сразу уловил, – не тот человек. Надежды не оправдались. И пошел звонить шефу.
Сил снова пугаться у Людмилочки
– Сегодня я смогу, наконец, надеть свое новое платье?
Это уже был разговор мужчины и женщины.
– Безусловно, дорогая, – Влад засмеялся. – Раз есть новое платье, то его непременно нужно куда-нибудь надеть, и мы это обеспечим.
Дома она сказала, что сегодня будет субботник в архивах, чем несказанно обрадовала Костика, который теперь сможет целый день проваляться у телевизора, попивая пиво и закусывая сосисками, – прямо на диване. Она так явственно прочитала это у него на лице, что невольно скривилась. Все угрызения совести моментально улетучились, и она с легким сердцем спорхнула по лестнице. Выйдя из подъезда, подставила лицо солнышку, и, размахивая сумочкой, пошла к ожидавшей ее машине.
Жизнь, все-таки, удивительно, непередаваемо хороша! Никогда не знаешь, что ожидает тебя за очередным ее поворотом…
– Заедем, посмотрим, все ли в порядке с квартирой Тины. – Влад догадывался, что шефа в городе нет, и проверить квартиру больше некому.
– Ладно.
Людмилочка была настроена благодушно.
– Оставайся в машине, – сказал он, подъезжая к знакомому уже двору. – И не выходи, пока я не приду.
Он быстро пересек двор, не привлекая ничьего внимания. Только одна маленькая девочка на минутку перестала набирать в ведерко песок, сидя на корточках в полуразломанной песочнице, и проводила его взглядом. Когда он скрылся в подъезде, девчушка снова с увлечением принялась ковырять влажный песок, неуклюже размахивая красным пластмассовым совком.
Влад взбежал по лестнице, остановился у нужной двери. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: в квартиру кто-то заходил. Он прислушался. Тишина. Ни звука, ни шороха. Подумав немного, неторопливо спустился вниз.
Все та же девочка в песочнице посмотрела, куда он направился.
– В квартире кто-то был.
Он сел за руль и задумался.
– Ты уверен?
Людмилочка немного испугалась. Ужасно обнаружить, что неизвестный или неизвестные могут запросто войти к тебе в квартиру, и чувствовать себя, как дома.
– Может быть…
– Не может. Кто-то туда заходил, совсем недавно. Позвоню Сиуру.
Влад набрал номер – длинные гудки. Он чертыхнулся и повторил набор. Услышав голос шефа, с облегчением вздохнул.
Сиур молча выслушал неприятную новость.
– Ты уверен?
– И ты туда же! Что я, мальчик, что ли? Говорю – в квартиру заходил посторонний, или посторонние. Точно. Я чужого нутром чую.
– Ты
– Зачем? Там никого нет. Я подумал-подумал, и решил не идти.
– Почему?
– Сам не знаю. – Влад достал зажигалку и закурил. – Вместе с хозяйкой зайдем, посмотрим. Так лучше будет.
– Откуда знаешь, что в квартире уже никого?
– Смеяться будешь. Ну ладно, смейся, положительные эмоции полезны для здоровья. А оно, чует мое сердце, ох как нам еще понадобится!
– И все-таки.
– Чувствую. Подошел, прислушался – пусто там. Человечьим духом не пахнет. – Влад засмеялся. – А не сходить ли нам поразвлечься, а, шеф? Женщины заскучали.
Он подмигнул Людмилочке, которая состроила в ответ недовольную гримаску.
– Понял. В общем, я не против. Ждите нас через час-полтора, сходим посмотрим, что в квартире, а потом решим, где проводить культурную программу.
– Идет. Встретимся у въезда во двор.
Человек в черном несколько раз просыпался и снова засыпал. Сон его был тревожен и чуток. На улице загудел чей-то автомобиль, – сработала сирена. Он долго не мог заснуть после этого. Привычка спать днем вырабатывалась годами. Необходимо было как-то отдыхать, восстанавливаться после ночных бдений. Он любил работать ночами, сливаясь с темнотой, растворяясь в ней. Ночью он чувствовал себя хозяином, а днем – гостем. Нет, если того требовали обстоятельства дела, он прекрасно управлялся и среди бела дня, – но ночью все было восхитительно и волшебно, как в сказке. Ночью мрак окутывал землю, и он чувствовал себя гением мрака, всемогущим и неуловимым.
Он мог подолгу быть бодрым и энергичным без нормального сна, но время от времени приходилось отдавать-таки дань природе человечекого организма и спать. Сегодня он смог себе позволить использовать ночные часы так же, как их использовали все обычные люди. Но… то ли привычка, то ли нервное напряжение не давали успокоиться, забыться…
Снилась Евлалия, манили ее пронзительные глаза из-под черной вуали, – она заламывала тонкие руки, требуя от него чего-то с непонятной настойчивостью… Плотно сдвигались плюшевые половинки занавеса, закрывая от жадных взглядов ее распростертое прекрасное тело… Неистовствовала, вскакивая со своих мест, возбужденная публика, – крики, стенания, свист, плач, сменялись вдруг мертвящей тишиной. И в этой тишине раздавался ее грудной, загадочный смех, переходил в истерику, захлебывался и обрывался внезапно… Охапки цветов, летящие на сцену, сменялись горой цветов на могильной земле, карканьем ворон, сидящих на кладбищенской ограде…
Человек просыпался, весь в холодном поту, тяжело дышал… Веки снова смежались, и снова пленительная улыбка оперной дивы отнимала рассудок, вырывала сердце из груди. Колдовской голос выводил виртуозные рулады, высоко вздымался роскошный бюст, соблазнительно показывалась из-под оперного костюма изящная маленькая ножка в атласной туфельке…
Гвардейский офицер стрелял из пистолета, вспугивая розовогрудых снегирей. Сизый пороховой дымок струился в морозном воздухе, тяжело падал поверженный противник, обильно окрашивая кровью белый снег, бежали секунданты, прядали ушами лошади…