Золотые тротуары (сборник)
Шрифт:
– А ну, стиляга, давай заходи! Чего ждешь? Письменного разрешения? – Стоя за порогом в одних трусах, которые растянулись парусом, Эдик выглядел вызывающе агрессивно. То, что он в таком виде, меня мало удивило, бывало и хуже.
– Сейчас. – Я снял шляпу и улыбнулся, смущенно входя в прихожую. – Ладно, Эдик, прикалываться! Как прекрасно чувствовать аромат свежего сваренного супа!
– Что несешь чепуху, Рыжий! Лучше расскажи, чем дышит эмигрантское болото? – Намек на Аиду, жену фотографа Сычева, и ее окружение. Спрашивая, сконцентрировался на новостях. Поставил на стол тарелку густых щей и подтолкнул мне табуретку. Сам же остался стоять у пролета в салон, наблюдая пристально за комаром, спрятавшимся под
А именно: потопление судна с жертвами гринписовцев. Кокнули тех секретные агенты дворца Елисея. Приложилась к этому и рука президента Миттерана. Полное фиаско. Топорная работа. Горе-диверсантов повязали почти сразу. Провал операции и скандал в прессе.
Проглотив последнюю ложку куриного супа, я спросил:
– Где красавица Наташа?
Он замялся:
– Вчера уехала на три дня к одной подруге. Далеко за город. К такой настоящей шизе. Точно, напьются там до чертиков, потом начнет жаловаться на жизнь… Ну, ладно. Хватит базарить о ней. – И свернул резко тему на более лирические тона.
Его последняя новость: попробовал себя на поприще журналиста и настрочил уже пару статьей для газеты с анархическим уклоном. Я старательно облизал ложку и намекнул о десерте. Вообще-то напрасно. Заранее знал, что вряд ли у него есть что-то, кроме кефира. С улицы послышались громкие голоса прохожих.
– Евреи, marais. Настоящие гетто. Фольклор… – Обрывок фразы повис в воздухе, после чего он почесал рукой мелкую чахлую бородку и нагнулся ко мне. Шепнул интригующе: – В спальне тебя ждет маленький сюрприз. Только особенно не увлекайся, Рыжий! Давай иди!
Я опешил от предложения, чуя подвох или дурацкий прикол чудака писателя. Переборол стеснение и пошел в сопровождении Эдика, идущего сзади на цыпочках, через весь салон к боковой комнате. Вошли вместе. Луч дневного света упал, освещая стул с женской одеждой. Поверху лежал белый лифчик. Дверь закрылась, щелкая замком, и все погрузилось в кромешную тьму. Теперь осталось лишь молча продвигаться наугад, щупая перед собой предметы, до тех пор пока не дотронулся до металлической спинки кровати. Далее пальцы почувствовали голую женскую ногу, торчащую из-под смятого одеяла. Ведя дальше, обнаружил часть веревки, обмотанной на запястье. Слышался тихий стон и содрогания тела. Сообразил сразу: «Явная игра в садо».
Эдик с силой оттащил меня и вытолкнул за дверь:
– Хватит с тебя! Словил кайф? Сделай одолжение, старик! Посиди в шкафу, пока баба не оденется и не уйдет, а мы потом еще пообщаемся.
Просьба из разряда взаимопонимания. Единственная мебель в салоне, куда можно было забраться, платяной шкаф меблированной квартиры. Что ж, я с трудом залез туда, расталкивая одежду, присел и затих, сгорбившийся в углу, ожидая финала сцены. Постепенно глаза привыкли к темноте. Мешал лишь запах скисшего одеколона. По периметру из разных щелей витала тонкой пеленой звездная пыль, мечась мелкими звездочками на свету. Еле сдерживая дыхание, хотелось чихнуть, прищемил рукой нос, как в тот момент послышались громкие голоса. Промелькнула мигом женская фигура с подстриженными коротко волосами и с явно африканским лицом. Теперь доносились обрывки фраз: «Mon ch'eri a bient^ot», – а в ответ, с русским акцентом на букву «Р», раздался голос Эдика: «Merci pour la moment formidable». Закончилось прощание сочными поцелуями. Далее наступила тишина.
– Рыжий! Ты что, уснул там? – За вопросом резко распахнулась дверь шкафа, ослепляя лучом солнца. От неожиданности у меня даже появилась икота. Про увиденное промолчал. Просто пожаловался на пыль и тесноту шкафа. – Ну, подумаешь, помучился пару минут и скулит! Вот на нарах, с уголовниками, вот это да!
Он засмеялся, надевая пиджак и поправляя брюки в дудочку. Заглянул на кухню и вынес кастрюлю. Мы сели за стол и разлили по тарелкам еще теплый суп. Совсем игнорируя произошедшее, говорили о политике, погоде и деньгах, которых у нас было мало. И все-таки под конец он решил похвастаться своими успехами Дон Жуана. Выложил из толстой папки письма поклонниц:
– Рыжий! Такие телки пишут мне! После того как вышла книга на французском языке, секс с автором – сплошная эротика!
Я украдкой посмотрел на приложенные к письмам фото голых красавиц и спросил:
– И та, которая лежала в спальне, тоже из круга почитателей?
– Да, чокнутая мулатка! Искусала всю грудь зубами. Очень опасная баба, с ногтями леопарда. – Последнее было сказано тоном знающего толк в тонкостях садо-мазо.
Догадываюсь, он играл на публику – какой крутой пацан, настоящий писатель! Однажды, может, соберется с духом и напишет про наш куриный суп с развратной негритоской. Про лихое бытье парижского прошлого. Про молодость и многое другое, пикантное.
Подождав удобного момента, когда проглотил последний кусок курицы, я похвалил за обед, особенно за такой теплый прием, и предложил: раз такой хороший день без дождя и довольно теплый для декабря, выйти на улицу и прогуляться по району.
– Тьфу, Рыжий! Совсем забыл. Совсем скоро у меня встреча с журналистом в кафе. Могу взять с собой, если будешь вести себя тихо, – ответил он, собирая в кучу письма.
Засуетился, исчез в ванной побрызгаться Наташиными духами, спускаясь по лестнице, дал последние указания: не вмешиваться в разговор и, главное, молчать. Я согласился кивком головы.
От дома до того кафе было пешком минут десять. Эдик размашистым шагом лавировал среди множества евреев в огромных черных шляпах, фланирующих лениво вдоль фасадов домов, собравшись кучками. Перед магазинчиками и ресторанами за углом тянулась прямая улица до того самого кафе. Через витрину была видна лохматая голова парня, одиноко сидящего в пустом помещении.
– Ага, ждет писака! Это прекрасно! А то журналисты – настоящие разгильдяи, могут и забыть о свиданке.
Он был прав. Редкий случай. Парень привстал и подвинул для нас стулья. Как расположились по краям, сразу заказали кофе. На стол легла потрепанная тетрадка и пластиковая ручка. Почти сразу началось интервью. Тема для той эпохи банальная, и вопросики тоже. Похвастаться было нечем. По большому счету, диссидентом себя вряд ли он считал. Читал стихи по квартирам и чердакам знакомых московской интеллигенции. Притом шил друзьям на примитивной швейной машинке брюки и из простыней рубашки. Да и эмигрировал отчасти за новыми приключениями. Журналист все искал каверзными вопросами связи с вездесущим КГБ. Нужно написать про страшное, чтобы читатель вздрогнул, а тут одна лапша без интриги. Эдик выдавил из себя маленькую историю о его проблемах с той властью. Интеллектуальная борьба с тиранами-коммуняками. Продолжалась эта словесная канитель минут десять, потом настала пауза, после чего парень хотел добавить последний штрих к встрече и, наклонившись через пустые чашки, предложил нам попробовать колумбийский кокаин.
– Отличное качество! Товар из проверенных источников, – доверительно шепнул он и, увидев блеск в глазах писателя, выстроил тонкую линию на чистом листе тетрадки.
Я равнодушно наблюдал за ними, нюхавшими по очереди пластиковой трубочкой белый порошок.
Бармен встревоженно выглянул из-за стойки и сделал кислую мину:
– Эй, наркоманы! Убирайтесь отсюда, пока не вызвал ментов! – И для верности слов он взял трубку телефона.
Во избежание осложнений и напрасных проблем с блюстителями закона мы решили дружно покинуть заведение.