Зомби по имени Джон

Motierre

Ложка скрежещет по зубам Джона, когда он резко смыкает их.

– Достаточно полноценный, – сухо отрезает он, кашлянув и замечая заинтересованный взгляд Рамси. Кажется, что-то в собранном им досье на семью Старков тот все-таки пропустил. Или просто забыл об этом. Ты тоже мог бы забыть, не будь это твой брат.

– Он аутист, Джон. И я вижу, что ты сильный мальчик, ты можешь позволить себе долгий поход на юг. Ты или Рамси. У вас есть оружие, вы можете переносить голод и холод. Но Рикон… – Виман качает головой. – Он не выдержит этого.

– Мы можем защитить его, – так же отрывисто возражает Джон; пары съеденных ложек супа ему, очевидно, не хватило, но он отодвигает тарелку. – И нам не обязательно идти дальше на юг. Мы можем вернуться в Винтерфелл. Запасов в кладовых должно хватить, чтобы

переждать Зиму, но мы сможем еще и охотиться, и топить печь хоть каждый день, а сам дом достаточно крепкий, чтобы не беспокоиться о безопасности, – он замечает, что Рамси задумчиво прикусывает нижнюю губу. Кажется, ему тоже нравится такая идея, но Джон не хочет думать об этом сейчас.

– В Винтерфелл, говоришь? В ваш дом? – а Виман опять сочувственно вздыхает. – Джон, я не хочу расстраивать тебя, но я говорил с мальчиком и говорил с человеком, который его привел. И раз, я так понимаю, ты тоже виделся с этим человеком… ты не задавался вопросом, почему Рикона привела не его сиделка? Где вообще его сиделка? – он вдруг резко прерывается. – Я думаю, тебе лучше сперва доесть, а потом мы поговорим об этом. Полагаю, ты многого навидался, но после этой истории даже мне еще много часов кусок в горло не лез.

– Он лжет, – заговорщицки шепчет Хозер, но Джон пропускает это мимо ушей.

– Рассказывай сейчас, – тревожные нотки в его голосе почти звенят.

– Ну, как хочешь, – пожимает расплывшимися плечами Виман. – Сиделка Рикона, как я понял, как раз пошла нарубить дров для печи или что-то в таком духе. И, может, не заметила яму под снегом, может, решила залезть на дерево, чтобы нарубить веток повыше, но, так или иначе, домой она доползла только через сутки. Сломала ногу. А сломанная нога сейчас, когда тебе некому помочь, да еще и наверняка с обморожением… – Виман цокает языком. – Рикон рассказал мне, что она как-то сумела заползти в дом, но, видимо, не могла подняться и осталась лежать на полу. И “странно и страшно говорила”, так он сказал. И “смотрела”. Я думаю, к тому моменту она либо уже бредила, либо просила его как-нибудь помочь, но мы об этом теперь не узнаем, конечно, – он делает короткую положенную паузу. – И, так или иначе, Рикон испугался, спрятался наверху и просидел там один несколько дней. Он еще ребенок, так что, конечно, ему было холодно, страшно, хотелось есть и пить, а потом она еще начала кричать в какой-то момент, и, как он рассказал, кричала однажды целую ночь без перерыва. И только после того, как она замолчала, он осмелился спуститься, но, хотя она ничего уже не говорила, но все так же “лежала и страшно смотрела”. Рикон, добрый мальчик, даже пытался покормить ее, но она, естественно, уже не могла взять еду, и он решил, что она злится на него.

“Оша. Боги. Боги. Боги”, – думает Джон, не сводя глаз с Вимана.

– Он сильно исхудал после этого, питался, я так понимаю, сперва остатками еды на кухне, а потом сырым мясом, которое приносил его пес, и топил снег в кружке под одеждой, это я уже знаю с его слов, переданных тем человеком, как бишь его…

– Давос Сиворт, – подсказывает Винафрид.

– Точно, Давосом. Он нашел мальчика почти одичавшим и, как рассказывал, всю следующую ночь, которую провел в доме, никак не мог уснуть, вспоминая, как увидел их, немытого тощего ребенка, глодавшего красную кость рядом с почерневшим уже трупом, и лежавшего рядом огромного черного волка с окровавленной пастью, – Виман произносит это мягко и с выражением, и Хозер мечтательно подпирает щеку рукой.

– Тебе бы сказки рассказывать, Виман. Как это… когда актеров записывают, чтоб потом книжку не читать, а в наушниках слушать. Я вот тобой прям заслушиваюсь, чище какого писателя разоряешься, – комментирует он, но Виман смотрит на него осуждающе, и его тон становится суше.

– Женщину Давос, разумеется, сжег на заднем дворе – на счастье, она чудом не заразилась и не стала этим… этой тварью, – а ребенка забрал, но… На самом деле я не думаю, что Рикон вообще никак не понял, что произошло в том доме. Он не умственно отсталый, – Виман опять качает головой. – Но я склоняюсь к тому, что его понимание происходящего как бы… раздвоилось. С одной стороны была жестокая правда и реальность, где единственный человек, который заботился

о нем, умирал. С другой – его страх перед смертью и перед тем, что теперь он останется один. И, я думаю, ему оказалось проще поддерживать эту… ужасающую, само собой, игру. Продолжать делать вид, что его сиделка жива, говорить с ней, оставлять ей еду, спать и играть рядом с ней… И я – хотя я и, конечно, не то чтобы психолог – считаю, что возвращать его туда сейчас, в место, которое он настолько пытается вытеснить из своей памяти, что рисует вокруг него ужасающие фантазмы – смерти подобно. Я не ручаюсь за то, что там с ним может произойти, никто, я думаю, не поручится, и я не уверен, что ты, Джон, будешь готов – и сможешь – оказать ему достаточно квалифицированную помощь на случай, если его психическое состояние ухудшится. И хотя я знаю, что ты можешь сказать: “Ему все равно придется рано или поздно вернуться домой”, я бы предпочел, чтобы это произошло уже после Зимы и, желательно, под надзором лечащего врача, который я немедленно обеспечу, как только появится такая возможность. Я ведь действительно привязался к мальчику, Джон Сноу, мои внучки уже выросли, а мне патологически нужно о ком-то заботиться, такова уж моя натура, – Виман не обращает внимание на издевательское хмыканье Рамси. – И, в отличие от тебя, не в обиду, я действительно могу себе это позволить.

– Ты говоришь, что ты не психолог, – тянет Рамси, пользуясь тем, что Джон, действительно впечатленный, не сразу находится с ответом, – и это правда. Однако кто-то из нас… нет, подожди… боги, кто же это… – он показушно оглядывается и даже с подозрением смотрит на Хозера, – может, ты… нет, мне казалось, это был кто-то еще… а, да, точно, это же я, – он саркастически глядит на Вимана, – я работал и не с такими вещами, Виман. Типа это моя работа, ага. Изменения в психике. Мой профиль.

– Напомни мне тогда, в каком году ты получил диплом? – Виман приподнимает бровь. – Если ты упоминал это. Потому что я что-то запамятовал.

– Ох, Виман, мы же оба знаем, что если бы тебя на самом деле беспокоило здоровье мальчика, ты бы этого не сказал. Ты бы вцепился в меня, как в последний шанс, потому что кто знает, когда закончится Зима, а малышу Рикону нужна помощь прямо сейчас.

– Ты никогда не будешь ничьим последним шансом, Рамси, – Виман снова спокойно берет разломанный хлеб с тарелки и скатывает кусок мякиша между пальцами. – И даже если бы мальчику была нужна помощь прямо сейчас, поверь, я бы никогда не выбрал для этого деревенского самоучку. Как раз потому, что я беспокоюсь…

– Ладно, замолчите оба, – Джон прерывает и его, и уже разрозовевшегося перед ответом Рамси. – Мне нужно увидеть Рикона. Сейчас.

– Разумеется, – соглашается Виман, как будто и не собирался ничего добавить. – В этом я бы не подумал тебе отказать. Думаю, Винафрид может сейчас сходить наверх и позвать его, – Винафрид не дожидается повторения и, кивнув, поднимается. – Ведь даже если я не могу отпустить Рикона с тобой, Джон Сноу… что я был бы за человек, если бы не дал вам встретиться после такой долгой разлуки? – он притворно вздыхает и снова цокает языком.

“Как будто ты действительно не держал его там, чтобы я не узнал”, – думает Джон.

– Но все-таки поешь пока, – настойчиво повторяет Виман. – Ты теперь мой гость, Джон Сноу, а Мандерли никогда не морят гостей голодом.

– Хорошо. Пока твоя внучка не вернется, – Джон кивает и снова берет ложку, окуная ее в суп. Он не слишком представляет, что именно будет делать и говорить дальше, но ему кажется, что он поймет это, как только увидит Рикона.

– А я вот тут вдруг почему-то вспомнил, Виман, – Рамси тем временем с необыкновенным для себя терпением дожидается конца их разговора и возвращается к явно задевшей его теме, – как ты обо мне отзывался, когда я добивался расширения нашего отдела. “Талантливейший молодой человек”, “надежда нашего проекта”, “бесценное приобретение, благодаря которому мы наконец-то можем пойти дальше”, вроде так? Или, может быть, все-таки “деревенский самоучка”? Нет, что-то я не пойму, как же нам верить человеку, мнение которого меняется в зависимости от того, где еще можно что-то урвать, а где уже ничего не удастся. Как ты хочешь, чтобы Джон поверил тебе, если ты просто жадная трепливая минога, Виман?