Зубы дракона
Шрифт:
Как можно тебя использовать, чтобы все-таки осуществить план замены Дракона? Как? Думай, Шатов, думай…
Думай. Легко тебе сказать, Евгений Сергеевич. Можно вот выдернуть тихонько из клиники Шатова, вылечить его быстренько, а потом снова вернуть наместо, чтобы он был официально выписан. И никто, в том числе и Хорунжий с Гаврилиным, не смогли понять, что охота продолжается, что ею руководит вчерашний сумасшедший.
Красиво? Красиво.
Что из этого следует?
Воздух в комнате закончился. Сердце стало медленно затихать. Кто-то скулит рядом, услышал Шатов, тоскливо, на одной ноте. Кто это? Ты сам, Шатов.
Ты поверил? Ты поверил, Шатов.
Ты взял и поверил людям, которых сам же не считаешь людьми. Ты поверил, а это значит, что Виты нет. Что она умерла вместе с вашим не рожденным ребенком.
И ты скулишь, Шатов, чтобы не закричать, чтобы не броситься головой на стену. Ты поверил, Шатов! Ты поверил!
Стены поплыли в медленном хороводе.
Тебя все-таки настиг Дракон. Все-таки нанес удар. Неотразимый удар. Он вчера сказал, что теперь может вырваться в этот мир уже без твоей помощи. Он знал, что ты сегодня прочтешь эти бумаги. Дракон всегда это знал, он ждал, когда ты прочтешь и поверишь…
Сердце остановилось.
Шатов тяжело осел на колени, схватившись за грудь. Все замерзло там. Все превратилось в лед. Душа, мысли, чувства – все превратилось в лед.
Вита.
Он не имел права верить, но поверил. Он поверил. Вита. Вита…
Им действительно нет смысла врать. Если они надеются его уговорить, то понимают, что он вернется в город, домой и все увидит наяву. Ту же могилу жены. И если они хоть в чем-то соврали, то…
Они это должны понимать.
Прости, Вита. Не за то прости, что не уберег, а за то, что поверил в твою смерть. Поверил.
Шатов лег лицом вниз на пол.
Сейчас взять и умереть. Не убивать себя, не вешаться, а умереть. Тихо уснуть и проснуться уже возле Виты и не рожденного ребенка.
Почему он разучился плакать? Кто сказал, что мужчины не плачут? Почему вместо слез у него просто горят глаза, а из горла вырывается только протяжный, долгий стон. За что ему такое?
За что?
Шатов ударил кулаком об пол. Перекатился на спину и прижал руки к лицу. За что! За что? За что? Ударился головой об пол. Еще раз. Еще раз, сильнее, словно надеясь размозжить ее.
– Нет! – у Шатова наконец вырвался крик. – Нет!
И снова удар. Затылком об пол. Нет! Он не хочет!
– Я не хочу! – крикнул Шатов. – Не хочу!
– Милый, не нужно, пожалуйста, не нужно, – кто это причитает возле него?
Светлана… Что она здесь делает? Пришла подтвердить, что он вдовец? Что теперь она может с полным основанием тащить его к себе в постель?
– Что, вдовца не видела? – спросил Шатов. – Решила посмотреть? Или хочешь взглянуть как бьется в истерике убийца Драконов? Уйди!
– Пожалуйста, Женя, ну пожалуйста… Я тебя очень прошу… Не нужно…
– Что не нужно? Жить не нужно? Не нужно помнить свою жену? Чего не нужно? – Шатов оттолкнул Светлану и сел на полу. – что ты можешь понимать в этом? Не нужно!
– Успокойся… – простонала Светлана.
– А что? Вызовете санитаров? Боишься, что я снова сорвусь? Что съеду крышей? – Шатов понизил голос. – Я тебе скажу по секрету – я уже не смогу сойти с ума. У меня уже не получится. Не выйдет… Мне не с чего больше сходить… Как в старинном романсе – мне нечего больше любить и не с чего больше сходить. Ты с самого начала все знала?
– Да, – пробормотала Светлана.
– Да… И вы что, делали ставки на то, как я отреагирую на это? Вы спорили, ударюсь я в истерику или снова сделаю вид, что все нормально, что моя жена жива и вот-вот родит ребенка?
– Мы не спорили.
– Вы были твердо убеждены! В чем? В том, что я приду в себя? Что я вспомню, как хоронил ее? Так я не вспомнил. Я не могу этого вспомнить. Я помню, как она мне улыбалась, помню как бился ребенок у нее внутри… Я это помню. Я не помню, как в нашу машину стреляли…
Шатов осекся. Стреляли в машину. Он помнил, как стреляли в машину, помнил, только его мозг все перекрутил, вытолкнул это воспоминание из февраля в июнь. И убрал из этого воспоминания Виту.
Выстрелы. Выстрелы, и Шатов бежит. Через лес? По улице? Какая уже разница. Шатов бежит, а сзади доносятся выстрелы, сзади лежит смертельно раненная его жена, а он убегает, он бежит, шарахаясь из стороны в сторону, потом падает… Он решил, что в него выстрелили, а на самом деле он просто упал. Упал и потерял сознание от удара головой.
Плоть его жены рвали пули, а он ударился головой, когда пытался убежать.
Трус и подонок.
Он сорвался крышей не после смерти жены, он смертельно испугался там, в машине, и боялся вспомнить не о смерти Виты. Он боялся вспомнить о своем предательстве. Он боялся вспомнить об этом, поэтому врал себе и окружающим.
Она жива, ребята, она только вышла из дома за покупками. Пошла на работу. На рынок. К врачу. У нас же скоро будет ребенок. Вы не знали, что у нас будет ребенок?
– Женя…
– Лучше уйди, Света, – сквозь зубы процедил Шатов. – Уйди. Я могу сейчас…
– Не нужно, – как заведенная простонала Светлана.
– Я могу тебя сейчас ударить, – безжизненным голосом сказал Шатов.
– Ударь.
– Света, я тебя прошу… – голос дрожал, а перед глазами словно дрожал раскаленный воздух.
– Ну, ударь меня, – попросила Светлана, – тебе будет легче – ударь. Я потерплю.
Шатов оттолкнул ее и встал.
Дверь. Где тут дверь? Я хочу выйти. Почему все плывет перед глазами? И что-то горячее ползет по щеке?