Звезда упала
Шрифт:
— Эй, ты! — крикнул он сверху. — Ты кто?
Надя не услышала вопроса. Она по-прежнему сидела неподвижно, всё больше впадая в состояние полнейшей прострации. Этот жуткий, бьющий в неё бесшумный свет высушивалеё, он вытягивал, выскребал из неё остатки жизни.
— Ты чего молчишь-то? Немая, что ли? — удивился танкист.
Он ловко выбрался наружу, присел на корточки, по-прежнему всматриваясь в лицо застывшей перед ним женщины.
Потом
— Родька, тут баба какая-то странная, с ребёнком. Пойди глянь.
В люковой дыре через мгновение возник Родька. Снял шлем, оказался совсем мальчишкой. Вытер потное лицо, нахлобучил шлем обратно.
— Может, она не русская? — предположил первый танкист. — Потому и молчит.
— Прям «не русская»! — ехидно возразил Родька, поглядывая на Надю. — Кем ей ещё быть-то? Или, по-твоему, здесь в Светозёрске немки с детьми по улицам бегают! Ну ты, Сань, даёшь!
Высказавшись таким образом, насмешливый Родька окончательно вылез из люка и, пробежавшись по брони корпуса, спрыгнул с танка на землю. Саня же поставил фару рядом и на всякий случай взял странную бабу на прицел автомата.
Родька вплотную подошёл к Наде. Его поразили её огромные, тёмно-зелёные, глядящие куда-то сквозь него глаза.
Надя его не видела. Что-то тёмное подплывало к ней в том беззвучном мареве, в котором она сейчас пребывала. Но она как ни пыталась, не могла определить, насколько оно, это тёмное, было враждебным по отношению к ней и Алёше.
Родька белозубо улыбнулся удивительной зеленоглазой женщине.
— Ты кто такая? — спросил он.
Но загадочная женщина всё также молчала, смотрела куда-то в пространство, ничем не обозначая, что заметила его присутствие.
Родька увидел, что из кармана её грязного порванного пальто высовываются какие-то бумаги. Он осторожно сунул туда руку и извлёк наружу документы.
Надя опять же совсем не отреагировала на его действия. Её вдруг начало покачивать на волнах, и эти тихие ласковые волны уносили её всё дальше отсюда.
— Ну чего там, Родь? — крикнул сверху Cаня.
Он по-прежнему сжимал в руках автомат, настороженно вглядывался в незнакомку.
— Похоже, контузило её слегка, — ответил Родька. — Я тут документы нашёл… Наша она, конечно.
И он вслух прочёл:
— Курочкина Нина Анатольевна…
Потом перевёл взгляд на уплывшую совсем далеко Надю и вновь успокаивающе улыбнулся ей:
— Свои мы, Нина Анатольевна. Не боись. Порядок.
Глава 42
ОСОБИСТ
Немцы ушли из посёлка так же тихо, как и пришли. Просто исчезли в один прекрасный день. Ещё через пару дней с радостными криками и песнями
Несмотря на долгожданное освобождение, воодушевления не ощущалось, посёлок казался совсем заброшенным, опустевшим. Сильно поредел народ за четыре года немецкой оккупации. Кто на фронт ушёл, кто эвакуировался, кого в Германию угнали, а кто и никуда не девался, здесь помер, на месте.
Так, к примеру, год назад не выдержал, повесился дед Семён. Впрочем, про него было понятно, дед почти ослеп, еле двигался.
Более неожиданной для дарьинцев стала смерть почтальонши тёти Паши в самом конце февраля. К ней все привыкли, казалось, тётя Паша будет тут, в Дарьино, всегда, что бы ни случилось. Хотя она уже давным-давно, с самого начала войны, никакой почты не разносила, её по-прежнему по привычке воспринимали как почтальоншу, заинтересованно реагировали на её появление, долго смотрели вслед её грузной, переваливающейся с ноги на ногу фигуре.
И вдруг она исчезла. Хватились её только на третий день, нашли окоченевшей в нескольких метрах от собственного дома. Скорее всего — сердце, хотя никто не помнил, чтобы она на него жаловалась.
В понедельник четвёртого сентября Вера, как всегда, отправилась на работу. Уже подходя к комендатуре, почувствовала — что-то не то. Машины перед зданием не стояли, а дверь была приоткрыта, чуть поскрипывала под весенним ветром. Непривычный, странный вид. Карл Нагель терпеть не мог открытых дверей.
Внутри здание оказалось совершенно пустым. Пустыми были и распахнутые шкафы, выдвинутые ящики столов, на полу валялись уже никому не нужные бумаги. Всё говорило о спешном бегстве. Немцы исчезли, ушли из Дарьина, схлынули, как отлив, оставляющий ненужные обломки на мокром песке.
Вера обошла оба этажа, прошлась по комнатам, задумчиво постояла в теперь уже бывшем комендантском кабинете. Потом вышла на крыльцо, закурила и стала ждать.
Советский танковый дивизион вошёл в посёлок через четыре часа.
Три дня спустя поутру Веру разбудил громкий стук в дверь. На пороге стоял молоденький солдатик.
— Денисова? — уточнил он, с явным интересом поглядывая на Веру, но стараясь при этом говорить строго. — Пойдёте со мной.
Вера нисколько не удивилась, давно была готова, что к ней придут, ещё позавчера.
— Вы кто? — спросила она просто так, чтобы хоть что-то сказать.
— Степанов я, — шмыгнул носом солдатик. — За вами, значится. Собирайтесь, пожалуйста.