Звезда второго плана
Шрифт:
– Паскуда, – сказал он, прощаясь.
В реальной жизни красавец актер Алексей Залевский, воплотивший на экране столько героев-любовников, был совершенно не романтичен.
Марина сглотнула и осторожно пошевелилась.
Боль, тупеющая, отдающая почему-то в правом боку, медленно отступала. И тогда она осторожно сунула руку вниз, оттянула резинку трусиков и аккуратно потрогала себя, готовясь бесстрастно почувствовать на пальцах липкую горячую кровь.
Крови не было.
Надолго ли?
Как же она вчера пропустила грозу?!
За окном падал снег, самый настоящий, вполне новогодний. В открытое окно доносились крики детворы, резвящейся где-то внизу, а на кухне, сквозь удушливую волну горелого кофе, насмешливо пробивалось радио с легкомысленной песенкой, которую в назидание пел известный певец. Слова издевательски оплетали голову, словно поставив цель добить и поставить на колени:.
«…говорила мама строгая: принцев мало, и на всех их не хватает…»
Алексей Залевский принцем был лишь на экране.
Кто-кто, а Марина об этом знала доподлинно. Она уже научилась ловить первые сигналы штормового предупреждения, так отчетливо заметные в его мгновенно красневших, как у испанского быка, глазах. А четко очерченные губы всегда сжимались в узкую бледную линию.
Ведь знала же… и не убереглась…
После тех памятных съемок кулинарного шоу она уехала вместе с изрядно набравшимся Залевским, вознося хвалу богам и еще немного – Егору, которого Димка в свое время назвал своим талисманом. Марина подумала, что если Димке так поперло, то и она вполне могла повторить его судьбу. В конце концов, какая девушка не мечтает о знакомстве с самим Залевским?!
В первый же вечер красавец-гусар из поднадоевшего фильма оказался отнюдь не столь галантным. Он притащил Марину к себе домой и без лишних церемоний поимел на узком диване гостиной, после чего захрапел, отвернувшись к стене. Того, что киношный красавец может быть столь бесцеремонным, Марина не ожидала, поэтому, когда первая волна разочарования прошла, списала все на водку…
Зато квартира была сказочной, просто чудо, а не квартира!
Уходить из такой не хотелось.
Мебель словно взяли в музее: мягкие стулья с гнутыми ножками, секретер и комод, как в фильме про французских аристократов, а на них статуэтки: пастух и пастушка. А еще – красивый стол, диван с изогнутой спинкой и шкаф с резными завитушками и большим, во всю дверцу, зеркалом. Правда, по углам клубилась пыль, а под роскошным круглым столом нахально выстроилась целая батарея бутылок…
Но в остальном – музей, дворец!
Она загадала: если на следующее утро он не выгонит ее прочь, все будет хорошо.
Он не выгнал, хотя не смог вспомнить, как ее зовут.
Когда Алексей проснулся, на кухне уже дожаривались котлеты, а в холодильнике, куда он заглянул, обнаружилось пиво. Рыжая девчонка в его рубашке на голое тело показалась смутно знакомой.
– Привет, – улыбнулась она. – А я в магазин сгоняла. Холодильник-то у тебя пустой.
Улыбка у рыжей, с заметным шрамом на виске, была доброй, а голубые глазки светились какой-то детской непосредственностью. Залевский хлебнул пива и расплылся в довольной улыбке. Рыжая тут же плюхнула ему на тарелку жирную котлету с внушительной горкой картофельного пюре. Алексей разломил котлету вилкой и, нацепив на нее половину, отправил в рот. Рыжая смотрела на него с таким восхищением, что на душе потеплело.
Знай наших! Не каждый день боги у тебя на глазах котлеты едят!
– Э-э-э, – промычал он, и рыжая понятливо представилась:
– Марина.
– Да. Я и хотел сказать. Очень вкусно, Маришка.
От «Маришки» ее бросило в счастливый жар, она даже зажмурилась на миг, представив, как теперь «все будет хорошо»…
После завтрака он сграбастал ее ручищей и потащил в койку.
Ожидавшая некоего фейерверка Марина была изрядно разочарована невыразительностью действа. От прекрасного принца несло перегаром, а от тела – потом, застоявшимся и неприятным…
Алексей ни слова не сказал о том, чтобы она убиралась прочь. Марина осталась, с наслаждением валяясь в постели.
За окном моросил дождь.
В качестве постоянной дамы Алексея Залевского она появилась лишь дважды, причем после второго раза он гневно наорал на нее: она не должна раскрывать рот в его присутствии и вообще обязана быть скромнее!
Марина не пыталась возразить.
Залевского знали все, и она волей-неволей перезнакомилась с множеством людей, которые могли быть полезными.
В конце ноября он избил ее в первый раз.
Причин гнева она не помнила. Кажется, что-то сказала, когда он снова вернулся со съемок в стельку пьяным.
Алексея часто не бывало дома, в его квартире Марина чувствовала себя полноценной хозяйкой: стирала, готовила и даже думала переклеить обои в спальне. Ей не приходилось ограничивать себя ни в еде, ни в нарядах. Алексей не жадничал, его съемочный день стоил больше пятнадцати тысяч долларов. Учитывая бедность фантазии, потратить такую уйму денег для него было проблематично. Марина приоделась, купила кое-какие украшения и, позабыв об осторожности, посмела попрекнуть Залевского пьянством.
Дальнейшее плохо отложилось в ее памяти…
Очнулась она в углу, с разбитым в кровь лицом, а он храпел на диване. На следующее утро Алексей даже не вспомнил об этом, а когда она показала синяки, небрежно протянул:
– Ну и поделом. Не хрен указывать…
Он бил ее, а ей хотелось сказки, она еще верила и мечтала.
Алексею предложили очередную роль.
Часть съемок должна была пройти в Париже. Марина, для которой даже привычная Турция была чем-то несбыточным, надеялась, что он возьмет ее с собой. Она даже выучила несколько слов и, становясь перед зеркалом, смешно вытягивала губы, курлыкая журавлем, копируя чужие звуки далекой страны.
Кинопробы проходили в два этапа, и на последнем Залевского сменил другой актер, молодой и менее дорогой. Алексей ушел в запой и, вынырнув из него ненадолго, избил Марину вторично.
Она еще наивно надеялась, что сможет его изменить.
Неопределенный статус в его доме не давал Марине покоя. Она решилась забеременеть. В декабре, нарядив елку, она сказала ему, что ждет ребенка. И тогда он, уже совершенно трезвый, избил ее в третий раз…Лена раздраженно поставила на столик чайные чашки.
Ложечки жалобно зазвенели, Марина сморщилась.
Беременность проходила в обычном режиме со всеми вытекающими прелестями: токсикоз, раздражительность и резкие перепады настроения, которым сопутствовал страх быть побитой или, что куда хуже, снова оказаться на улице. А на дворе уже не осень, а самая что ни на есть зима – московская, сырая, с пронизывающим до костей ветром. Марина вспомнила челябинскую зиму – края, выстебанного телевизионными юмористами. По их мнению, Челябинск – край суровых людей, оттого и зимы там суровые…
Она хмыкнула.
Ну, суровые, и что?
Зато уральский воздух суше. Там суровые минус тридцать воспринимаются как московские минус двадцать. За три года в столице она так и не привыкла к этой серой зиме с резкими перепадами температуры, мокрым снегом, а иногда и дождем в новогоднюю ночь…
Подумаешь, холода Урала! Там все стабильно. Зима так зима, без выкрутасов, на которые не знаешь, как реагировать.
Подумав об этом, Марина помрачнела еще сильнее. Как же не хотелось ей туда, в холод!
– И что ты намерена делать? – спросила Лена.
Марина пожала плечами и оглядела кухню.
Хорошо подруга устроилась, завистливо подумала она. Тогда, после эфира кулинарного шоу, Ленка вцепилась мертвой хваткой в Антона, с которым жила в мире и согласии третий месяц. И хотя их съемной квартирке в Митино далеко до арбатских хором Залевского, уходить отсюда не хотелось.
Антон сидел тут же, прихлебывая чай и поглядывая на Марину жуликоватыми глазами.
Если бы можно было все переиграть…
Пусть бы Ленка забирала Залевского, а она, Марина, ушла с Антоном!
– Только не говори, что оставишь ребенка, – сердито сказала Ленка, вырвав ее из тяжелых дум.
– Почему бы и нет? – возразила Марина из духа противоречия. – Что он, откажется от него, что ли?
– Да запросто, – вмешался Антон. – У Залевского сын от первого брака, мой ровесник, а больше детей ему не надо, это я точно знаю. Ни одна из его баб больше не рожала.
То, что Антон сидит с ними на кухне и вот так запросто участвует в «бабском разговоре», Марине не очень понравилось, но возражать она не решилась. Да и Лена, сновавшая по кухне в дурацком халатике с зелеными и фиолетовыми огурцами, то и дело как бы невзначай касалась его, отчего Антон довольно щурился, как сытый кот.
Видеть эту идиллию было совершенно невыносимо!
Марина повернулась к подоконнику и стала внимательно разглядывать цветущего «декабриста», усыпанного малиновыми многослойными звездочками.
Ленка многозначительно переглянулась с Антоном и закатила глаза так, что зрачки совершенно пропали под верхним веком. Антон фыркнул и пожал плечами.
По его мнению, гостье, нывшей на кухне уже почти час, пора было и честь знать, а она все сидела и уходить, судя по всему, не думала…
Залевского Антон не любил.
Впрочем, его мало кто любил из коллег-мужчин!
Слишком уж он был самовлюблен и удачлив.
Антон тоже немного завидовал – даже не славе, не деньгам, а какому-то фатальному везению, отсыпанному природой при рождении. Залевский, весьма и весьма, на его, Антонов, взгляд, посредственный актер, был дьявольски хорош собой, чем и снискал невероятную популярность еще в молодости. Антону же внешность досталась самая что ни на есть среднестатистическая. Он вдруг с горечью констатировал, что до сих пор не сыграл ни одной по-настоящему заметной роли. Даже фантастический боевик, на который возлагались большие надежды, был охаян критиками и в прокате провалился…
Марина оставила в покое цветок и повернулась к Антону.
Тот смотрел на нее со странным прищуром, точно оценивая, на что польстился Залевский. До его прежних красоток этой расти и расти. Стареет, что ли?..
– А что делать? – обреченно спросила Марина, озвучив свои мысли. – В квартире я не прописана, денег своих нет. Если Леша вытолкает меня на улицу, куда я пойду?
– С чего бы ему тебя выталкивать? – весело удивился Антон. – Залевский сам никого не выгоняет. Его все всегда устраивает. Это от него уходят, потому что жизнь становится невыносимой. Будет тебя поколачивать в свое удовольствие, и дело с концом.
– А ребенок? – заныла Марина. – Неужели до него не дойдет, что это опасно?
– Да брось ты, – отмахнулся Антон. – Для Залевского важны прежде всего его собственные желания. Ребенок точно сейчас ни к чему! Он и без того переживает, что роль уплыла из-под носа. Да еще какая роль… Я бы тоже бесился, наверное.
– Да, – медленно сказала Лена и подлила Антону еще чаю. – Наверное, лучше аборт сделать. Если ты снова заикнешься о ребенке, он тебя с лестницы столкнет, как Муфтееву.
Марина помолчала, поджав губы.
История восточной красавицы Заремы Муфтеевой ей была хорошо известна.
Бывшая Мисс Татарстан прожила с Залевским около трех лет, сменив молоденькую актрисульку Машу Андрееву. Внешне благопристойный союз Муфтеевой и Залевского вскоре дал трещину, но широкой общественности история ужасной жизни Заремы открылась только после того, как она сама, отлежавшись в больнице, позвала к себе прессу и рассказала о жизни с красавчиком-гусаром. Алексей регулярно колотил ее, отчего Зареме приходилось носить закрытые платья, чтобы скрыть синяки. Точку в их отношениях поставила пьяная выходка Залевского, который однажды столкнул беременную Муфтееву с лестницы. Зарема сломала два ребра и запястье. Но хуже всего был выкидыш, после которого врачи заявили – детей у Муфтеевой никогда не будет…
После пресс-конференции Зарема еще долго пыталась бороться с Залевским и даже подала в суд. Звездная тусовка Муфтееву немедленно осудила, перестав поддерживать и общаться. Процесс она все-таки выиграла, но судья, давняя поклонница Залевского, постановила выплатить Муфтеевой такую ничтожную сумму за моральный ущерб, что Зарема вылетела из здания суда со слезами ярости.
После этого случая Залевский стал осторожнее, а с прессой, упорно возвращавшейся к теме скандала, перестал общаться вовсе.
– Будешь против Залевского рыпаться, он тебе живо устроит сладкую жизнь, – предрекла умная Ленка.
– Какую-такую сладкую? – заупрямилась Марина просто из принципа, хотя сама все понимала.
– Такую. Муфтеева хоть Мисс Татарстан была, а ты вообще никто. Размажут тебя по кафелю ровным слоем, не успеешь эйн-цвейн-дрейн сказать.
Ленка постоянно сыпала какими-то дикими словечками. Марина слушала и вяло кивала. Повторять судьбу восточной красавицы, мгновенно превратившейся в парию, ей не хотелось…
Антон допил чай и, посидев на кухне из вежливости еще пару минут, ушел смотреть телевизор. Слушать жалобы больше не было ни сил, ни желания. Переключая каналы, он наткнулся на «притчу во языцех»: молодой Залевский в гусарском мундире спасал честь Отечества и клеил иностранную принцессу… Принцесса была так себе и усилий почти не стоила. Антон раздраженно переключил канал и снова наткнулся на старого знакомого. На экране Димка Белов, которого стало вдруг удивительно много и на телевидении, и на радио, пел что-то про небо с бескрайними берегами. Антон фыркнул и переключил на Дискавери.
– Значит, на аборт идти? – тупо повторила Марина.
Лена кивнула:
– Все равно он тебе родить не даст. Можешь, конечно, уйти от него, а потом, когда ребенок родится, подать на алименты. Но чует мое сердце, добром это не кончится! У него связи…
– Можно подумать, он ребенка не прокормит, – фыркнула Марина. – Ты знаешь, сколько он в день пропивает? Да на это бабло я раньше месяц жила припеваючи!
– Мариш, не совершай извечной бабской ошибки, – поморщилась Лена. – Все хотят от звезды родить и думают привязать его к себе ребенком. И что? У многих это получилось?
Лена быстро посмотрела в сторону гостиной, где болтал телевизор, и, понизив голос, добавила:
– Думаешь, с ним по-другому? Такая же фигня.
– Да ладно?!
– Вот тебе и ладно. Нам хорошо вместе, я не спорю. Антоша и денег дает, и чтобы руку нам меня поднять – ни-ни! На тусовки вместе ходим, его друзья-актеры меня уже знают. Но стоит намекнуть на женитьбу – он как устрица в раковину прячется. Если я залечу, меня недрогнувшей рукой направят на аборт.
Марина вздохнула.
– Ни фига ты мне не помогла, – сказала она.
Лена вздернула брови:
– Не помогла?
– Ну да. Я надеялась, что ты что-то посоветуешь, подскажешь…
– Я и советую: иди на аборт и живи с Залевским дальше. А еще лучше, начинай мутить что-то сама. Он у тебя никуда не собирается в ближайшее время?
– Сериал у него будет в Питере. Но Питер – это же рядом…
– Ну и что? Все равно не станет столько времени дома торчать. Походи по тусовкам, с людьми пообщайся. Ты же петь хотела? Вот и пой. Пока его нет рядом, это твой шанс.
Марина не ответила.
Советы подруги всколыхнули в ней затихшее было раздражение.
«Хорошо ей умничать, – подумала она с ненавистью. – Урвала красавчика, да еще благодаря подруге! Фигу бы она познакомилась с Антоном, если бы не я. Хотя она и без него жила, как у Христа за пазухой, в квартире тетушки-пуританки. Наверняка такого перспективного жениха, как Антон, тетушка одобрила! Вон они, голубки, воркуют на кухне съемной однушки, потому как у Антона еще нет денег на покупку квартиры, но его съемочный день уже равен полутора тысячам долларов, так что покупка вожделенных метров не за горами… А там, глядишь, и свадебка, если Ленка подсуетится вовремя!»
От накатившей злости в ушах зашумело.
Она скомканно попрощалась.
Подруга не сделала попытки остановить и явно была рада ее уходу. Антон показался на миг, когда она уже стояла в дверях, укутанная в шубку, и, улыбаясь, бросил:
– Пока.
Марина перешагнула через порог, оказавшись в тускло освещенном подъезде, выкрашенном до половины зеленой краской, а сверху белой, где кто-то «остроумный» написал маркером «Маринка – праститутка». На мгновение ей показалось, что это про нее, а потом, шагнув к лифту, она даже ощутила жалость к неведомой Маринке, про которую написали, что она – проститутка, да еще через «а».
Лифт открылся, как пещера Аладдина.
Но внутри не наблюдалось никаких сокровищ, а только пахло мочой.
Марина добралась до дома на такси, тупо глядя в окно невидящим взглядом. Перспективы были не то чтобы мрачными, а какими-то… мутными, как осенние лужи.
В машине было тепло и немного накурено, а по радио горланил вражина Белов со своими приевшимися «небесными берегами»…
Ее внезапно затошнило.
– Остановите тут, – сдавленным голосом произнесла она.
Шофер послушно тормознул. Сунув ему деньги, смятые в комок, Марина выкатилась на улицу, борясь с рвотными спазмами.
На свежем воздухе ей полегчало.
До дома было уже недалеко, к тому же улица стояла в пробке. Марина не спеша двинулась по тротуару, аккуратно обходя лед, на котором то и дело падали прохожие, нелепо вскидывая руки вверх.
На подоконнике магазина сидели замерзшие, нахохлившиеся воробьи. Бросив на них взгляд, она подумала, что ее жизнь не слишком отличается от их. Проблемы, собственно, те же – поесть, поспать. Правда, воробьи вряд ли страдают чрезмерным честолюбием, уж слава соловьев им тем более не мерещится…Подойдя к подъезду, Марина вытащила магнитный ключ и, приложив к замку, потянула на себя тяжелую дверь. Она уже сделала шаг вперед, но уловила за спиной какой-то движение.
Обернувшись, она застыла от ужаса.
Она сразу узнала это лицо, которое долго видела в кошмарах! Его зеленые глаза с восточным разрезом сузились еще больше, а потрескавшиеся пухлые губы растянулись в довольной улыбке.
– Маленькая моя, – вкрадчиво мурлыкнул он.
И тут она закричала.
Он отпрянул на одно короткое мгновение, которого ей хватило, чтобы захлопнуть дверь.
В сталь забарабанили с другой стороны, но она уже не слышала и, визжа, летела по лестнице вверх, в спасительные хоромы Алексея Залевского. Внутри заперлась на все засовы и, привалившись спиной к двери, разрыдалась, ожидая, что сейчас дверь вылетит с треском, а злодей из тайного кошмара вновь схватит за горло скрюченными холодными пальцами…Оперативник оказался коротко стриженным плечистым парнем с заметными залысинами и совершенно необыкновенными глазами. В левом, ярко-голубом, тремя лучиками светились коричневые полоски, а вот правый глаз был наполовину голубым, наполовину карим.
Марина таких никогда не видела, оттого глядела как зачарованная…
Опер Сергей Чуприна разглядывал гостиную восхищенным взглядом, что добавляло Марине значимости в ее собственных глазах. Она постаралась усесться поудобнее, закинула ногу на ногу, как голливудская дива. Но потом подумала, что такая поза мало подходит потенциальной жертве, и, смущенно кашлянув, одернула юбку и сдвинула колени, как примерная школьница.
– То есть вы утверждаете, что он на вас напал? – уточнил Сергей.
– Утверждаю.
– А вы вырвались?
– Да.
– Но, если нападения не было, зачем вы нас тогда вызвали? – спросил он с заметным укором.
Марине на миг стало стыдно, поскольку в этих прекрасных разноцветных глазах было столько грусти…
Она поколебалась, а потом, вдохнув, как перед прыжком в воду, выложила оперу историю с изнасилованием.
Он выслушал ее с умеренным интересом, а взгляд блуждал по предметам меблировки, задерживаясь то на развешанных по стенам мечах и алебардах, то на фотографиях еще молодого Залевского. Жизнь знаменитого актера интересовала его куда больше злоключений Марины. Она даже подумала с нарастающим раздражением, что опер ее совсем не слушает.
– Вы уверены, что это был один и тот же человек? – спросил Сергей.
Марина вспыхнула и сжала зубы.
Оказывается, слушал! И очень внимательно.
– Уверена. Такого не забудешь.
– Ну, мало ли… Я понимаю, что вам пришлось пережить, но у жертв… хм… насилия… иногда вырабатывается синдром преследования. Может, кто-то просто хотел зайти следом, а вы приняли его за того человека?
– Не может, – зло сказала Марина. – Я хорошо его разглядела. У него своеобразные очень глаза, восточные, необычного зеленого цвета. Как две стекляшки. И голос этот… ужасный, мяукающий.
– То есть с того момента он вас каким-то образом нашел? Несмотря на смену места жительства?
Марина пожала плечами.
– Где произошло первое нападение? И в какое отделение вас доставили?
Этого Марина не помнила.
События трехмесячной давности были покрыты слоем пыли, разгребать которую и снова раниться об острые углы не хотелось, поэтому она промямлила, что это где-то рядом с ночным клубом…
Чуприна выслушал и что-то записал в протокол.
– Когда вы подходили к дому, он стоял у дверей?
– Нет, я бы заметила.
– Может, был во дворе?
Марина помедлила, восстанавливая картинку.
Память подчинялась вяло, услужливо подсовывая только последнюю картинку: жуткие кошачьи глаза и вкрадчивый голос.
Ее замутило.
Сорвавшись с места, она пронеслась в туалет, едва успев сунуть голову в унитаз. Пряди волос окунулись в липкую жижу рвоты, и Марина, спустив воду, вся в слезах схватила лейку душа. Яростно намыливая голову, она старалась избавиться не только от следов недавнего обеда, но и тягостных воспоминаний.
Опер с разноцветными глазами терпеливо ждал на диване, разглядывая диковинную квартиру, и вздыхал.
То, что рыжеволосая феечка не придумала нападение, стало ясно после того, как она, позеленев от страха, унеслась в ванную, долго кашляла и всхлипывала.
До того момента он не относился к словам девушки всерьез.
Мало ли… Померещилось, придумала.
Войдя в квартиру, он не сразу сообразил, в чьи хоромы попал, поскольку по документам квартира принадлежала некоему Алексею Пузикову, и только когда разозлившаяся Марина неопределенным жестом ткнула в портрет на стене, до него дошло, что Пузиков и Залевский – одно и то же лицо.
Стараясь реабилитироваться, он строго потребовал паспорт у девицы и выяснил, что уроженка Челябинской области постоянной прописки в Москве не имеет.
– А что вы хотите, – бросила она ему с легкой снисходительностью. – Я же певица. Гастроли, поездки, выступления… Сегодня тут, завтра там. Я дома месяцами не бываю…
Пока она всхлипывала в ванной, что слышалось даже сквозь шум воды, он придумал ей жизнь с кинозвездой.
Наверняка по утрам они валяются под белоснежными, хрустящими от крахмала, простынями, сладко потягиваются, прижимаясь друг к другу…
А потом идут пить кофе из микроскопических чашек, заедая французскими булками, хитро подмигивая друг другу с намеком, что все не просто так…
На столе – клубника, зеленые яблоки и одинокая гербера в узкой стеклянной вазочке.
Накануне вечером у них был сумасшедший секс: сперва на узком диванчике с гнутыми ножками, потом в душе, а потом на громадной постели…
А потом они, разгоряченные и усталые, лениво обсуждают премьеру в Каннах, куда собирались поехать на выходные.
Залевский наверняка ухаживал по-киношному, с размахом, с сотнями роз и серенадами под луной, а она хохотала, высунувшись из окна, как Рапунцель, жалея, что не может сбросить свои косы вниз…
Расскажи Марина, как Залевский завалил ее в койку в первый же вечер, опер бы подивился, что у звезд все может быть, как у простых людей!
Она вышла из ванной с мокрыми волосами и покрасневшим носом, маленькая, жалкая, со сверкающими от слез глазами.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила она тоненьким голоском, а потом добавила нерешительно:
– Или вам нельзя?
– Нельзя. Я на службе.
– И мне нельзя, – вздохнула она и положила руки на живот. – А как вас зовут?
– Сергей. Я же вам представился.
– Да. Но я забыла… Может, тогда чаю?
Чаю тоже не хотелось.
Подумав, что дела со знаменитостями заранее обрекают на геморрой, опер Сергей снова вздохнул, предположив, что с него снимут три шкуры, когда узнают, что он не помог подружке великого Залевского. Скрывая раздражение, он нарисовал в блокноте, куда записывал ее показания, злобную рожицу, потом, подумав, дорисовал человечка целиком. Получилось хорошо, просто чудо, а не человечек!..
Потерпевшая Марина Михайлова смотрела на него глазами, полными слез.
Он скривился и пририсовал человечку в руку пистолет.
– Марина, я понимаю, что вам тяжело, но давайте попробуем сконцентрироваться. Перед дверью этого человека не было, во дворе он не стоял, верно?
– Я, во всяком случае, не заметила. Иначе бы орать стала еще там, а не в подъезде.
– Выходит, он шел за вами? Где стоит ваша машина?
– Я на такси приехала, – быстро сказала Марина. – Попала в пробку и пошла пешком, мне сейчас… полезны прогулки, понимаете?
– Понимаю. От места первого нападения до Арбата довольно далеко. Вы шли пешком. Если он не живет где-то тут, то мог вас увидеть и пойти следом на улице.
– Да, наверное, – вяло ответила она.
– И вы его хорошо разглядели, верно?
– Да.
– Тогда вам необходимо поехать к нам и составить фоторобот. Вы уверены, что этот человек не входит в число друзей вашего… господина Залевского? Наверное, нам стоит его опросить.
При мысли, что Алексея вызовут в милицию и станут опрашивать, Марина пришла в ужас. Представив, что будет с ней после, она даже зажмурилась, а потом слабо пролепетала:
– Я уверена, что этот мужчина не имеет с Алексеем ничего общего.
– А вы знаете всех его знакомых?
– Не будем беспокоить Лешу по мелочам, – решительно возразила она. – И вообще, когда на меня напали в первый раз, мы с ним даже знакомы не были. Так что это никак не может быть человек из его близкого круга. Леша никак не связан с этим.
Она даже хотела встать, а потом наткнулась взглядом на собственную шубу, брошенную в прихожей.
Опер Чуприна тоже повернулся и посмотрел на шубу с интересом. Издалека она напоминала развалившегося на полу зверя, вытянувшего вперед лапы-обрубки. Пройдешь мимо, а там когти, и – цап за ногу!
– Марина, – недовольно сказал Сергей, смущенный валявшейся, как половая тряпка, шубой, – вы ведь сами нас вызвали. Давайте я буду решать, что имеет значение, а что нет. Я ведь не учу вас петь, верно? Ну, так и вы не учите меня работе со свидетелями.
– У вас линзы? – вдруг спросила она.
– Что?
– Линзы? Разве бывают глаза такого цвета?
– Ах, это, – криво усмехнулся Сергей. – Нет, не линзы. Таким родился. Этому даже какое-то научное объяснение имеется. А что?
– Ничего. Я часто видела, что один глаз зеленый, а другой голубой, но чтобы у одного глаза было сразу два цвета, никогда не встречала.
– Давайте обсудим цвет моих глаз потом, – смутившись, сказал Сергей. – А сейчас составим протокол, а потом поедем к нам, попробуем опознать вашего маньяка.
– А нельзя без протокола? – жалобно спросила Марина.
– Без него дело не заведут.
– Ну и пусть не заводят, – заскулила она. – Я всего-то хочу, чтобы он оставил меня в покое.
– То есть вы отказываетесь давать показания? – неприятно прищурившись, уточнил Сергей. – Тогда я могу оформить ваш звонок как ложный вызов, придется штраф платить.
– Но… – начала было Марина, а потом, представив реакцию Алексея, стиснула зубы и решительно сказала:
– Ладно, оформляйте ложный вызов.
– Вы хорошо подумали? – тихо спросил Сергей.
– Да, – мрачно кивнула она.
В конце концов, маньяк во дворе не казался худшим из зол по сравнению с тем, что придется вытерпеть от Залевского!
Под ложечкой заныло, словно туда угодил грубый мужской кулак…
Сергей снова вздохнул.
Она уже перестала считать его вздохи.
Разноцветные глаза манили какой-то неземной красотой…
– Хорошо, – неохотно сказал он. – Я не буду оформлять это как ложный вызов. Разыщу оперов, что работали с вами в отделении, с врачами поговорю. Больницу-то помните?
Больницу Марина помнила хорошо, вспомнила и толстенького эксперта-криминалиста, вколовшего ей успокоительное. Услышав о нем, Сергей обрадовался:
– Ну, теперь полегче будет, я вроде понял, о ком вы… А где вас можно послушать?
– Что?
– Ну, выступаете вы где? Я бы послушал, интересно… Может, у вас есть диск?
Марина на миг растерялась.
Диск?
Откуда…
Только промо, который показывала на студиях, но это же несерьезно.
– Знаете, я так замоталась, что совершенно позабыла захватить с собой диски. То есть они у Леши в машине, но он уехал на ней… А концерты… Ну, в Москве сейчас я не пою, уезжаю на гастроли в… Париж, а оттуда в Монте-Карло… Но я вам позвоню, как только вернусь, обещаю. И приглашу на свой концерт!
– Я буду ждать, – серьезно сказал Сергей, а глаза смеялись.
Тот, который был с тремя коричневыми лучиками – сочувственно, а наполовину карий – издевательски.Вечеринка была что надо.
Зал сверкал сотнями лампочек, вышколенные официанты таскали шампанское на сверкающих подносах, а вокруг, словно муравьи, сновали знаменитости. Еще пару месяцев назад Марина отдала бы многое, чтобы просто попасть сюда, пусть незваной гостьей, вроде лжегенерала Папагатто из старого фильма, умудрявшегося под шумок таскать со столов деликатесы и прятать их в рукава.
Сегодня она улыбалась фальшивой стеклянной улыбкой и мечтала сбежать, прежде чем ее прилюдно стошнит…
Несмотря на то, что они прибыли всего полчаса назад, Залевский был изрядно пьян. Он где-то пропадал два дня, на звонки не отвечал, а войдя в дом, многозначительно посмотрел на ее живот и сурово спросил:– Готово дело?
Она кивнула, и тогда красавец-киногерой расплылся в благодушной улыбке. Вспомнив муниципальную больничку, толстую врачиху, которая обозвала ее шалавой, укол в вену и странную, ноющую боль внутри, Марина почувствовала, что она ненавидит этого бесконечно чужого мужчину, с которым жила под одной крышей.
Врач смотрела на нее с презрением.
Марина подумала, что это, наверное, профессиональное. Мамина подруга, врач-гинеколог, тоже презирала всех, кто решался на аборт. Отходя от наркоза, Марина смотрела в потолок, ослепительно белый, как будто светившийся, и думала: когда-нибудь у меня будут дети…
Она так долго вынашивала в себе саму идею материнства, что почти поверила в счастливую семью с Алексеем. Дома, когда она еще ощущала остаточный эффект наркоза, Марина с удивлением поняла, что ее волнует отнюдь не факт убийства ребенка. Ей мерещился презрительный взгляд докторов, а еще крах мечты, которую она так старательно строила кирпичик за кирпичиком. Под вечер заявился Залевский, узнал про аборт и, повеселев, потащил ее на прием.
Марина долго думала, рассказать ему о нападении маньяка или нет, но потом решила, что не стоит.
Теперь она долго высматривала из окна потенциальных обидчиков, а выходя из дома, всегда была готова юркнуть назад, за спасительную дверь. Но мужчина с раскосыми глазами не появился.
В шикарном клубе чествовали героев кинопремьеры. Успех картины был оглушительным. Сперва селебрити поприсутствовали на показе, а потом, после нескольких вялых интервью, отправились кутить в центр.
Разглядывая толпу, Марина чувствовала себя неудачницей.
Вроде бы до приема успела сделать вполне пристойную прическу, нацепила маленькое черное платье от «Шанель», туфли на тоненьких шпильках… и все равно она не вписывалась в эту бурлящую людскую массу.
«Вся разница в том, что они здесь – у себя дома, – раздраженно подумала она. – Не сами личности, так с кем-то. А я – никто, лимита, хотя и приперлась сюда со звездой. Только для звезды я никто. Он меня вышвырнет, как драную тряпку, и найдет другую, о которую будет вытирать ноги».
Осознавать это было горько.
Марина прихватила с подноса бокал с шампанским и осторожно отхлебнула. Пузырьки ударили в нос, а в пустом желудке как будто разорвалась крошечная бомба.
Антон пришел на прием вместе с Ленкой, и уж она-то точно не чувствовала себя чужой.
Столкнувшись с Залевским, Антон неискренне улыбнулся и пожал тому руку, а Ленка, вздернув брови, послала Марине немой вопрос: мол, как оно?
Марина неопределенно пожала плечами.
Ленка сочувственно кивнула и упорхнула куда-то в глубь зала.
– Это кто такая? – спросил Алексей.
– Кто?
– Ну, с Черницыным. Что за девица?
– Лена. Подруга моя. А что?
– Ничего, – невнятно пробурчал Алексей. – Видел недавно и не могу вспомнить где.
– Вряд ли ты ее видел, – возразила Марина. – Разве что вместе с Антоном на каком-нибудь приеме.
– Может быть. Но кажется, что я ее в кино видел. Она актриса?
– Нет, студентка. И даже не ВГИКа. По-моему, там что-то с менеджментом связано…
Залевский потерял интерес к Лене и бросился обниматься с каким-то пузатым кавказцем со светившейся плешью.
Кавказец тискал Алексея в объятиях, между делом оглядывая Марину цепким масленым взглядом. Она стояла и загадочно улыбалась, держа бокал на отлете, кокетливо отставив ножку…
Залевский посмотрел на спутницу с неудовольствием и скривился.
Село Большое Дышло!
Стоит, как шлюха на трассе, зубы сушит и наверняка считает себя загадочной и утонченной, хотя на самом деле выглядит довольно глупо. Подавив раздражение, он радостно улыбнулся старому знакомому.
– Леша, дарагой, савсэм забыл старика, – ехидничал кавказец и погрозил Залевскому толстым пальцем-сарделькой. На сардельке сверкала золотая печатка.
Алексей помнил – носить печатку на указательном пальце его приятель считал особенным шиком. Печатка была довольно вульгарной, в переплетении цепочек, лучей и бриллиантов. Залевский вспомнил, что в лихие девяностые его друг использовал этот аксессуар как кастет. Массивное украшение помогло владельцу проломить не один череп.
– Да разве тебя забудешь, Ашот, – скалился Залевский. – Как сам, как дети?
– Ох, беда с ними, – вздохнул Ашот так, что его объемистый живот поднялся вверх, как волна на картине Айвазовского, а потом опал так, что, казалось, выльется на пол. – Савсэм большие стали, отца не слушают. Дочку замуж буду отдавать, а то от рук отобьется.
– Так отдавай, – согласился Алексей. – Хочешь, я на ней женюсь?
– Ай, Леша, ей не такой муж надо. Ей серьезный надо, чтобы в строгости держал. А ты разве такой? Шпаги, пистолэты, пух-пух! Вон, с красавицей пришел, а сам про женитьбу на другой говоришь. Познакомь с дэвушкой.
Залевский махнул рукой Марине, словно собачонке.
Она на миг поджала губы, но подошла, вежливо улыбаясь.
– Добрый вечер, – сказал кавказец. – Меня зовут Ашот.
Акцент в его голосе практически исчез. Только «е» он выговаривал как «э», но от прежнего, карикатурного выговора не осталось и следа.
Марина улыбнулась еще шире.
– Добрый вечер, – ответила она чарующим, как ей казалось, голосом. – Меня зовут Марина.
– А чем занимается такая красивая девушка? – спросил Ашот и приложился к ее ручке слюнявым ртом.
Залевский скривился, а Марина, с вызовом посмотрев на него, ответила:
– Я – певица.