Звездная дверь
Шрифт:
— Крайне похвальное рвение, мадам детектив, я искренне вами восхищён, — в его же отвратительно бодром голосе не было и намёка на раскаяние. — Но это всё ещё не отвечает на поставленный вопрос — выпьете со мной кофе? Или, быть может, чаю, если опасаетесь, что от кофе вас настигнет бессонница?
Тяжёлого вздоха я удержать не смогла — да и, если честно, не пыталась. В конце концов, я живой человек!
— Мистер Гилмур, вам правда больше нечем заняться? Вы мешаете рабочему процессу, понимаете? Часики тикают, дни проходят. Вы знаете, что по статистике вероятность найти пропавшего
Судя по негромкому сопению на том конце провода, моя тирада всё-таки возымела какой-то эффект.
— Что ж, мадам детектив, понимаю, — наконец нехотя отозвался мужчина. — Мне подумалось, что лёгкое отвлечение могло бы пойти лишь на пользу вашему расследованию — вы могли бы поделиться со мной наблюдениями и находками, а там, глядишь, и озарение случилось… Ну, как это у вас, детективов, бывает.
Я нахмурилась — одновременно и от его предположения, что я стану делиться с ним полученной информацией, и от упоминания того самого «озарения». Ох, знал бы он…
— Благодарю за заботу, но я предпочитаю сосредоточиться на задаче, пока она не будет решена.
— Самоотверженно, — показалось, или в голосе Гилмура скользнуло уважение? — Что ж, в таком случае, пожалуй, все сторонние дела отложим на потом. Надеюсь, вы сообщите мне, если выясните что-то важное. Или, конечно же, если столкнётесь с чем-то, в чём вам может потребоваться помощь.
«Помощь? Твоя?» — фыркнула я про себя.
— Разумеется, Фил. Буду держать вас в курсе.
— Очень на это надеюсь, — вежливо, но как-то суховато отозвался он. — Ванделли не любят, когда их добрые друзья исчезают таким некрасивым образом. Это может быть понято и расценено превратно, вы же понимаете…
Волоски у меня на загривке встали дыбом — как от тона, так и от содержания этой отповеди. Я еле удержалась от того, чтобы рявкнуть на него, посылая к чёрту со всеми завуалированными угрозами, но мне совершенно не хотелось испытывать на себе гнев этой семьи.
— Понимаю, — сдержанно сказала я. — Это всё?
— Если вам нечего мне сообщить — то, увы, да, — делано-скорбно вздохнул Гилмур. — Продуктивного вам рабочего вечера, в таком случае, мадам детектив.
— И вам не хворать, — процедила я и положила трубку на рожки — очень аккуратно, хотя и страсть как хотелось шваркнуть ею изо всех сил.
Проклятая мафия… Ванделли, докеры эти… Если бы их всех не было, насколько проще стало бы жить обычным людям! Гилмур этот — даром что мелкая сошка, судя по всему, а важничает как! И под кожу влезть пытается с завидным упорством. Будто одного отказа недостаточно было… Бесит!
Злость, как это часто со мной случалось, придала мне изрядный заряд бодрости, так что за перерисовку символов я взялась с вновь проснувшимся энтузиазмом. Хватило его, правда, ненадолго, а потом вернулась боль — тупая, ноющая, растекающаяся от загривка по всему телу липкими волнами. Я давала себе передышку, обращаясь к справочникам, а затем вновь возвращалась к рисункам. Срисовывала, сверялась с фотографиями на глянцевых страницах, делала пометки на полях.
Мне было душно — потому я влезла на подоконник, открывая окно, но этот манёвр принёс с собой холод и мерзкую морось, просачивающуюся в помещение. Свет стал тусклее, потому я включила настольную лампу. В какой-то момент мне показалось, что я сижу в кромешной темноте и пустоте, за своим столом, и что жёлтый свет из-под зелёного пластикового абажура — последнее Солнце во всей Вселенной, а под моими пальцами по древним песчаным блокам растекаются линии глупых, похожих на примитивные детские рисунки, символов смерти, жизни и времени…
А потом я проснулась — или пришла в себя, сложно сказать.
Вентилятор лениво крутился, продолжая поскрипывать на каждом обороте, слегка кренясь влево. В спину мне неприятно тянуло промозглым сквозняком, а на коленях лежал блокнот с несколькими заполненными страницами. Кроме болезненно-знакомых иероглифов там нашлись и расшифровки некоторых из них — часть была помечена знаком вопроса, выражая, очевидно, мои сомнения в её правильности. Энциклопедия лежала поперёк, и — Боже! — я использовала эти самые ленты, предположительно драгоценный раритет, а то и вовсе археологическое наследие, как самые обычные закладки!
Внутренне содрогаясь, я с максимальной аккуратностью извлекла тканевые полосы из книги, придирчиво осмотрев их на предмет надрывов или повреждений, и к своему облегчению не нашла ничего подобного. Это навело меня на мысль, что «вещдоки» вполне могли быть новоделом, поскольку едва ли древнеегипетская ткань выдержала бы столь непочтительное обращение — и у меня немного отлегло от сердца.
Тем не менее, убрала я их в футляр с полагающейся осторожностью, после чего, посмотрев на часы, громко присвистнула — половина второго ночи! Вот уж засиделась…
Желудок ныл, противным бурчанием напоминая о пропущенном ужине, голова была тяжёлой, словно свинцовая гиря, а глаза пекло, как у тех самых непослушных детишек, которым Песочный Человек бросал пригоршни песка. Я разрывалась между желанием поесть и поспать, но оба они были неосуществимы прямо здесь и сейчас. Для первого мне нужно было как минимум спуститься, чтобы вновь помародёрствовать на кухне у Стэнтона, а для второго — добраться до дома. Сесть в машину, и ехать, ехать, ехать… Просто бесконечное время ехать домой.
Застонав в голос от искреннего, рвущего душу нежелания совершать так много лишних телодвижений, я, тем не менее, поднялась из-за стола и закрыла проклятое окно, из-за которого у меня теперь подозрительно ныла поясница. Надо будет перед сном растереть согревающей мазью, на всякий случай — ещё не хватало в придачу к больной шее добавить простуженные мышцы!
— Долорес, ты старая развалина. Кошёлка. Ленивая старая разваливающаяся кошёлка! — процедила я в полголоса, не особо переживая о том, что меня кто-либо услышит — не то время. Судя по тишине, царящей вокруг, паб уже был закрыт, а значит, дядюшки Стэнти тут тоже нет.