Звездные крылья
Шрифт:
Юрий откинулся на спинку кресла и глубоко задумался. Несмотря на ясность проекта, много вопросов должен был еще разрешить Крайнев, Некоторое время он сидел неподвижно, словно окаменевший. Лицо его приняло суровое выражение. Ресницы опустились вниз. Вдруг он шевельнулся и протянул руку к телефону. Марина откликнулась сразу. Она была возбуждена, радостна, она ждала этого заседания ученого совета, как праздника, как своего долгожданного и заслуженного триумфа.
Однако она знала, что победа не придет сама. Право на праздник надо было завоевать. В ее голосе Крайнев почувствовал тревогу.
— Зайдите ко мне на минутку, — сказал Юрий, — у меня к вам неотложное дело.
— Это касается моего проекта?
— Да.
— Все разговоры о проекте я откладываю до заседания ученого совета.
— Прошу извинить за то, что потревожил вас, — сухо сказал Юрий и положил трубку на рычажок.
Резкий ответ Марины не удивил его. Беспокоило другое: боязнь за нее, желание помочь.
А в том, что Марина нуждалась в помощи, сомнений быть не могло Слишком много проектов прошло через руки Крайнева, чтобы он мог ошибиться. Жаль, очень жаль, что Марина отказалась прийти.
Юрий перелистал странички блокнота. Они были исписаны крупными, похожими на детский почерк буквами. Закрыл блокнот, положил в стол.
Дверь отворилась. Крайнев поднял голову и встретился глазами с Мариной.
— Я вас слушаю.
Слова эти прозвучали, как вызов.
— Я хочу посоветовать вам снять с сегодняшнего заседания ученого совета обсуждение вашего проекта.
— Вы думаете, что ученому совету некогда заниматься такими пустяками?
— Нет, этого я не думаю. Я хочу вам помочь.
— Заранее благодарна. Вы очень любезны.
— Вы не дали мне договорить. Я хочу спасти вас от провала.
Марина побледнела.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мне очень неприятно, но я должен это сказать, иного выхода у меня нет. Вы строили свой самолет по принципу летающего крыла и рассчитывали на то, что он даст большую скорость. Относительно этого у меня возникает сомнение, но спорить тут нельзя, это проверяется только практикой.
— Совершенно верно, — согласилась Марина.
— Но есть проблема, которую вы вовсе не разрешили. Это проблема устойчивости самолета в полете, особенно на виражах.
— И каковы же ваши выводы?
— Вывод один и очень печальный: самолет такой конструкции потеряет равновесие и управление, если не на первом, то безусловно на втором повороте.
— Позвольте не согласиться с вами, — Марина насмешливо смотрела на Крайнева. — Через полчаса заседание ученого совета. Я уверена, что каждое ваше замечание мной и членами ученого совета будет бито. Это все, что вы хотели мне сказать?
Крайнев наклонил голову.
— Да, все.
Марина поглядела на Крайнева, на темные волосы с искрами седины, на крупные черты лица, и необычное выражение грусти в глазах инженера поразило ее. Однако сейчас уже некогда было думать о причинах этой грусти.
— До скорого свидания на ученом совете. Интересно, вы… всю жизнь будете так… субъективно относиться к моим проектам?
У Крайнева от обиды перехватило дыхание. Но он сдержал себя и ответил тихо и спокойно:
— Очень жаль, что вы не хотите последовать моему совету.
Марина не дослушала. Быстро прошла в свой кабинет, вынула из большого шкафа копии чертежей и разложила их на етоле.
Она смотрела на свой самолет, вспоминала возражения Крайнева и вдруг поняла, что Юрий совершенно прав и машина перевернется при первом же повороте.
«А может, он ошибается?» Марина колебалась. С каждой минутой она находила все новые и новые доказательства своей правоты.
Нет, самолет Марины Токовой будет летать. Он обретёт неслыханную скорость — и Марина может доказать это всем ученым советам всего мира.
Телефон на столе зазвонил, и Марина схватила трубку. Валенс просил зайти к нему. Заседание вот-вот должно было начаться. Марина собрала чертежи и вышла из кабинета.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В тот памятный вечер Полоз убедился, что не думать о Соколовой он уже не может. Правда, он и не очень старался избавиться от этих мыслей. Они были теплыми и радостными. Все люди казались ему теперь лучше, особенно, те, которые хорошо отзывались о Вере Михайловне.
Теперь каждый шаг Полоза, каждый его поступок проходил как бы под взглядом Соколовой. Нежданная любовь вдруг заставила его самого предъявлять к себе значительно более высокие требования. Это было трудно, но приятно. То, что Соколова относилась к прорабу по-старому, ничуть не умаляло радости этой любви.
Немного тревожил его тот вечер, после театра, когда, по его мнению, он слишком много позволил себе и был за это наказан. Ночь после того памятного вечера была не самой приятной в жизни Полоза.
На следующее утро, когда они встретились на участке, Полоз смутился так, что на него жаль было смотреть. Соколова ничего не заметила и поздоровалась, как всегда, ласково и приветливо. Полоз просиял. Между ними установилось молчаливое согласие: тот вечер был забыт, и никто из них не смел вспоминать о нем.
Вдвоем они медленно обошли участок и детально осмотрели строительство. Огромный тепляк, обшитый тяжелыми матами, высился, как пьедестал невиданного памятника. Тросы оттяжек были натянуты, точно струны. Ветер налетал на них и свистел, разрезаемый тугой сталью.