Звездные крылья
Шрифт:
Правда, конструкция хвостового оперения еще может вызвать возражения некоторых инженеров. Она слишком оригинальна и не предусмотрена общей схемой крейсера. Но ведь сам Крайнев не возражал, когда Марина показала ему первые эскизы. Месяцы, проведенные в институте, научили ее лучше разбираться в собственных проектах. Интересно, что теперь скажет Валенс?
А директор внимательно рассматривал чертежи, разложив их перед собой на столе.
— Здорово придумано.
Марина смутилась в первое мгновение. Она ждала замечаний, критики, но не такой прямолинейной оценки.
— Крайнев сказал мне, что вы придумали исключительно надежную конструкцию рулей. Признаюсь, я вначале не очень верил этому. Зато теперь я целиком присоединяюсь к такому выводу.
Марина смутилась еще больше и залилась краской.
Валенс свернул чертежи, поговорил немного и вышел из кабинета.
А Марина еще долго сидела на одном месте. Все в ней ликовало, все жило одной мыслью — Крайневу понравилось.
Она отодвинула бумагу, и чертежи развернулись. Марина увидела рули. Это была ее работа, ее победа.
И снова бурная волна радости смела все остальные чувства.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
За свою новую трехкомнатную квартиру в большом доме на улице Ленина Юрий взялся с такой завидной энергией, будто уже не сегодня-завтра сюда должна была переехать Ганна. Само собой разумелось, что из больницы она уже к себе не вернется, а переедет к Крайневу. И хотя об этом между ними не было сказано и слова, Юрий не сомневался, что так оно и будет.
Теперь он проводил с Ганной в больнице целые часы и в глубине души думал, что врачи слишком уж напуганы и неуверены в своей науке, если не выписывают совершенно здорового человека. Он воочию убедился, как быстро поправляется Ганна, и мог этому только радоваться. И вот однажды вечером, когда Юрий, как обычно, сидел возле своей любимой, в палату вошел профессор, тот самый, что никак не мог решить когда-то — пускать или не пускать к больной Ланко Крайнева, — и сказал, что, пожалуй, через недельку Ганну Ланко можно будет выписать домой.
— По такому поводу придется выпить бокал шампанского, — засмеялся профессор, выходя из палаты.
Так встал перед ним вопрос; куда же везти Ганну? Юрий как-то опасался говорить об этом, всячески оберегая любимую. Ведь даже в мелочах ее нельзя было волновать.
Но разговор все-таки произошел, и Ганна сама начала его. Она уже не могла представить себе существования без Юрия, и для нее все было совершенно ясно: после выздоровления они будут вместе, иначе к чему же жить?
Теперь, когда сам профессор заявил о полном ее выздоровлении и скорой выписке, встала необходимость выяснить все до конца.
И Ганна сделала это просто и непринужденно, как делала всегда. Она коротко спросила Крайнева, когда он заберет ее домой, и один этот вопрос сразу распутал неразрешимые, как казалось Юрию, проблемы. Он ничего не ответил. Просто обнял и крепко поцеловал Ганну, а уже только потом подумал, что любой ответ не был бы красноречивее этого.
Всю неделю он работал, как одержимый, обставляя квартиру. Ему хотелось, чтобы Ганна застала здесь все в полном блеске и порядке. Он прибегнул даже к консультации товарищей. Яринка Мороз сделала ему ряд ценных указаний, после чего стала его ближайшим помощником.
День выписки близился, но столько осталось еще сделать, что Юрий был близок к отчаянию: казалось, что вся эта бесконечная уборка и приведение квартиры в порядок так и не кончатся никогда.
И, наконец, он наступил, этот последний день.
Крайнев критически осмотрел комнаты. Ох, как много здесь еще недоделок! Ну, ничего! Пусть уж Ганна устраивает все по своему вкусу. Во всяком случае, он сделал все, что мог. И вздохнув с облегчением, Юрий побежал вниз к машине.
Через час, бережно поддерживая Ганну под руку, он ввел ее в переднюю своей — теперь уже их — квартиры. Так же бережно и осторожно, будто жена его стала по меньшей мере фарфоровой, помог он ей сбросить меховую шубку. Ганна вошла в столовую и остановилась пораженная.
— Боже, — сказала она, — до чего же тут красиво!.. Почему ты мне ничего не говорил о новой квартире?
Крайнев заглянул ей в глаза:
— Нравится?
— Очень. Я и не подозревала, что ты у меня такой хозяйственный.
— Я хотел сделать тебе сюрприз.
— И сделал. Мне здесь все очень нравится…
Воспоминание о больнице пришло неожиданно: оно было болезненным и неприятным… Скорее, скорее вычеркнуть из памяти все, что она пережила…
Юрий сразу же учуял эту мгновенную смену в настроении.
— Что с тобой, родная?
— Нет, ничего… Это я от радости волнуюсь. Идем посмотрим все остальное. Но тут чувствуется и женская рука. Кто тебе помогал?
— Яринка.
— По ней я тоже очень соскучилась, — сказала Ганна, рассматривая свое новое жилье и чувствуя, как волна нежности к Крайневу заливает ее сердце. Какой он хороший! Как она любит его!
После того, как они осмотрели все до мелочей и Ганна почувствовала себя усталой, они долго сидели рядом на тахте, тихонько разговаривая. В больнице они тоже не раз сидели вот так, рядышком, но тогда все было иначе. Тут можно было произнести слова, о которых и подумать невозможно было там, в больнице.
Хлопьями влажной метели пушило широкие окна. Капризный февраль то швырял на землю сухой колючий снег, то вдруг гнал тяжелые тучи, предвещающие мокрую оттепель, чтобы вскоре уступить место звонкоморозному ясному небу. Нестойкая какая-то зима стояла в том году. Но эта прескверная погода как бы подчеркивала, до чего ж хорошо сидеть вот так в уюте, дома, чувствуя рядом с собой любимого…
Ганна обняла Крайнева рукой за шею, прильнула к нему и тихо сказала:
— Мне так хорошо, так тепло с тобой…