Звездные крылья
Шрифт:
Медицинская сестра не отходила от него. Каждую секунду можно было ждать каких угодно неожиданностей. Она не сводила с больного глаз, но Карпу Ивановичу, видимо, еще суждено было пожить на свете. Мысли с каждой минутой становились отчетливее. Силы возвращались в искалеченное тело. Наконец, он смог уже попросить напиться.
Вода показалась удивительно вкусной. Гучко утолил жажду, но это незначительное движение вконец обессилило его. По белой стене, причудливо сплетаясь, поползли черные пятна — наступило забытье.
Через час Гучко очнулся. К этому времени закончили разборку разрушенного тепляка. Вечерело. Солнце опускалось за горизонт. Кроваво-красные пятна последних отблесков заката пламенели на стене. Карп Иванович почувствовал, что может говорить.
— Будьте добры, — сказал он, обращаясь к сестре, — попросите, чтобы ко мне разрешили прийти товарищу Берг Любови Викторовне. Я бы не хотел умереть, не повидавшись с нею. Это моя жена.
Сестра вышла и вскоре вернулась, сказав, что врач вызвал жену Гучко.
С этой минуты мысли о Любови Викторовне не покидали инженера. Откуда-то из глубин памяти подымалась мысль о высоком человеке, но Гучко отбрасывал ее. Сейчас он попросит Берг все рассказать об этом человеке следователю. Карп Иванович уверен, что именно он, этот человек, повинен в катастрофе на пятом участке.
Багровые пятна исчезли со стены. Солнце зашло. Палату наполнили сумерки. Белый халат и косынка сестры отчетливо проступали в полумраке. Гучко лежал неподвижно, терпеливо ожидая.
Настороженная тишина стояла в небольшой больнице. Резко стукнула дверь, послышались шаги. Быстрые, нервные, они приближались к палате. Сестра поднялась и включила свет, Берг вошла в палату и со страхом посмотрела туда, где, весь перебинтованный, лежал Карп Иванович.
Сестра вышла. Любовь Викторовна приблизилась, села на стул у кровати, не в силах выговорить ни слова.
— Я так рад вас видеть, — с трудом ворочая языком, сказал Гучко.
Любовь Викторовна от волнения ничего не могла ответить.
— Вы помните того высокого человека, которого мы вместе с вами встретили вечером?
Берг кивнула головой. Лицо ее стало серьезным, глаза остро блеснули.
— Это он виноват в катастрофе. Я не знаю, как он это сделал, но это он… Расскажите следователю все, что знаете о нем. Возможно, что здесь целая организация…
Карп Иванович замолчал. На эти несколько слов он израсходовал всю свою энергию. Неистовая боль перекатывалась по мускулам, по всему телу, и инженер тихо застонал.
— Вы работали с ним… расскажите обо всем следователю… Воды… — прохрипел Карп Иванович, и в горле у него заклокотало.
Берг кинулась к графину. Почему-то долго не могла налить воды в стакан. Послышался легкий шелест бумажки.
Наконец, стакан наполнен. Стекло звякнуло о горлышко графина.
Гучко сделал несколько глотков. Ему сразу стало легче.
— Мне все кажется сладким, — сказал он, — даже вода. Это от проклятого наркоза.
И вдруг гримаса боли исказила его лицо. Он метнулся в диком напряжении и вскрикнул. Любовь Викторовна испуганно позвала сестру, врача. Она стояла в углу, бледная как стена, и смотрела, как врач делал все, чтобы спасти жизнь инженеру. Но это была уже агония. Карп Иванович вдруг порывисто приподнялся, стараясь опереться о кровать изломанными, искалеченными руками, но сразу же упал на подушку.
— Конец, — ни к кому не обращаясь, сказал врач.
Берг тихо подошла к кровати. Слезы повисли у нее на ресницах. Несколько минут она стояла, глядя на искаженное предсмертной судорогой лицо, потом тихо поцеловала твердые губы и, ни на кого не глядя, быстро вышла из палаты.
— Волевая женщина, — с уважением сказал врач.
Выйдя из больницы, Берг пошла по направлению к строительству. Проходя по пятому участку, она еще раз осмотрела место, где оборвались тросы. Один обрывок даже взяла в руку, но сразу же отбросила.
Потом также медленно прошла к главной конторе и спросила, где работает следователь по делу о катастрофе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Вечером Бабат вошел в кабинет Соколовой. Вера Михайловна была одна. За этот день ее лицо вытянулось, побледнело, широкие тени залегли под глазами.
Она вопросительно посмотрела на Бабата и снова опустила глаза на бумаги. Инженер молча сел в кресло перед столом. Вид у него был строгий, даже торжественный. Андрей Васильевич устал. Слишком много событий, переживаний. Тяжелый день.
— Что ты думаешь делать с Полозом? — спросил Бабат.
— Я уже отдала приказ об освобождении его от обязанностей прораба до окончания следствия.
— Так. Ну, а я считаю, что его следует немедленно отдать под суд. И если ты этого не сделаешь, то сделаю это я. Это мой долг. Передо мною и Валенсом он принял на себя полную ответственность за этот тепляк. Он должен и будет отвечать.
— Вместе с ним должна отвечать и я.
— Трогательное единство.
— Мне не нравится этот тон.
— Прошу прощения. Но в каком бы тоне мы ни разговаривали — могу сказать тебе только одно — спасти Полоза от суда тебе не удастся,
— Я думаю, что мы все слишком взволнованы сегодня, чтоб мыслить и разговаривать спокойно. Поэтому очень прошу отложить все разговоры до завтра.
— Может быть, до завтра удастся найти способ его укрыть?
— Выйди из кабинета, — тихо сказала Соколова.
— Что-о?
— Я приказываю тебе немедленно выйти из кабинета. Завтра в десять утра я приму тебя, дам ответы на все твои вопросы.