Звёздный Спас
Шрифт:
– Фива, ты слышишь меня?
– Да, я слышу тебя.
Она слышала его в ударах сердца, отдающихся в висках.
– А ты? Где ты сейчас? – спросила она.
– Я в том же прежнем полупустом вагоне и у того же окна. И ещё в том же пальто без пуговицы и тех же армейских полусапожках, и тоже слышу тебя.
Да, он тоже слышал её в каждом ударе сердца.
– Кеша, приходи сегодня на встречу старого Нового года. Я буду ждать тебя. Всегда, буду, хочу !
– Это правда, – улыбаясь, согласился Кеша.
И они, будто всё ещё находясь рядом, произнесли вместе, как клятву, как спасительное заклинание: всегда,
Некоторое время молчали, проникаясь приятным ощущением единения – между ними не было ни времени, ни пространства.
– Странно, но теперь я слышу откуда-то ещё стук колёс, – удивилась Фива.
Она хотела спросить: слышит ли он приближающиеся шаги на лестнице? Но Кеша опередил – да, слышит.
Отворилась дверь, и с безапелляционной категоричностью прозвучало:
– Подъём! Хватит дрыхнуть…
Далее произошло какое-то непонятное, мельтешащее вибрирование звука, и голос исчез, пропал, словно раздавленный свинцовым каблуком. И в ту же секунду Кеша почувствовал на своём плече чью-то тяжёлую руку и запах застарелого винного перегара.
– Человек, человек хороший, отойди-подвинься – ты свет застишь.
– Ой, он просвечивается! Изыди, сатана, изыди! – вскричала женщина в годах, закрываясь прозрачным пустым пакетом, который невольно напомнил о диске из почтового ящика.
– Матушка, успокойся. Со мною тоже такое случается. На, употреби лекарство – живая вода !
Заросший мужчина неопределённого возраста в какой-то сосульчатой ёжиковой шапке и продольно простроченном надувном бушлате одной рукой усаживал Кешу рядом с собой, а другой – совал в лицо женщине металлическую фляжку.
Кеша, не оговариваясь, сел, чтобы не привлекать повышенного внимания. И получилось как раз у окна и как раз прижавшись лбом к стеклу, то есть попал в то же пространство, в котором находился накануне, когда ехал из дому в Москву. Даже поза была прежней и настолько удобной, настолько соответствовала его состоянию, что невольно подумалось: наконец-то он опять в своей тарелке. И женщина в годах, и мужчина неопределённого возраста как-то сразу отстали от него, утратили интерес, словно он вдруг выпал из поля зрения. И Кеша вспомнил – не они ли прошествовали по лестничной площадке, когда он рассматривал диск?
– Палёнка? – спросила женщина, откручивая громоздкую пробку, которая попутно была походным стаканчиком.
Кешу поразило необыкновенно синее мерцание перстня на её указательном пальце. Индиго, синь , подумал он.
– Да Бог с тобой, матушка, – живая вода из города будущего !
Матушка поднесла фляжку к носу и с явным удовольствием втянула запах, очевидно, ректификата.
– Питьё хорошее, но для меня недостаточное. Мне для прогрева костей рекомендована водочка, оптимально рассчитанная самим Дмитрием Ивановичем Менделеевым, – тридцать восемь градусов. А уж если живая вода , то непременно из родника у вечного дерева или, на крайний случай, из речушки, что в Горном Хуторе близ Черниговки.
– Но брать воду у вечного дерева , а тем более в Горном Хуторе , запрещено самим Председателем Правительств Земли, – протянув руку за фляжкой, рассердился мужчина.
– Пэ-пэ-зэ, – усмехнулась наголо стриженная женщина и отстранила его руку. – Не кипятись, этот недостаток
Она наполнила стаканчик и, вынув коробочку, выстрелила таблеткой под язык. Потом быстро, что называется залпом, опрокинула стаканчик с живой водой и, как бы внимая его продвижению по пищеводу, замерла. Наконец, вздрогнув, так глубоко сморщилась, что на лице остались только стриженный лоб и кончик подбородка, а глаза, нос и рот исчезли, уползли куда-то вглубь. Глядя на неё, и мужчина сочувствующе сморщился и тоже как бы спрятался в невыразимо кислой гримасе. Вдруг как по команде вместе вдохнули полной грудью, и их лица – смятые мячики – упруго выпрыгнули, раскрылись, словно выдавленные сжатым воздухом.
– Ну как? – спросил мужчина и, нетерпеливо выхватив стаканчик, налил себе.
– Бэнэ вэртат! Успехов тебе ! – сказала женщина в годах и, вынув носовой платочек, аккуратно вытерла слёзы.
Один за другим, не прерываясь, мужчина опрокинул два стаканчика и, закрыв фляжку, весьма ловко спрятал её в своём надувном бушлате, очень похожем на матрас.
Кешу заинтересовала своеобразная парочка, которая, как водится в таких случаях, затеяла разговор «про жизнь». Что-то знакомое и отталкивающее он почувствовал в их присутствии. Чтобы понять суть разговора, невольным свидетелем которого стал, решил воспользоваться своими способностями в телепатии. Однако воспользоваться не удалось. Мысли мужчины были неуловимы, то есть похожи на сентенции доморощенного учёного, вдруг вкусившего с ректификатом углублённые азы восточной философии.
– Я всё уже знаю, однако хочу послушать вас. Вы не такая простая, какой представляетесь.
Мужчина опасливо оглянулся и как-то так приглашающе покивал сосульчатой шапкой, что женщина, повинуясь, беспрекословно придвинулась к нему.
Она придвинулась, и Кеша ужаснулся: неужели есть хоть какая-то связь между диском о земных цивилизациях и этими, утрачивающими человеческий облик бомжами?!
– А откуда вы всё уже знаете, позвольте вас спросить? – с неожиданной при таком беспрекословном повиновении строгостью поинтересовалась женщина.
Эта строгость была не то чтобы неприятна своей неожиданностью, в ней ощущалась угроза. Нет, не мужчине в сосульчатой шапке, а кому-то как бы присутствующему здесь и в то же время недосягаемому.
– Раз вы всё уже знаете – тогда ответьте: кто я? Что я? И зачем? То есть откуда?
Теперь в голосе женщины прозвучало самодовольство – она не сомневалась, что мужчина в ёжиковой шапке никогда не догадается: кто она и откуда?
Кеша оторвался от стекла, чтобы внимательнее посмотреть на странную женщину, и вновь услышал истошный крик:
– Изыди, сатана! Изыди!..
– Что, опять просвечивается? – весело хихикнув, удивился мужчина, откровенно разглядывая Кешу и попутно извлекая из надувного бушлата фляжку с так называемой живой водой.
Чувствовалось, что мужчина доволен. Кто эта женщина и откуда, теперь для него не имело значения. Главным было, что она перебрала – налицо все признаки белой горячки.
Однако женщина резко отстранила фляжку, уставилась на Кешу. Он опять повернулся к окну, чувствуя лбом приятный холодок стекла и ещё ни с чем не сравнимое ощущение – он спрятался в так называемой своей тарелке. И сразу женщина и мужчина забыли о нём, словно он испарился, исчез, словно он только лишь пустое место и его настоящего, реального здесь нет и никогда не было.