Звездочка моя!

Уилсон Жаклин

— Со щитовидкой? Это серьезно?

— Нельзя было так долго откладывать визит к врачу, но я слишком испугалась. Доктор считает, все дело в высокой активности щитовидки, вот почему я так сильно похудела и постоянно волнуюсь. Эта болезнь влияет на глаза, они становятся больше и вылезают из орбит. Но это лечится, Доля. Врачи узнают уровень гормонов щитовидной железы в крови, мне выпишут специальное лекарство, и все уладится. Врач обещал, что я почувствую себя намного лучше. Я сама не могу в это поверить. Я так волновалась, но оказалось все не так уж плохо. У нас с тобой все хорошо, родная. И все будет в порядке.

ГЛАВА 12

СОЛНЦЕ

Мы все дожили наконец до конца этого дня, дня рождения Конфетки. Почти все девочки с беспокойством посматривали в мамину сторону, боясь, что она снова сорвется в крик. У мамы до конца вечера с лица не сходила краснота. Даже на груди у нее выступили болезненные красные пятна. Она улыбалась, как только на нее нацеливалась камера, пела «С днем рождения тебя» Конфетке, когда внесли праздничный торт, и даже болтала с мамами и нянечками, пока мистер Леденец собрал всех на большую игру. Но кулаки у нее все время сжаты. С папой она не разговаривала. Даже в сторону его не смотрела.

Папа пытался делать вид, что совершенно спокоен и расслаблен, сидел то тут, то там, хохотал с Конфеткой или в шутку боролся с Асом. Но и он ни разу не взглянул на маму. На телефон ему шквалом сыпались эсэмэски, и он то и дело отходил, чтобы их прочитать.

Роуз Мэй серьезно говорила с одной из журналисток, видимо упрашивая ничего не писать о непрошеной гостье. Конфетка доблестно веселилась до конца, хотя хохот у нее то и дело срывался в визг, а после проигрыша в игре она разрыдалась.

— Конфетка, что же ты плачешь на своем дне рождения из-за какой-то дурацкой игры! — сказала мама, хотя сама обещала Конфетке, что та будет выигрывать весь вечер. — Ты же не хочешь выйти заплаканной на фотографиях, правда?

Конфетка моментально прекратила плакать и даже поцеловала победительницу, но до конца вечера не вынимала изо рта большой палец. Гости стали расходиться, оставив угощение нетронутым и не прослушав даже половины праздничной программы мистера Леденца.

Мы держались изо всех сил до ухода последнего гостя. Мистер Леденец, мисс Карамель и мисс Сладкая Вата получили расчет и ушли. Люди из журнала упаковали оборудование и тоже ушли. Организаторы праздника скатали белые коврики и драпировку, собрали банки со сладостями и волшебные фонари. Роуз Мэй ушла, качая головой. Вечеринка подошла к концу.

И началось.

Мама подбежала к папе и дала ему звонкую пощечину. Клаудия быстро вывела из комнаты Конфетку и Аса. Для меня у нее рук не осталось. Она окликнула меня на выходе из гостиной, но я сделала вид, будто ее не услышала.

— Не смей бить меня по лицу! Еще раз — и получишь в челюсть.

— А как ты посмел позвать эту дрянь на день рождения Конфетки!

— Лиз моя подруга. Я имею полное право приглашать на день рождения своего ребенка кого захочу!

— А что за ребенок был с ней? Еще одна твоя дочка?

— Что?! Ты совсем сошла с ума? Лиз сама еще ребенок. Она привела племянницу. Бедная девочка еще долго не сможет оправиться после того, как ты наорала на нее. Я сыт по горло твоими припадками ревности, Сюзи!

— А я сыта по горло твоей ложью и твоими подружками. Как меня достали эти вечные тайны, перешептывания, эсэмэски, секретные встречи! Если она тебе так нужна, ну так и вали к ней, чего ждешь-то?

— Отлично, так я и сделаю, — ответил папа.

И он пошел к двери. Я расплакалась и хотела поймать его за руку, но он прошел мимо, даже не взглянув на меня, и захлопнул дверь.

Мама на диване заколотила кулаками по подушке, и по ее красным щекам покатились слезы.

— Мамочка, — я хотела обнять ее, но она вырвалась. — Не плачь, мам. Он вернется, — повторяю я снова и снова.

Я уверена, что он вернется. Может, только наутро, но точно вернется.

Но утром он не приехал, и в воскресенье его тоже нет. И в понедельник. Клаудия сказала, что школу этот факт не отменяет. А мама вообще ничего не сказала. Она не вылезает из кровати и все время плачет.

Я ничего не рассказала в школе. День за днем я надеваю черное — джинсы, футболку, перчатки. Вечером я все стираю и вешаю на сушилку для полотенец в своей ванной. На уроках вообще не могу сосредоточиться. Вместо этого я пишу песни. Больше всего мне нравится «В черном».

Я в черном, я в черном, Как смерти цветок, Я плачу, я плачу, а в горле — комок. Не любят, не ждут, Я одна, я одна. Не ем и не пью, Я почти не видна. Зажмурюсь, закроюсь, И рот на замок. Я в черном, я в черном… Ну кто бы помог?

Я записала эту песню в школьную тетрадь, а потом выдрала страницу, чтобы дома вложить в фиолетовый блокнотик с бархатной обложкой. Но песня выпала из тетради, когда я выходила из класса на обед, и моя учительница Люси подняла листик. О нет, нет, нет.

Она посмотрела на листок, а потом на меня. В ее взгляде мелькнуло беспокойство:

— Что это, Солнце?

— Ничего, Люси, — с глупым видом ответила я.

— Это ты написала? Оно очень грустное.

Я заметила, как Красотка ткнула Сирению в бок.

— Наша Уродина сочинила стишок! — с удовольствием сообщила она.

— Прочитай вслух, Люси! — с мольбой сказала Сирения.

Люси вытянула мой листик. О нет, пожалуйста, только бы она не читала. Они все будут смеяться надо мной, и я умру!

— Вслух не могу, оно слишком личное, — ответила Люси.

Девчонки еще сильней захихикали:

— Люси имеет в виду, что оно непристойное.

— Вот наша Уродина какая! А думала, что она ругаться не умеет.

— Сходите-ка вы обе пообедать, — сказала Люси.

Учителя в моей школе никогда не дают прямых указаний, но Люси таким строгим тоном дала этот совет, что обе девчонки тут же исчезли. Я тоже хотела уйти, но Люси подозвала меня:

— Солнце, надо поговорить. Сядь поближе.