Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Врангель отчетливо представлял всю опасность каховского кинжала. Да, это был кинжал, направленный ему в спину. Какие бы действия он ни предпринимал на других участках фронта, Каховку забыть не мог.
С 12 августа два белых корпуса, поддержанные авиацией, начали штурм плацдарма. Группы самолетов противника прилетали в район расположения наших войск по нескольку раз в день, но сбросить бомбы на цель им удавалось редко. Предупрежденный наблюдательными пунктами, я поднимал в воздух дежурные самолеты, и они успевали перехватывать врага. Не было случая,
…Было около 8 часов утра, большая часть наших самолетов только что села после первого вылета, а другие ушли на задание. Механики осматривали моторы прилетевших машин. Летчики пришли завтракать в столовую. Только мы уселись за стол, как послышалось негромкое гудение «де хевиленда».
Все выбежали во двор, где стояли автомашины. Не успели глазом моргнуть - комиссар уже приладил ручной пулемет. Но стрелять не пришлось: самолет летел на высоте 1200 метров - из пулемета его не достанешь.
Дальше все произошло мгновенно. В разрыве облаков показалась вравгелевская машина. Затем свист бомбы. Взрыв!
Горячее дыхание вспышки ударило в лицо, и меня отбросило взрывной волной. Упал с пулеметом Савин. Рухнул как подкошенный Дацко.
Когда я очнулся, первая мысль: Савин… Наклоняюсь над ним.
Дорогой мой комиссар! Он так и лежал в обнимку с пулеметом. Подымаю его на руки и несу в дом…
Вечером того же дня, пользуясь облачной погодой, два вражеских самолета, не замеченные наблюдателями, пересекли линию фронта и, подойдя к Бериславу, стали выискивать окно для бомбежки аэродрома.
В это время в воздухе находился Яков Гуляев. Увидев «де хевиленды», он берет курс точно на них. Его «ньюпор» ныряет под нижнюю кромку облаков. «Надо [142] выскочить точно за самолетами врага, - решает Гуляев, - ни раньше, ни позже, иначе уйдут».
Секунды ожидания томительны. Наконец над самолетом мелькают две черные тени. Гуляев тянет ручку: боевой разворот - и он «сидит» на хвосте головного «де хевиленда».
Увлеченные выискиванием разрыва облаков, удобного для бомбежки, беляки, ничего не подозревая, плывут в левом пеленге. Гуляев подводит «ньюпор» вплотную к врагу и пристраивается чуть сзади. Хорошо видна каждая расчалка чужих машин. Гуляев медленно нажимает гашетку пулемета. Длинная очередь пронзает воздух.
Фигура летнаба сползла в кабину. Ведущий самолет, резко развернувшись, ныряет в облака и пропадает. Застывшее в ужасе лицо летнаба второй машины смотрит на Гуляева. И в ту же секунду Гуляев вновь открывает огонь. «Де хевиленд» протыкает тонкую кисею облаков, «ньюпор» - за ним. Придя в себя, врангелевский летнаб строчит из пулемета. Видны желтые вспышки выстрелов. Руку Гуляева что-то обжигает.
С резким снижением, почти пикируя, вражеский самолет на предельной скорости несется на свою сторону. Краснозвездный «ньюпор» преследует его. Гуляев выжимает из «Рона» все, что можно. Но врангелевец заметно удаляется. Задняя кабина «де хевиленда» искрит вспышками - это стреляет перепуганный летнаб. Гуляев
Довольный результатом воздушного боя, Гуляев на бреющем полете подходит к Каховке. Красноармейцы машут ему шлемами, надетыми на штыки винтовок. [143]
После посадки в машине находят несколько пробоин. Рука летчика лишь оцарапана пулей.
…Мы сидим на аэродроме. Часть боя видели с земли, остальное только что рассказал Гуляев. Небольшого роста, он кажется маленьким, когда сидит вот так, сгорбившись, покачивая между ног планшетку.
– Значит, сейчас я немного расплатился с ними за комиссара, - говорит он.
– Но главный счет еще впереди, под Перекопом.
Под влиянием только что законченного боя и горького известия о гибели Савина Яков Яковлевич вдруг продолжает:
– А ведь товарищ Ленин предупреждал, что так и будет.
– Как?
– спрашивает Васильченко, удивленный таким поворотом разговора.
– А так, - говорит, сверкнув большими глазами, Гуляев, - если пошел в наступление на врага, не останавливайся, иди вперед, бей до конца, на трудности не смотри.
– Яков Яковлевич, ты так говоришь, будто Ильича сам видел, - замечает кто-то из летчиков.
– Может, вправду это было?
– Было, - сказал Гуляев тихо.
– Имел я большое счастье слушать товарища Ленина.
Обступили Гуляева плотнее. Неужели он, наш Яша, видел Ленина?
– Расскажите, Яков Яковлевич, - прошу я.
Яша прокашлялся и начал:
– Случилось это, помню хорошо, до расстрела июльской демонстрации в Петрограде. Вы знаете, я механиком был в Гатчинской школе авиации. Так вот, пришли к нам в школу матросы. «Мы делегация, - говорят, - от Балтики. К Ильичу идем. А вторые сутки ничего не ели. Покормите, братцы…»
Я аж загорелся:
– Как к Ильичу?
– Да, к товарищу Ленину, - говорят.
– Возьмите от нас одного!
– Да иди хоть ты, если комитет тебя направит.
Комитет направил. Накормили мы братков тройной порцией пшенной каши с маслом, и пошел я с ними. [144]
Приехали на паровике в Питер. Потом - прямо к дворцу Кшесинской, к большевикам…
Голос Гуляева звучит взволнованно. Он никогда так много не говорил. Кругом тишина, на него внимательно смотрят десятки глаз.
– Во дворце у двери пост. Старший матрос показал мандат. Прошли мы. Нас - сразу в большую комнату с зелеными стенами. Народу много. Люстра висит огромная. Тут меня и стукнула думка: все матросы, один я в серой шинели. Вдруг товарищ Ленин спросит: «А вы здесь по какому праву?» Пришел Свердлов и хорошо так поговорил с нами. Я немного успокоился. Но все-таки нет-нет, да и вспомню: вдруг спросит?
Неожиданно в боковую дверь вошел человек. Лоб большой, глаза зоркие, движенья быстрые.
– Здравствуйте, товарищи революционные матросы!
– сказал.
– А я вас давненько жду!