Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Машину без конца встряхивает от близких разрывов снарядов. Плотность огня так велика, что я вынужден забраться еще выше. На высоте 1200 метров заканчиваю разведку Перекопа и с правым разворотом со снижением иду к Аскании-Нова.
Теперь район полетов мне ясен. Карта испещрена условными значками.
После посадки доложил по телефону в Чаплинку результат разведки. Встревоженный механик позвал меня к самолету. Рваные пробоины от осколков сильно повредили фюзеляж и нижние плоскости. Вдвоем решили, что и как подремонтировать, чтобы завтра мой «ньюпор» был готов к вылету.
Под вечер собрал
Заканчивая разговор, я еще раз призвал упорно искать переброску десантов и резервов противника.
Уже стемнело. Наступила теплая крымская ночь. Звезды горели ярко. Вспыхивали огоньки папирос. Соловьев вдруг порывисто, горячо сказал:
– Как жаль, что мы не можем летать ночью! Может, сейчас к берегу ползет десант…
* * *
Утром 23 мая я издали увидел приближающийся к аэродрому самолет. Это был «спад». Хотя с разведки должны были вернуться еще два летчика, по «почерку» [121] сразу узнал Соловьева. Крутнув на подходе «бочку» и не делая круга, он пошел на посадку. «Опять крутит, забывает, что мы летаем на старых гробах!
– подумалось мне.
– Сейчас устрою ему разнос!»
На повышенной скорости зарулив на стоянку, летчик выпрыгнул из кабины и быстрым шагом пошел ко мне. В руках карта. Шлема на голове нет, волосы взлохмачены ветром, куртка расстегнута, коробка маузера бьет по ноге, глаза сияют:
– Товарищ командир группы, красный военный летчик Соловьев задание выполнил!
– И он протянул карту.
В очерченном контурной линией Перекопском заливе стоял условный знак десанта со стрелкой в район Алексеевка - Хорлы. Ну как тут будешь распекать!… Едва я оторвал взгляд от карты, а он уж докладывает залпом:
– Товарищ командир, четыре больших и два малых парохода. Нашел змейкой. В Чаплинку вымпел с донесением сбросил.
– Это что за змейка такая, товарищ командир шестого отряда?
– А это вдоль залива ходил поперек: пять минут к побережью, пять минут от него!
– И он стал водить заскорузлым пальцем по карте, описывая по всей длине залива правильные зигзаги.
– На какой высоте?
– Две тысячи метров, чтобы подальше видеть…
Впоследствии при разведке над морем мы применяли этот прием.
– Ну молодец, Соловушко!
– крепко пожал я ему руку.
– А фокусы на подходе к аэродрому прекрати: глазом не моргнешь - старая машина развалится.
По разведке Соловьева командующим группой перекопского направления были приняты срочные меры. Попытка белых приблизиться к берегу не удалась. Большие и малые пароходы убрались восвояси.
Ранним утром 25 мая разведкой
Боевое возбуждение охватило летчиков. Даю указания о порядке взлета, сбора и работы над целью. Большинство [122] просит разрешения взять на борт по четыре бомбы. Разрешаю, хотя знаю, что и две бомбы из кабины самолета-истребителя сбросить трудно.
В 7 часов 30 минут взлетаю. Оборачиваясь назад, вижу, как один за другим ко мне пристраиваются остальные. И вот все шесть самолетов - в строю «гусь» (так тогда называли «клин»). Слева от себя вижу командира 5-го отряда Скаубита. За ним идут его ведомые Захаров и Гуляев. Справа от меня - Соловьев с Васильченко. Чувство гордости за свою группу охватывает меня. Ничего, что половина летчиков сидит на земле без машин: нам их обещают дать. Тогда мы покажем врангелевскому сброду!
На высоте 800 метров идем над морем. Ведомые прижались плотно. Оглядываюсь, вижу их чуть покачивающиеся в воздухе самолеты. В кабинах родные лица. Кое-кто без летных очков: на всех не хватает.
Струя встречного потока освежает лицо. Напряженно вглядываюсь в блестящую гладь моря. Вот они! Далеко впереди идут растянувшиеся в кильватерной колонне суда. Как условлено, делаю три покачивания с крыла на крыло. Чуть сбавляю обороты мотора. Соловьев с ведомым, теряя высоту, уходят под нас. Скаубит заходит за меня. Его ведомые оттягиваются. Правая пара к ним уже пристроилась. Вся наша группа растянулась в колонну по одному.
Подвернул свой «ньюпор» по курсу. Теперь мы идем прямо на вражеский караван. До него уже недалеко. Он виден как на картинке. Раз, два, три… восемь! Неуклюжие, [123] как утюги, транспорты перед нами. Темная окраска и черный дым из труб придают им мрачный вид. На палубах черно от пехоты. Видны маленькие красные светлячки - стреляют из пулеметов. Чувство злобы к врагам кипит во мне: «Опять лезут! Не дают жить! Белогвардейские палачи!»
Беру поправку на ветер, чуть подворачиваясь влево. На глазах кильватер ломается: транспорты в беспорядке отворачивают друг от друга. Целюсь по головному - самому большому пароходу. Пора! Сбросил! Выхватываю из середины каравана еще одну цель, с которой особенно много вспышек пулеметных очередей. Пора! Вторая пошла! Круто разворачиваюсь вправо, наблюдая за работой ведомых. Строй транспортов окончательно развалился. Все суда в разрывах, клубах дыма и всплесках водяных столбов. Те из наших летчиков, которые взяли по четыре бомбы, разворачиваются влево для повторного захода.
Беру направление на берег. Набрасываю донесение в штаб, чтобы вымпелом сбросить его над Чаплинкой.
Все самолеты группы благополучно вернулись в Асканию-Нова. Сколько было разговоров о вылете! И как завидовали нам те летчики, которые не участвовали в выполнении этого задания. Как сообщили из штаба Перекопской группы, атакованный караван так и не дошел до берега. Возможно, здесь сыграл роль огромный моральный эффект нашего налета. Поняв, что десантные суда обнаружены, что их встретят на красном берегу неласково, врангелевцы повернули вспять.