Звоночек 4
Шрифт:
За следующую неделю, кроме того, что привели в порядок штатную корпусную технику, четыре подчиненных мне РВБ, три дивизионных и один из состава корпусной АТРБ, смогли переделать в БТР всего 47 БТ-5. Это количество определялось не ремонтными мощностями, а количеством выделенных фронтом моторов. Радиостанций же нам не дали на них ни одной, поэтому планы мои и Потапова перевооружить разведку провалились. Нет худа без добра, как первый «хозяин», я явочным порядком прибрал большую часть новоявленных БТР в свое хозяйство, смонтировав в них мощные лебедки, А-образные стрелы и бульдозерные отвалы, изготовленные двумя моими, железнодорожным и подвижным, на прицепах, агрегатно-ремонтными батальонами. 30 получившихся БРЕМ выделил по пять в состав эвакуационных взводов ремрот танковых и самоходных бригад и полков. Шестнадцать БТР достались зенитчикам. Эти машины не несли никакой дополнительной брони, зато на них были установлены четыре батареи 25-мм одноблочных дизель-гатлингов Таубина, пришедших в корпус на буксируемых повозках. Резон в замене был прямой — сопряжение систем охлаждения пушки и шасси позволяло шестистволки постоянно держать на марше в горячем состоянии, в готовности
Однако, я и не думал останавливаться на достигнутом, поэтому БТ-5, предварительно прошедшие через руки наших танкистов, пока не было двигателей, восстанавливались по прочим агрегатам. Мы меняли изношенные шестерни в редукторах, КПП и передачах, на арочные, собственного изготовления, вместо прямозубых, ремонтировали фрикционы, элетрооборудование, системы охлаждения, ходовые части, словом, готовили шасси полностью с тем, чтобы установить в них моторы Д-100-2, как только они у нас появятся. При этом, мои подразделения включались в работу раньше, чем получали свою технику, поскольку в первую очередь комплектовались боевые части и уж потом — тыловые и ремонтные, сперва подвозили по ЖД самоходные бригады и полки, дивизионные и корпусные артчасти, а уж потом подвижные мастерские ремонтников и цистерны тыловиков. Но мне было грех жаловаться. РККА в полной мере учла опыт Маньчжурской кампании, когда основной ремонт техники был сосредоточен в тылу на стационарных базах. Это приводило к тому, что не только восстановить, но и эвакуировать танки в тыл было практически невозможно и все, что выходило за рамки текущего обслуживания техники оставалось ждать на месте выхода из строя до конца боев. Теперь же танковый корпус новой организации вместо единственного рембата имел четыре, плюс два АТРЗ и транспорт для доставки запчастей. И это не считая ремрот! К четвертому июня это все было полностью, а если иметь в виду БРЭМ, даже с избытком, укомплектовано. Тыловики тоже отчитались, что после дополнительной мобилизации прицепов из народного хозяйства, готовы поднять расчетные запасы корпуса, кроме небольшой доли топлива, поскольку бочки и цистерны были в дефиците. Последнее не считалось большим недостатком, поскольку все советские танки, включая даже КВ, имели запас хода в 500 километров, а на машины снабжения, совершающие челночные рейсы, запаса емкостей хватало.
Эпизод 12
К четвертому июня на польском фронте — без перемен. Войска стоят друг напротив друга и перестреливаются через границу, но активных действий никто не предпринимает. Виновна в этой странной войне высокая политика, о которой нас неустанно информирует полковой комиссар Попель, через подчиненных и, иногда, в личных беседах. Понятно, что поляки, получив в апреле от англичан гарантии защиты в случае агрессии третьих стран и спустя два дня дав ответные, после официально заключенного в начале мая Англо-Польского альянса, аналогичного Франко-Польскому, ждут, что Антанта вслед за ними объявит нам войну. Но вот закавыка, парламент Великобритании, как оказалось, договор не ратифицировал. К тому же, и характер провокации, в ходе которой не было взято ни единого пленного и не найдено железных доказательств советского участия, и мирные инициативы СССР по урегулированию конфликта, были мало похожи на агрессию. Сдержанность РККА также способствовала сомнениям. Как бы то ни было, английское участие пока свелось к поставкам двухсот легких танков Виккерс Мк-4 и полутора сот истребителей «Гладиатор». Транспорты с вооружением охраняла вошедшая в Балтику эскадра, включавшая два линкора типа «Куин Элизабет» и десяток тяжелых и легких крейсеров с авианосцем «Игл». Под прикрытием этих сил, а также, с помощью организованной британцами разведки, мощнейший польский флот, аж из четырех эсминцев, захватил советский грузовой пароход, следовавший в Гамбург. После этого случая судоходство на Балтике нам пришлось прекратить, так как при сопровождении торговых судов кораблями РККФ была велика вероятность столкновения с британцами. Этот акт в Германии, лишившейся предназначенного ей груза зерна, в прессе назвали пиратством, а МИД выразил полякам протест и потребовал вернуть продовольствие.
Но это была лишь первая из польских провокаций. Через два дня в советских газетах появились статьи, изобличающие истинную сущность поляков. Их разведывательно-диверсионная группа, пользуясь тем, что в районе Пинских болот сплошной линии фронта не было, проникла на лодках по узким протокам вглубь советской территории. К счастью, у пшеков не хватило запала выбрать себе в качестве цели какой-либо стратегический объект, они совершили нападение на лежащий на отшибе среди топей мелкий колхоз. Из взрослых и не слишком старых мужиков там оказался один единственный председатель, из-за увечья не ушедший в армию. Он не имел никакого отношения к партии большевиков, но поляки его, не разбираясь, повесили прилюдно в центре деревни, намалевав на табличке угроз «красной сволочи». Смерть хорошего человека — всегда плохо. Но в этот случай для советской агитации стал сущей находкой. Дело в том, что поляки по ночам разбрасывали с одиночных самолетов над нашей территорией листовки, в которых упирали на освобождение русского народа от большевиков. Давайте, мол, вставайте на борьбу с «красной заразой», а мы поможем. Не сказать, чтобы работало, но сплетни разные шли и это было неприятно. Председатель, на беду пшеков оказался Георгиевским кавалером, потерявшим ногу на штурме Перемышля в 1914 году и после излечения вернувшийся на малую родину. Там в условиях малой конкуренции, поскольку односельчане или воевали или вовсе были убиты, организовал крепкое хозяйство и стал кулаком. Бури Гражданской обошли затерянный в болотах уголок стороной, а когда пришла коллективизация, не дожидаясь пока их будут «организовывать», деревенская община на сходе быстренько оформила себя в колхоз и выбрала в председатели самого хозяйственного мужика. В уезде и в районе придираться не стали. Всего полтора десятка домов, подростки да дряхлые деды, один мужик, да и тот одноногий. Вот эту историю, без купюр, в советских газетах и напечатали,
В четверг первого июня столица Белоруссии была подвергнута бомбежке. К тому времени по другую сторону границы уже четыре дня держалась ясная погода. Эффект от тайных действий советских «метеобомбардировщиков» в первые дни войны прошел, аэродромы подсохли и поляки, собрав две сотни двух— и одномоторных бомбардировщиков, сопровождаемых шестьюдесятью архаичными истребителями, совершили налет. Советская ПВО, успокоенная бездействием польской авиации в первую неделю войны, его благополучно проморгала. Над линией границы налетчиков встретил лишь патруль из четырех И-163, патрулирующий воздух. Поскольку радиостанций на самолетах не оказалось, предупредить своих возможности не было и подмога взлетела лишь после приземления звена, сбившего всего двух бомбардировщиков в первой атаке и еще двух истребителей в последующей свалке. Не отличились оперативностью и посты ВНОС, и штабы. Пока докладывали друг другу, вплоть до командующего ВВС фронта, пока обратно приказы передавали, бомбардировщики были уже над городом и противодействовала им только зенитная артиллерия. На отходе поляков, подняв две истребительные авиадивизии, конечно, расчихвостили, но командующего ВВС фронта это не спасло. Вместо него был назначен из Москвы командарм Смушкевич, отличившийся на Халхин-Голе в прошлом году.
— Ну и что ты об этом всем думаешь? Когда ляхов бить пойдем? Обнаглели же в конец! — эмоционально, но тихо, чтоб нижестоящие бойцы и командиры не слышали, спросил у меня Попель, пришедший договариваться о продвижении в очереди работ на первое место монтажа полевых типографий в кузова и прицепы. — Я бойцов к спокойствию призываю, мол, наше дело правое и Верховный главнокомандующий товарищ Сталин приказ отдаст когда надо, но не раньше, говорю, что политический момент сложный, а самого так и разбирает! Будь моя воля, сразу бы врезал, чтоб зазвенели!! Мочи терпеть нету!!!
— Руки чешутся? — сплюнул я сидя в теньке на подножке «Тура» и затянулся трубкой. — Радоваться надо, что на месте стоим, подразделения сколачиваем. Эти дни, когда топлива, патронов, моточасов на обучение дают без счета — золотые. Иные бойцы за всю прошлую службу столько не стреляли и не водили машин. Еще бы хоть месяцок на слаживание и отработку взаимодействия… А врезать успеем. Вот прилетит к нам Риббентроп, или наоборот, товарищ Молотов в Берлин, подпишут Советско-Германский пакт — тогда и врежем.
— Шутишь? Пакт с немцами? Как такое может быть?! Фашисты же!! — горячась, вскочил на ноги полковой комиссар, сидевший до того рядом со мной. — Какие с ними могут быть договоры?!!
— Вот и англичане так думают, что не договоримся, — кивнул я спокойно. — И даже пробовать не станем.
— А мы станем?
— Конечно. Ведь мы не догматики и теорию к жизни приспосабливаем, а не наоборот. И если жизнь требует договориться, чтоб войны между нами и немцами не случилось, значит, так тому и быть.
— Да как же? Гитлеру верить нельзя! Он же спит и видит, как наше советское государство уничтожить, землю захватить и народ поработить! Ты знаешь, что он в книжонке своей понаписал?
— Я тебе так скажу, товарищ полковой комиссар, — вздохнул я тяжко, — все эти рассуждения, можно верить или нельзя, в политике — пустой звон. Верить нельзя никому! Или ты думаешь, что те же поляки иначе рассуждают насчет нас, нежели немецкие фашисты? Да все хотят одного и того же, просто Гитлер о своих желаниях и намерениях открыто заявил, а прочие помалкивают. Так что тут критерии другие — выгодно или невыгодно. Нам, к примеру, ни с кем воевать не выгодно. Мы такими шагами вперед идем, что еще чуток и все буржуйские хотелки так хотелками и останутся, не будет смысла даже пытаться. А у Гитлера своих силенок маловато, чтоб с нами связываться прямо сейчас. На Польшу хватило бы, чтоб за одну кампанию разбить, но мы — другой случай. С нами война, если случится, будет долгой и кровавой, почище Мировой. Должен же понимать, что, начав войну против СССР, попадет в полную зависимость от Антанты. А ведь он из Германии строит гордый и независимый рейх и допустить такого никак не может! Выходит, ему тоже выгодно против поляков договориться. Ухо, конечно, всегда с ним надо держать востро. Ведь, потом может так случиться, что Гитлеру и напасть на нас, несмотря на все договоры-разговоры, станет выгодно. Но не в этом году. А польский вопрос отлагательств не терпит, его надо решать. И быстро. Вообще, на мой взгляд, идеально было бы, заключить с Гитлером союз, разделить Польшу и чтоб Антанта за это объявила и нам и ему, в рамках подписанного в мае альянса, войну. Тяжесть ее основная падет на немцев и, если к нам присоединятся, японцев, а мы лишь помогать будем да оружие подбрасывать. Тогда, пока с англичанами и французами совместными усилиями не расправимся, драки меж нами не будет. Да и потом передышка лет десять-двадцать потребуется, чтоб новую большую войну затевать. А к тому времени СССР будет недосягаем.
— Странные речи твои… — снова присел рядом со мной на подножку Попель и посмотрел сквозь просвет меж ветвей двух стоящих рядом берез на безоблачное небо, — неудивительно, что в нашей партии такие твои заходы не всем по душе. Да и мне, по совести говоря, тоже. Так спокойно говорить о том, чтоб втравить с СССР в новую Мировую войну, да еще в союзе с фашисткой Германией, нашим злейшим врагом! Знаешь, посылал я насчет тебя запрос в Москву. По почте ответа не пришло, зато приезжал ко мне лично нарком внудел БССР товарищ Цанава. И привез пакет. В общем, партбилет твой в нем, а карточка твоя учетная не погашена. Странный у меня разговор с ним вышел. В общем, просил он на тебя повлиять, чтоб ты не ерепенился и раздор в стране в условиях войны не устраивал. Иначе, сказал, будут вынуждены поступать с тобой по всей строгости законов военного времени. Не знаю теперь, что и делать. Вроде, как я просто должен тебе партбилет отдать. В обход всех процедур! Без собраний, обсуждений, решений, просто взять и отдать!! Где такое видано?!!