99-й
Шрифт:
«0» — Число, изображенное на его руке. А значит и имя его — Нулевой.
========== Часть 12. Начиная с нуля. ==========
Шок, страх, удивление, беспокойство, тревога и ужас — чувства, проникнувшие в меня и Девяностого. Окрывшие нас плотным полотном, затмевая собой чувство реальности. Нулевой… Что это? Кто это? Почему этот «неизвестный» член семьи помогает нам и почему о нем нам ничего не рассказывали?
«Значит… ты наш… „брат“? Часть нашей семьи, я имею ввиду.» — в вопросе Девяностого таилась тревога, но Нулевой ответил на свой вопрос покачиванием головы, стараясь надеть рукавицу обратно на свою руку, закатывая рукав халата. Для Девяностого, этот ответ звучал не только странно, но и… необычно. Каждый в семье имеет клеймо и число, и если он не наш «брат», то кем он может быть? Надев рукавицу, Нулевой встал на ноги, продолжая прижимать ладонь к своей голове. Быстрым жестом, взмахом руки
«Я должен был быть частью подобной семьи, но я не думаю, что это „эта“ семья. Если думать иначе — я рад, что все так вышло.» — он написал нам это в документе, и я начал задаваться вопросами о том, кем является Нулевой нам, или даже всем остальным.
«Я… не понимаю…» — мои слова вызвали у нулевого… неизвестную мне эмоцию. Он пожал плечами, наклоняясь в бок, в сторону планшета-консоли, словно он был недоволен. Полностью повернувшись к планшету-консоли, он открепил его от стены, начиная писать что-то в нем вновь. Его указательный палец двигался быстро, свободно, словно он высекал на планшете какой-то рисунок. Через пару секунд он передал мне планшет, а в документе были абсолютно другие слова, отличающиеся от предыдущих. Девяностый читал документ вместе со мной, подглядывая через мое плечо. Меня слегка удивили слова Нулевого:
«Если бы я не был „отрезан“ от всех семей, то я бы не смог узнать обо всем, что творится в этом кошмарном месте. Я бы не смог поделиться этим с другими людьми, вроде твоей сестры, которая была, возможно, единственным человеком, прочитавшим документ, пока его не удалили из архива. Рассказы обо мне, семьях и прочей чертовщине, касающейся „Инкубатора“ — долгая история.»
«Ты обещал мне ответить на все мои вопросы, если я помогу тебе вытащить Девяносто девятого! Называть это все „Долгой историей“, или же просто отказываться от своего обещания ты… Ты не можешь! Подобный поступок — жульничество в моих глазах!» — Девяностый был в гневе. Он сдерживался, но его злость в голосе была четкой и яркой, а тон грубел, подчеркивая его недовольство. Он вырвал из моих рук планшет, протянув его Нулевому, стоявшему передо мной. — «Если не сделаешь этого все прямо сейчас — можешь не надеяться на наше доверие и помощь.» Девяностый был серьезнее обычного. Мне никогда еще не приходилось видеть его таким. Видеть эмоций и лица Нулевого я не мог, но я мог предсказать их. Он был в растерянности. Нулевой расслабил плечи и опустил голову, и я мог поклясться, что слышал его заглушенный вздох, словно он был поражен. Словно он сдался. Нулевой, после небольшой паузы, протянул свою руку в сторону Девяностого, выпрашивая планшет. Он соглашался с его условиями. Он был готов выполнить их. Как только планшет оказался у него в руках, Нулевой сел у стены, продолжая вычерчивать что-то в нем, не отвлекаясь на нас. Несколько секунд я не мог отвести от него глаз, стараясь представить себе его лицо, или даже простые очертания. Этот человек, или даже существо, помогает мне и моей сестре в достижении нашей цели. Но зачем ему это? Какая польза от этого… ему?
«Я все еще не могу поверить в то, что вся моя жизнь была сплошным обманом. Все, кого я считал братьями… сестрами… А сейчас…» — Девяностый разговаривал сам с собой, или даже обращался ко мне, разглядывая серый пол своими ногами. Он был чем-то расстроен… и обозлен одновременно. Даже его глаза… Он не знал, на чем сосредоточиться и о чем думать.
«Я сам не мог поверить в то, что сказала моя сестра. Но спустя время, медленно и аккуратно, мне удалось увидеть некоторую правду. О семье, о мире… Обо всем!» — я был честен с Девяностым. Он уже через многое прошел и повидал. Он может понять меня. После его слов во мне начало накапливаться чувство вины. За то, что я сделал. — «И… мне очень жаль, что мне и сестре приходиться рушить эту семью, чтобы докопаться до правды. Чтобы… показать ее. Всем.»
«Честно говоря… Не узнай бы я обо всем этом прямо сейчас, то я бы точно ненавидел тебя и Девяносто восьмую. Убить столько человек и заставить нас верить в то, что это работа „Белых“… Никто бы не поверил в этот бред!» — Он был добрым человеком и никому бы не причинил вреда, но сейчас, когда в его глазах горел гнев и ярость… Я начинал бояться Девяностого. Хоть он и не собирался причинять боли и выяснять отношения, но он определено был в гневе за мои прошлые деяния. Тем не менее, продолжая разговор со мной, он медленно успокаивался, параллельно обдумывая правильность моих решений. — «Твою сестру я могу понять. Она не хотела, чтобы ее выдали Первому за чтение секретной информации… о которой я вообще ничего не знаю. Я даже не знаю, как ей довелось прочитать подобный документ! Я даже могу понять твои причины убийства Шестьдесят Второго, но все остальное… Помочь Тридцать третьей с „терактом“… насколько нужно быть безумцем, чтобы пойти на такое?»
«У меня не было выбора! Ни у кого из нас не было выбора в этот момент! Мы все заранее должны были стать частями в механизме „Белых“! Это они безумцы, а не я! Даже если бы я не решился на это, ее, как и всех оста…» — мои громкие высказывания прервал Нулевой. Он громко топал ногой, стараясь привлечь наше внимание, держа планшет в обоих руках. После, как только я обратил на него внимание и замолчал, он протянул планшет мне, предлагая мне прочитать то, что он написал. Слова и длинные предложения покрывали не одну страницу документа планшета, но я и Девяностый, закрепив наши взгляды на содержимом документа, внимательно и быстро прочитали все, чем Нулевой делился с нами. Вслух. Весь документ содержал в себе информацию, которую другие бы сочли настоящей выдумкой, или даже клеветой. Но я, доверяя каждому слову, каждой строке… Мир вновь перевернулся для меня после прочтения этих загадочных текстов.
«Я, как и вы, родился в этом месте благодаря „Великой Матери“. У меня заметили некоторые недостатки, среди которых — отсутствие голосовых связок. Я не могу говорить. Для „Белых“ подобный недостаток — дефект. Иначе они никак это не называют. Я должен был стать частью „семьи“, но меня лишили этой участи и заперли в камере сдерживания, поставив мне номер „0“. Так они отмечают „Дефектных“ людей. Я жил, ел, учился и старался понять себя и свой мир, не выходя из камеры сдерживания — Большом цилиндре, без ходов и выходов. Иногда цилиндр приподнимали и меня вытаскивали наружу для экспериментов и исследований. „Для всеобщего блага“ — так они говорили. Все, что они делали „для блага“, это причиняли боль таким, как я. Убивали своими препаратами и делали только хуже. Иногда, возвращаясь обратно, мне удавалось взглянуть на таких-же „нулевых“, как и я. У всех них были видимые или невидимые „дефекты“, которых нету у нормальных… здоровых людей. Дальше было только хуже, и я не хотел дожидаться своей смерти в руках этих безумцев. Десять лет я изучал свое окружение и мир вокруг меня, дабы устроить побег. Мне пришлось убить человека для этого, но мне было без разницы. Как тогда, так и сейчас. Возможно… вы поймете, почему. Я прятался в тенях „Белых“. Бегал в их владениях и пользовался их технологиями около месяца, пытаясь найти хоть что-то, что может не только послужить мне выходом, но и спасти всех остальных людей, запертых в этих стенах. И за все это время я узнал довольно много вещей.
Это место — Комплекс комплексов внутри таких-же комплексов. Огромное сооружение, в котором ученые „Белых“ стараются делать открытия в направлении человеческого тела и всего, что связанно с человеком. Клонирование, изменение ДНК, улучшение работы конкретных органов, изучение болезней и создание лекарств, не говоря уже про биологическое оружие и вирусы. „Белые“ называют эту область комплекса „Инкубатором“. Я же называю так все в этом проклятом месте.
Работа „Инкубатора“ проста до ужаса. „Белые“ берут два ключевых пациента, в которых замечены уникальные комбинации ДНК, после чего стараются использовать их во множественных комбинациях с остальными пациентами, стараясь получить какой-то результат из этого. Родившихся от одной матери растят и изучают среди остальных детей, после чего отправляют в закрытый комплекс, в котором все становились „Семьей“. Братьями и сестрами. В этом комплексе они растут, учатся, живут и встречают своих новых братьев и сестер, с которыми они делятся своей любовью, заботой и знаниями. А когда они подрастут, то „Белые“ сделают из них „Пациентов“… и все пойдет по новому кругу. Вот и весь смысл нашей жизни…»
Я читал все это с вечно движущимся ужасом в моем теле. Я отдался этому ужасу, прислонившись к стене и медленно сев на пол, закрепив свой взгляд в определенной точке. Я не мог даже представить что-либо подобное. Что всех нас будут использовать для вечного размножения и экспериментов. Нас не считают за людей в этом месте! Мы — подопытные кролики, вечно дающие потомство для… Что мы делаем, если не развлекаем их?! Какая идет польза от подобных деяний?! Нас рождают, заставляют производить других «пациентов», после чего убивают, продолжая делать с нашими детьми все то, что они сделали с нами! Это не жизнь! Это муки! Вечные, непрекращающиеся муки!
«Ни у кого… не должно быть подобной власти. Подобных привилегий. Никто во вселенной не должен управлять жизнями… живых существ! Это их мы должны называть скотами, а не они нас!» — из меня выходили немыслимые порции гнева. Я не просто выкрикивал проклятия в сторону «Белых». Я ударял кулаком стены и пол, которые оказывались рядом. Когда я успокоился, поглаживая свою покрасневшую руку, Нулевой поддержал меня энергичными кивками. Он был полностью согласен со мной.
«А что на счет всего остального? Как ты собираешься помогать всем остальным?» — Девяностый вел себя более спокойно, но на его лице все еще виднелись оттенки шока. Ожидая ответа от Нулевого, он переводил взгляд то на планшет, который находился у него в руках, то на Нулевого, который не отводил от него взгляда. Девяностый не сразу понял свою ошибку. — «Хах! Я тупица… Не заметил еще одну страницу. Прости.» Я не сразу присоединился к Девяностому, но чтение документа для меня прошло более спокойно, чем в прошлый раз. Возможно это все потому, что Нулевой говорил об абсолютно других вещах на этой странице: