A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
А в этот раз… в этот раз ему казалось, будто перед ним лишь мираж. Элиза напоминала саму себя, но так отдаленно и зыбко, что вызывала только смутную тоску. Ее локоны потускнели, косточки запястий нездорово выпирали под кожей, и синяя жилка на шее неистово билась, будто бы в последнюю минуту жизни.
— Тебя долго не было, — с укором сказал Питер, пытаясь отыскать на лице Элизы… что-то. — Я много писем написал тебе, когда вернулся в Хогвартс, волновался.
— Я была у отца, ты же знаешь, — Элиза пожала плечами и подошла к Питеру ближе.
Питер хотел было сказать, что еще до отъезда на каникулы
Ее светло-розовые тонкие губы, надежно сомкнутые, привыкшие хранить в себе множество тайн. Он смотрел на эти губы, и понимал, что не получит от Элизы ничего, кроме оправдательной лжи. И неважно, в чем будет заключаться эта ложь, и будет ли она во зло или во благо — она все равно не ответит ему ни на один прямой вопрос. А Питер не хотел слышать этой лжи.
Если не хочешь знать — не спрашивай.
И поэтому он прикрыл глаза и спросил со всей заботой, на которую был способен:
— Как отец?
— Хорошо, — Элиза склонила голову. — Он пьет, но я смогла урезонить его, немного привести в чувство. Не беспокойся о нем, Питер.
Она коснулась его руки своей, и Питер провалился в какой-то странный омут, в котором плавали лица друзей, врагов, но особенно четко проступало ее лицо. Потом они целовались, и Питер с болью чувствовал, как много ушло из этого поцелуя, как многое забрали эти каникулы, во время которых произошло что-то, о чем ему не дозволено знать. Он отчаянно цеплялся за руки и плечи Элизы, прижимал ее слишком отчаянно, будто спрашивая: «Можно?»
А она не отстранялась, но и отвечала ему чисто механически, как кукла.
— Пойдем в замок? — спросила она через несколько минут. — Здесь холодно.
Она не смотрела ему в глаза, а куда-то поверх плеча, словно Питера здесь и вовсе не существовало.
— Я еще посижу, — Питер покачал головой.
Элиза только пожала тонкими плечиками и, сжавшись под курткой, в одиночестве побрела ко внутренним воротам. Питер смотрел ей вслед и ощущал раздирающее на части бессилие.
Элиза скрылась за массивными стенами Хогвартса, и как по волшебству в тот же момент из дверей во двор выплыла компания слизеринцев. Питер не таил надежд, он прекрасно видел, к кому они направляются и смутно догадывался, зачем.
Впереди всех вышагивал тощий Эйвери с выгнутыми в улыбке губами. По правую сторону от него плелся Регулус. У него было печальное выражение лица человека, который смирился со своей участью, не найдя в себе сил ей противостоять. За ними следовали еще несколько знакомых Питеру лиц, видимо, недавно вербованных. Хотел бы Питер посмотреть на их руки.
— Питер Петтигрю! — воскликнул Эйвери, взмахивая руками так, словно собирался его обнять.
Редкие гости внутреннего дворика подняли головы на звук и тут же начали отворачиваться как по команде. Отступили ближе к стенам, в тени деревьев и статуй, но не перестали наблюдать за происходящим. Будто гиены, ожидающие своего куска падали.
— Здравствуй, Якоб, — тихо ответил Питер.
—
Питер посмотрел на Регулуса, и тот тут же отвел глаза в сторону. Ему было стыдно за тех, кто стоял рядом с ним, но недостаточно, чтобы защищать какого-то полукровку, пусть он и был лучшим другом его брата.
— Я хочу сказать, Питер, — Якоб перешел на мягкой шепот, — что нам нужно держаться вместе. Сейчас, когда Люциус оставил нас разбираться со всем этим в одиночку, когда Энтони бросил нас, остался только я. Мне не по душе роль лидера, роль агрессора, но ты же понимаешь, что Люциус далеко, а я здесь, прямо перед тобой. Нам стоит держаться друг за друга, и тогда, в случае чего, я смогу прийти к тебе на помощь, Питер.
Питер вяло посмотрел в его сторону.
— Я не могу быть замеченным рядом с тобой, Якоб. Мародеры спрашивают меня, что за дела я веду со слизеринцами, и я устал придумывать отговорки.
Регулус посмотрел на Питера с сомнением. В его взгляде виднелось недоверие. Может быть, потому что Регулус слишком хорошо его знал. А может быть, потому что не верил, что друг Сириуса Блэка способен на предательство. Но Регулус предпочитал молчать, сохраняя нейтралитет и собирался делать это как можно дольше.
— Если не лжешь, то позволь задать тебе вопрос, — Эйвери склонил голову вбок, смотря на Питера глазами, превратившимися в щелки.
Эйвери не было никакого дела до Люциуса, Питера и Мародеров, ему просто было скучно. Он не был способен на агрессивные действия, как Люциус или Энтони, но ему нравилась та власть, что доставалась ему в их отсутствие, и он пока лишь пробовал ее на вкус, примеряясь. Эйвери прекрасно знал, что люди имеют свойство умирать, что Люциус может погибнуть или провиниться, и когда дело дойдет до Эйвери, тот хотел иметь информацию, которая спасет его шкуру. Информация — это все.
— Здесь? Посреди школьного двора на всеобщем обозрении? — скептически спросил Питер.
— Пусть думают, что мы забили тебя в углу и выпытываем информацию, — пожал плечами Эйвери. — Ты сам мне говорил, что прятаться лучше у всех на виду. Если мы будем ютиться в укромных уголках школы, вот тогда-то о тебе точно заговорят, Питер.
Питер посмотрел в бледное лицо Эйвери, на котором проступали красные пятна, тщательно замазанные кремом телесного цвета.
— Я тебя слушаю.
— Существует ли Орден волшебников, возглавляемый Дамблдором?
Эйвери говорил так, словно о погоде спрашивал. Питер покачнулся.
Откуда они узнали?..
— Да, — сдался он.
— Сколько вас?
— Я не знаю истинного количества. Дамблдор никому не доверяет. Я даже в штабе не был.
— Так сколько?
— Больше двух десятков.
— Среди вас есть авроры?
— Да.
— Знаешь имена?
Эйвери облизал губы, Питера едва не вытошнило.
Дамблдор подозревал, что людям в Министерстве доверять нельзя. Он четко обозначил, что говорить можно, а что нельзя. Но если информация об Ордене дошла даже до Эйвери, то Люциусу и Волдеморту должно быть подавно все известно, а значит, никакого смысла разыгрывать этот спектакль — нет.