Абонент вне сети
Шрифт:
– Да у меня тут девка живет, а я к экзаменам готовлюсь, – Бубл наконец повернулся ко мне и пожал руку.
– Ты же окончил.
– Второе высшее, Академия госслужбы.
– В министры собрался?
– А почему бы нет? Жизнь длинная и ухабистая. Я раньше только и слышал «лузер да лузер», а теперь ходят деньги занимать.
– Ты будешь первым министром-нудистом!
– Не нудистом, а натуристом.
– Какая разница?
– Нудизм – это культ голого тела, а натуризм – близость к природе.
–
– Да понятия не имею, никто толком объяснить не может. Но если ты кого-нибудь здесь назовешь нудистом, то можно огрести люлей вон от тех дядек.
Ринат показал пальцам в дюны, где под вековыми соснами расположились десяток столиков, два ярда деревянных топчанов, огромный плакат «Царство Кирилла» и два десятка пожилых мужиков. Ни один из них не читал книгу, ни один не возлежал в позе сонного Адониса – все кучковались, играли в домино или просто рассматривали окружающих.
– А кто это? – спросил я.
– Общество свободы тела. Они здесь все держат.
– Деньги собирают?
– Только со своих. К ним все хотят вступить, но для этого нужно сюда ездить хотя бы год, лучше с семьей.
– А зачем к ним вступать? Их спонсирует «Лукойл»?
– Ошибаешься, – Ринат нацепил свою привычную усмешку, когда непонятно, шутит он или говорит серьезно. – Вот мы с тобой лежим сейчас, как два лоха, и все видят, что мы здесь никто, обычные трикотажники. А там козырные места, значит, ты здесь не случайный человек, у тебя идеология есть. Ты по системе загораешь, а не просто так.
– Да кого трахает, как я загораю?
– Многих, дружище, многих, – Ринат лениво перевернулся на спину и надел очки-«хамелеоны». – Сюда люди с ящиками водки приезжают, чтобы их за те столы взяли. Человек так устроен, не лежится ему с краю – обязательно нужно быть поближе к центру. Борьба за места под солнцем.
Солнце как раз достигло высшей точки и, казалось, замерло, не желая катиться вниз, как отрубленная на плахе голова. На «козырные места» легла тень от равнодушно шумящих сосен.
– У тебя в Смольном, наверное, одни натуристы работают? – спросил я.
– Со мной одно время мужик из управления инвестиций ездил, а потом испугался: говорит, узнают – уволят.
– А тебе по хрену?
– Я каждый день делаю что-то такое, за что уволить могут. А ты нет?
Я закопал окурок в песке и огляделся. Фигуристая волейболистка продолжала совершать кульбиты на радость мужчинам, которые долго сверлили ее глазами, а потом вдруг прыгали в воду, как подстреленные пингвины. Холодная апрельская вода была лучшим способом скрыть возбуждение.
– Ну что, Бублиссимо, – я прыжком вскочил на ноги. – Залезай в портки, пойдем по пиву выпьем.
– Я не пью и не курю, – предупредил Ринат, натягивая джинсы на голое тело.
– Почему?
– Я – русский человек и мало пить не умею.
Недалеко от пляжа мы опознали кафе с выставленными на воздух столиками. Мы заказали по шашлыку, литровую кружку пива для меня и яблочный сок для Рината.
– Соус не бери, я слышал, хачи в него дрочат, – предупредил эколог.
– А я слышал, что они в шашлыки ссут, – поддакнул я. – Чего Дэна хоронить не пришел?
– Да послали проверять завод в Шушарах, два дня там пили и в бане парились, – Ринат был готов к вопросу. – Как прошло?
– Душевно. Потом в клуб поехали. Ты сам-то давно его видел?
– После Нового года, кажется. Я мимо шел, позвонил, зашел, мы пыхнули немного. У него «голландец» был отменный.
– А где он его брал, не знаешь?
– Да хрен его знает. Булочник говорил, кто-то на хате выращивает.
Я не ожидал, что разговор сразу же свалится в такое теплое русло.
– А Гриша откуда знает? – Я изобразил праздное любопытство.
– Я у него пару раз такого же покупал. Видимо, с одного куста, но кто конкретно выращивает, сам понимаешь, не спросишь.
– А может, он сам и выращивал?
– Да вряд ли, – Ринат прищурился, оценивая предположение. – Он вообще мутный какой-то стал. Я когда универ заканчивал, у института Отта его часто встречал. Знаешь, гинекология там, акушерство.
– Ну и что?
– Вряд ли у него внематочная беременность. И выглядел стремно, явно не хотел знакомых встречать. Наверное, какие-то лекарства там мутит.
– Да, может, у него просто женщина там работает.
– Анька его на Ельнике колбасу продает. Тем более они не живут больше года, он порезал ее как-то.
– Ё-мое, за что?
– Не слышал, что ли? Анька говорит, «белочку» поймал. По пьяни решил, что она из жидких кристаллов сделана, как Терминаторша в фильме.
– Не знал. Люди говорят, он шифруется, в гости никого не зовет.
– Почему не зовет? Мне звонил на днях, говорил, бери пузырь, приходи, Дэна помянем, – Ринат залпом осушил стакан сока. – Но я сейчас не пью и не курю. И ну его на хрен с ним пить. В прошлом году он свою квартиру спалил.
– Да ты что?!
– Ежи рассказывал. Они каких-то баб сняли, привели к Булочнику. Бабы на все готовые, но пошутили, что Ежи давненько не мыл тело, и это чувствуется. Тот говорит, что нет проблем, и минут десять под душем намывался. Выходит – баб нет, а Гриша сидит среди свечей пьяный и грустный. У Ежи сердце падает, а Гриша объясняет, что их выгнал. Им грязная посуда не понравилась, и тараканы как назло побежали. Ежи полчаса в халате по улице бегал – не догнал. В итоге он послал Булочника на хер, переоделся и ушел, а Гриша еще выпил и заснул за столом. Просыпается: скатерть от свечей горит и занавески. В итоге два этажа выгорело. Гульнули с девчатами.