Абонент вне сети
Шрифт:
– Не парься, у меня хавки много, пацаны недавно ушли, – Гриша безмятежно зевнул.
Я вошел в его подъезд через пятнадцать минут и направлялся в лифт, когда меня окликнул дед в спортивном костюме:
– Слышь, парень, ты не из сто сорок третьей квартиры?
– Нет.
– Жалко, а то их квартплату ко мне в ящик положили.
– Так вот же их почта, сюда и бросайте.
Деду, похоже, это не приходило в голову. А мне – заглянуть в ящик Булочника. На секунду я возмутился – это же хуже, чем читать чужие письма, заглядывая через плечо? Но ведь я сюда пришел только потому,
Здесь помещались каталоги мебели, предложения по установке стеклопакетов и лечению зубов, реклама первых в мире наноносков и биодобавок «Охудевающие вместе». В счете на квартплату сообщалось, что Гришин долг за предыдущий период составил уже 12 тысяч рублей. Письмо на имя Григория Викторовича Булкина было только одно – с гербом Института гинекологии и акушерства имени Отта на конверте. Как раз у этого учреждения Гришу видел Бубл.
Конечно, любопытство взяло верх. Я спрятал конверт во внутренний карман пальто, запихал остальное обратно в ящик, поднялся по лестнице на второй этаж и совершил грех замочной скважины, испытывая скорее возбуждение, чем стыд.
В конверте находилось уведомление, приглашающее Булкина Г. В., если он желает, явиться в бухгалтерию в такие-то дни и часы, чтобы продлить договор на оказание донорских услуг по сбору криоминисцентного материала местного криобанка. Я запутался в незнакомых словах, но решил не гадать на кофейной гуще, а сразу взяться за мобильник. Мой звонок заставил пошевелиться тело Максима Машкова, знакомого по фотофакультету, когда-то окончившего Военмед.
– Здорово, Максик, – поприветствовал я. – Скажи мне, честно глядя в глаза, что есть криобанк и что должен сдавать его донор? Думаю, может, и мне попробовать?
– У тебя все так плохо? – Макс изобразил сочувствие. – Тебе скучно, одиноко, но на халяву дрочить не хочется? Это банк спермы, деточка, и если тебе 18 лет, то ты можешь немного заработать, вместо того чтобы пачкать простыни, которые стирает твоя мама. Я понятно выражаюсь?
– Понятно, – я почувствовал, что нанес своему имиджу серьезный удар. Хорошо еще, что Макс не знает никого из близкого ко мне круга. – Я же, понимаешь, не для себя интересуюсь.
– Если у тебя проблемы с деньгами, то скажи, – он пытался сохранять серьезный тон. – Я с удовольствием одолжу. А то всякий раз, как ты будешь с дамой тушить свечи, в тебя будет врезаться мысль, что ты вот-вот потеряешь тысячу рублей.
– Это столько стоит? Так можно не работать, а только дрочить. Приятно и полезно.
– Нет, там только пару раз в месяц можно. И то надо кучу справок принести. Но я слышал, что данный продукт сейчас дефицитен, что его за границу продают и проверенных доноров используют намного чаще.
– У меня тут такой донор, что его отпрысков лучше сразу держать в Алькатрасе.
– Справку купить, понимаешь, не проблема.
– Круто, – я вспомнил, что мама Булочника работает в поликлинике. – Человек из своего двора годами не выходит, а у него дети по всему миру. Двенадцать детей Оушена. А мы два лузера.
– Глобализация, – подытожил Макс. – Ладно, извиняй, тут футбол начинается.
Я попрощался, выбросил письмо в мусоропровод и поднялся на Гришин восьмой этаж.
Он открыл мне дверь с выражением сонной безмятежности на лице и всклокоченной рыжей шевелюрой. С очками на носу он выглядел как милый молодой человек, потерявший расческу.
– Чего так долго, началось уже, – он встретил меня так, как будто мы расстались накануне. – Бери тапки, проходи.
Я вошел в странную комнату. Дело даже не в том, что святые лики с семи или восьми икон с грустью взирали на кучу окурков, пустой и полупустой тары, кастрюлю со вчерашними пельменями, сморщившимися хуже гриба-дождевика. Удивила совсем новая широченная плазма и ноутбук на фоне обгрызанной мебели хрущевской поры. Многодневный слой пыли сочетался с расстановкой посуды, часов и ваз, выдававших хозяйскую женскую руку.
– Смотри, чего делает! – Гриша уже с головой нырнул в картинку на экране. – Полкоманды, смотри, обрезал. На хрен он нужен. Этого осла в нападение купили за восемь миллионов, а он не бегает ни хрена. Если бы мне столько платили, я бы булками шевелил. На хрен он нужен.
– Давненько у тебя не был, – я не стал ввязываться в спор. – Говорят, пожар был.
– Да, в Новый год ракета на балкон попала, – Гриша поморщился. – Пожарники тоже датые приехали, лестница у них не выдвигалась. На хрен они нужны вообще… Ну, давай, Горшочек, пошел, милый, давай, сука, давай, Горшочек, дорогой, бей, бей… Горшок марамой!
– А чего с работой-то после тюрьмы? – спросил я.
– Все отлично, я теперь – сталкер, – гордо молвил Гриша.
– Кто? И куда водишь? В зону?
– На 15 уровень, – Гриша кивнул на компьютер. – Могу броню продать, артефакты любые, могу твоего плейера по трудным местам провести.
– Так ты людям играть помогаешь? И тебе за это деньги платят? Виртуальные?
– Сам ты виртуальный! Рубли, баксы, евро. Там куча людей живет, – он снова показал на аппарат. – Там интереснее, чем здесь.
– Да брось ты, Гриня, «интереснее». Тамагочи разные играют, пока их жены кормят.
– Главное, что у них бабло есть, а мне из дома выходить не надо. Я еще в покер и преферанс мастырю. Завтра у меня финал Северо-Западной лиги. Если выиграю – сразу восемь штук срублю… Ну, давай, падла! Гол! Го-о-ол! Керж – красавец.
На экране вяло обнимались парни в белых футболках. А Гриша чувственно схватил со стола бутылку водки и напузырил в чашку, из которой только что пил чай.
– Будешь? – спросил он меня.
– Не, я пивка баночку прихватил.
– Ну, тогда за здоровье, – он произвел экстренную дозаправку. – Все болезни от недопития. А если пьешь и не помогает – ампутировать.
В комнату неожиданно вошел мальчишка лет семи с необыкновенно взрослым лицом. Даже не взглянув в нашу сторону, он взял шерстяные носки с батареи у окна.
– Вовчик, садись с нами, – радостно заголосил Гриша. – Бери ряженку и садись. Наши уже забили.
– Это твой Вова такой вырос? – спросил я.