Абонент вне сети
Шрифт:
– Уж полночь близится, а близости все нет, – басил Пухов в автомобиле подвернувшегося частника. – Едем в «Забаву», у меня там вход бесплатный, Девки там – во! Одни выезжают, другие – нет. В общем, сам договаривайся.
Минут через пять мы остановились на набережной Невы напротив Петропавловки у двадцатиметровой посудины, вероятно, давно не бороздившей волну. Вдоль палубной надстройки кораблика сияла огнями вывеска «Забава-бабс», и мало кто замечал на носу его прежнее имя – «Мария». Типичная история человеческих разочарований: кто-то назвал свою новую гордую шхуну в честь любимой женщины,
Мы прошли по подсвеченному мигающими сердечками трапу, и Артем небрежно толкнул входную дверь. Вместо оголенных граций я увидел в холле двух мордоворотов в пиджаках, охранявших покой заведения.
– Доброго здоровья, Артем Алексеевич, – подал голос из гардероба усатый дед в бескозырке с надписью «Отчаянный».
– Здравствуй, Ваня, – по-барски ответил Пухов, хотя гардеробщик был вдвое его старше. – Гертруда работает?
– Нет, у нее технический перерыв, зато Андромаха здесь, – Иван светился то ли в ожидании чаевых, то ли от чистой радости за российскую буржуазию. – Друга приобщаете, хорошо.
– Петельки нет, – предупредил я, отдавая ему куртку.
– Здравствуйте, господа! – услышал я за спиной голос неизвестно откуда возникшей девушки-администратора в строгом костюме-двойке с беджем. – Вы как раз вовремя, представление начнется через десять минут.
– Ты меня в театр привел, что ли? – спросил я у Пухова, но он не успел ответить.
Полифония дискобара ворвалась в мои уши резко, как утренний треск будильника. Я споткнулся о порог и почти упал на обнаженную девушку, слегка коснувшись лбом ее груди. Она рассмеялась, словно я рассказал неприличный анекдот, смущено повернув голову влево. Но голая женская правда была здесь таким же привычным антуражем, как стаканы и пепельницы на стеклянных столах, вокруг которых на парчовых диванах возлежали или восседали измученные офисом мужчины.
Живые ручейки девушек, словно на ленточном конвейере, петляли между этими островками, подставляя тренированные фитнесом тела под жадные мужские руки. Они улыбались из последних сил, делая вид, что им нравится этот медосмотр. Мужские руки иногда отвлекались, чтобы свернуть трубочкой купюру и закрепить ее на девичьем пояске. У столов, где рука дающего была особо щедра, девчонки собирались в стайки, как воробьи на подкормке.
Пухов сунул мне пачку сторублевок, – меньше подавать неприлично, а больше – накладно. Если купюры заканчивались, их всегда можно наменять у администратора. В итоге к клиентам возвращались их же стольники, за которыми потрепанные куртизанки шли на новый круг, пока наконец разгоряченный самец не рычал в ухо: «Таки сколько ты стоишь в час, деточка?» Те, кто умел сдерживать эмоции, вероятно, справляли нужду дома. Происходящее называлось элитным отдыхом для мужчин.
Я видел, как Пухов поздоровался с каким-то бармалеем в замшевом пиджаке.
– Ценный клиент-алкоголик? – поинтересовался я для поддержания разговора.
– Коллега, – оглянулся в сторону бармалея Пухов, как будто что-то вспоминая. – У него какой-то урологический центр на Шпалерной. В прошлом году общались в Смольном на семинаре по гендерному равноправию.
– И эти люди учат народ пользоваться презервативами.
Пухов не ответил, ибо увлекся очередным экспонатом с конвейера.
– Девушки, как мне вас привлечь? – улыбался он. – Я отлично пою.
– Закажите нам блины и бутылку шампанского…
В какой-то момент конвейер сломался, и я увидел у соседнего столика Масика – это была ее фигура и отброшенная назад белая грива. Она поставила ногу на сиденье рядом с каким-то хмырем, а он гладил ее бедро и по-хозяйски мял задницу, дерзко глядя на нее снизу вверх. Что она здесь делает? Неужели мы в Барселоне?
Я почувствовал кровь в висках. Мне очень захотелось разбить графин о голову хмыря, а ее завернуть хотя бы в простыню и увезти домой. И я удивился себе, потому что, зачем мне в доме краля из «Забавы», представить трудно. Я не успел додумать эту мысль, как уже встал на ноги, взял графин за горлышко и пошел исполнять номер. Пухов проводил меня удивленным взглядом.
Наверное, я искрился опасностью, и мужчина, наслаждавшийся бедром Масика, взял мой маневр под наблюдение. Вслед за ним и сама девушка повернула ко мне лицо. Это была совершенно незнакомая мне физиономия продавщицы из универсама. Не будь у нее такой фигуры, она точно стояла бы за прилавком и родила бы ребенка от хозяина-армянина. А ее кавалер вопросительно смотрел на меня, готовясь к отпору.
– Хотел спросить, вы не были в Анголе десять лет назад? – залепил я экспромтом.
– Нет, я был тогда в Тюмени, – он не спускал глаз с графина в моей руке.
– Значит, обознался, – я постарался изобразить досаду. – Хотел выпить с земляком.
И я пошел назад, в шутку щелкнув девушку резинкой на ее поясе.
– Ты чего, – спросил Пухов, обведя меня мутным взглядом.
– Тоже коллегу встретил.
Я почувствовал себя ущербно. Раз я могу представить себе Масика, курсирующую в голом виде от столика к столику, значит, она в принципе на это способна – добровольно и без особой нужды. И нет никакой разницы, в чем воплотилась эта ее способность: в приват-клубе или в кровати перспективного работодателя. А Марину Крапивину здесь невозможно помыслить даже в кандалах и под пистолетом.
Оркестр замолк вовремя, потому что гитара уже не ладила с пианино.
– А можно к вам присесть? – услышал я в образовавшейся тишине голос блондинистой пигалицы.
– Присаживайся.
– Как вам отдыхается?
– Было бы плохо, давно бы ушел, – буркнул я. – Говори сразу, чего тебе заказать. Можешь не стесняться – меня тут тоже угощают.
Она заказала шампанское с каким-то итальянским названием и блины с икрой, которые официантка принесла на стол через две минуты, словно держала все это за пазухой.
Пухов неожиданно схватил официантку за руку.
– Как звать? – гаркнул он, словно перед строем курсантов.
– Вика.
– Откуда?
– Из Питера.
– Не ври.
Они смотрели друг на друга с подозрением: он явно ожидал услышать что-то вроде «Элизабеттаун, штат Кентукки», а она профессионально подозревала в нем маньяка. Блики светомузыки плясали на их лицах как костры купаловской ночи.
– А ты мне нравишься, Викусь, – перешел в наступление Артем. – Сколько ты хочешь?