Абонент вне сети
Шрифт:
– То ему со мной общаться впадлу, то вдруг каждый вечер стал заходить, – Рома понизил голос. – Когда бабки не стало, мы с батей забухали недельки на две. Так он каждый вечер как штык. Денег у него никогда не было, но не выгонишь же – наливали. Потом мы с водкой завязали и задумались: за две недели у нас и наших гостей шесть мобильников пропало и столько же бумажников. Так ведь не бывает, сколько ни пей. А потом я в секретер сунулся, где бабкино золото лежало, – нету. Там пара колец и сережки всего, но они же под замком были.
– Предъявил? – поинтересовался я.
– Спросил. Родителями поклялся, что не он.
– А родителей
– Подожди, это ты – Фонарев? – У меня зачесалась память.
– Да.
– Ты в комиссионке на Беринга работаешь, – вспомнил я. – Мне Артем рассказывал. Сержик тебе вещи на продажу таскает.
– В том-то и дело, – на лице у парня было удовлетворение узнанного на улице Жан-Клода Ван Дамма. – И похоже, он сегодня днем мою собственную трубу тиснул. Я на полминуты за водой из зала вышел – бах, нет трубы.
– Слушай, а он тебе не приносил «Нокию» в черную клетку? Вспомни, пожалуйста, это очень важно.
– Вот эту, что ли? – Олег вытащил из кармана телефон. – Я ее взял пока попользоваться, а то не покупают что-то.
Я узнал телефон Дэна. Вернее, такую же модель он вертел перед моим носом в нашу последнюю встречу.
– Можно взглянуть? – выдохнул я.
– Конечно.
В памяти телефона я обнаружил записную книжку с незнакомыми мне номерами. Последние звонки были свежими, а текстовые сообщения совсем отсутствовали. Но что-то же должно остаться от прежнего владельца. Я с бешеной скоростью рыскал по папкам меню, пока не обнаружил одно неотправленное сообщение в черновиках: «О дамы, думал я, безмозглые мокрицы, зачем стремитесь вы гасить наш лучший пыл? Не надо рожь косить, пока не колосится, но надо есть пирог, покуда не остыл».
Я издал что-то похожее на рев, от которого дернулись Рома с Олегом. В черновике был фрагмент стихотворения, которое любил цитировать Дэн. Это его телефон! А убийца – Сержик!
В школе даже учителя называли его Сержик Лав. Казалось, что любви в нем не меньше, чем в матери Терезе. Его наполненные светом глаза не имели ничего общего с прыщавыми физиономиями сверстников. Когда он предлагал сверстнице донести до дома рюкзак, ей и в голову не могло прийти, что он просто хочет близости с ней в родительской спальне. Когда он объяснял на уроке, почему он к нему не готов, даже опытные классные дамы не могли поверить, что эти глаза способны лгать. А этот пухлый чувственный рот, складывающийся в неповторимую улыбку, обращенную прямо к вам в сердце?
Наверное, Сержик действительно был от природы добрейшим парнем. Его проблема была в том, что он верил в собственное обаяние, как ваххабиты верят в Коран. Он доверился ему, как доверяются спасательному кругу, который вытащит из любого водоворота. Он все поставил на одну лошадь.
Конечно, ему были рады в любой компании. Он был не глуп, остроумен и имел лучшую в округе коллекцию рок-музыки, которую собирал вместе с папой-капитаном. Время от времени какой-нибудь бездарный завистник бил ему морду, но Сержик относился к этому удивительно легко. Ведь в мире было столько любви, которая изливалась на него со всех сторон, наполняла его светом и возвращалась обратно в мир.
В девятнадцать лет он пережил первый любовный облом: его бросила девушка. Я уже не помню, в чем там было дело и как ее звали. Он хотел с ней совокупляться, пить вино и танцевать танго, а она не хотела. Тривиальная история, но на этом месте с ним случилась метаморфоза: он продолжал поглощать любовь, но она перестала возвращаться окружающим.
Однажды он позвонил мне среди ночи и попросил приехать: «Я умираю, друг, помоги». Он припомнил разговор о дружбе, которыми была богата наша ночная жизнь. Друг – это тот, кому можно позвонить и сказать: «Будь в три часа ночи на 131-м километре Киевского шоссе с топором». И друг не спросит зачем. Когда я приехал на зов, то дверь мне открыл Тихонов, а в квартире я обнаружил еще человек пятнадцать, так же как и я прилетевших исполнять дружеский долг. И Сержик купался в этой роскоши.
Та история была первым звонком, свидетельствовавшим, что дружба и любовь стали использоваться в виде рыболовного крючка. Но кто тогда на это обратил внимание, если деньги, спиртное и жилье были фактически общими? Сержика несло по волнам вместе с нами, и никто не замечал, что он меньше всех нас готов держать собственный курс. Он получил диплом учителя биологии исключительно на обаянии. Он не умел делать ничего такого, чем можно было бы зарабатывать деньги. Он не умел хвататься за шанс и подтягиваться на мизинце. Наверное, он рассчитывал устроиться в жизни удачно кому-нибудь улыбнувшись. Вероятно, так бы и произошло, если бы не наркотики.
В той или иной степени мы все через это прошли. Кому-то хватило травки, кто-то нюхнул кокс, а кто-то отважился на героин. Последние поделились на тех, кто со временем взял себя в руки, и тех, кто не сумел. Из последних выжил один Сержик.
Клиника началась не сразу – его глазам верили самые прожженные работодатели. Он торчал уже два года, а хозяин оптовой фирмы доверил ему склад. Через два месяца Сержик копал себе могилу в лесу, выл на луну и обещал все вернуть. Он занимал деньги у всех подряд без надежды их отдать. Но деньги в итоге весомее любых улыбок – его друзья словно растворялись в черной дыре. Случилось немыслимое – его обаяния оказывалось недостаточно, чтобы одолжить сто рублей. Его не брали на работу, потому что в глазах появилась обреченность и готовность к отказу. Его гардероб являл собой собрание конструктивных недоразумений, что постоянно приводило его в милицейские застенки. Появилась первая условная судимость за наркоту, потом вторая.
Дэн был едва ли не единственным, кто пытался извлечь его из царства химер. Сержик лечился и снова соскальзывал вниз, как шмат сала на ноже. Он постоянно гнал на друзей, что его бросили в трудную минуту. Он не просил милостыню, он ее требовал, и это выглядело смешно. Уже никто не называл его Сержик Лав. Из звезды он превратился в грязного, слезливого прилипалу.
Но что-то мешало ему достичь дна и быть похороненным за счет города. Постоянно находились то добрая женщина, то сентиментальный богоискатель, которые тратили на него время, деньги и душу. В такие моменты его обаяние искрилось остатками энергии, как глаз Терминатора под прессом. Все про него всё знали, но он умудрялся не выпадать совсем из нашего круга, и многие даже верили, что он совсем перестал торчать.