Абонент вне сети

Терентьев Денис

Однажды я переспал с девушкой Булкина. Это было сразу после школы: он напился и вылил ей на голову бокал вина. Она пришла ко мне в слезах и заляпанной белой блузке. Гришины выходки она уже научилась выносить, но больше всего боялась, что о них узнает ее мама. Она застирала одежду в тазике у меня в ванной, а я выдал ей халат, достал коньяк и осудил друга со всей накопившейся страстью. Через год они расстались, и Гриша наверняка обо всем узнал. Ничего удивительного в том, что несколько дней назад он чуть не застрелил меня из пистолета.

Я забывал свои грехи лучше, чем кошка зализывает раны. Наверное, грехи не нужно нести

в церковь. Их нужно крыть добром, как чужой заход в преферансе. И что я имею на вистах?

Много лет ко мне в редакцию приходили униженные и оскорбленные, которым некуда было больше идти. Помню бабушку, которую в девяностые годы тупо выкинули из квартиры: переделали ордер, сменили номер на дверях, и пришлось горемычной жить по подвалам. Но, чем больше я писал статьи и письма в Смольный, тем больше наглела бабушка. В итоге она позвонила мне среди ночи и попросилась переночевать. У другой женщины воспитательница избила ребенка в детском садике, и я решил помочь мамаше печатным словом. Позже воспитательница сняла на камеру, как униженная требует для сынули усиленного питания и угрожает новой статьей.

Кого-то уволили из-за беременности, кого-то кинула страховая компания, кто-то потерял дочь в нелепой аварии и хочет чужой крови. Сотни историй за много лет – и мне не вспомнить никого, за чью боль я пошел бы сражаться. Потому что любая жертва обстоятельств, почувствовав поддержку, превращается в кровожадного зомби. Хотя, стоп! Был же Вадим.

Точно, Вадим! Собрался мужик с товарищами пивка попить, и пристал к ним беспризорник Сережа: мол, дай десятку, дай пирожок. Мужики были в хорошем настроении, потому что «Зенит» выиграл, и взяли его с собой в кафе кормить. Тут после пива Вадик и предложил гаврошу: мол, поехали, Сережа, ко мне домой, помоешься, и вещей тебе соберем, потому что у меня сын твоего возраста. Дома Сережа начал раздеваться, а у него гной по ногам течет. Семья Вадима, конечно, присела, но за порог Сережу не выгнала. Он остался на день, на два, а через месяц Вадим с женой решили усыновить беспризорника. Беспризорника с гепатитом и ВИЧ.

Вместо ордена за гражданское мужество Вадим обрел массу проблем. Ведь в городе еще не было случая, чтобы хотели усыновить такого кадра. Цепкие столоначальники говорили, что заберут парня прямо сейчас, если он не даст им денег. Хотя ранее они же вынесли мозг родителям Вадика, и молодой семье пришлось снимать квартиру. Всех чиновников вдруг заинтересовал Сережа, как будто на чердаке он смотрелся более уместно, чем в квартире чужого дяди.

Я бился, как будто сына хотели забрать у меня. Мы победили: Сережа третий год живет в семье Вадима, учится на одни пятерки и присылает мне на Новый год трогательную эсэмэску. Мне зачет?

Стоять, а был же еще Коля. И это уже не по работе. Как-то под Новый год я понес на помойку два мешка мусора, и там лежал Коля – сорокалетний безногий бомж. Вторую ногу ему сломал водитель мусоровоза, когда ставил контейнер. Я вызвал «скорую», которая смотрела на него не больше минуты. Кто у нас тут отдыхает? Вши есть, а полиса нет? И катились дальше по своим медицинским делам. Я позвонил в милицию, но они только взяли у Коли отпечатки пальцев: вдруг проходит по каким-нибудь делам? Я растревожил правозащитников, работающих с бездомными, но они вежливо просили позвонить после 8 января, поскольку у них уже кипел праздник. Коле повезло, что зима выдалось теплой, а рядом с ним постоянно горел костер. Хотя он все равно замерз бы насмерть, если бы я не увидел вечером из окна, как к нему в очередной раз подкатила «скорая».

Я схватил журналистскую «корку», фотоаппарат и рванул на улицу. Я сочетал уговоры с угрозами, давил на чувства и строчил по медикам из «Кэнона», обещая им жесткую ответственность, если Коля умрет. И случилось чудо: Колю забрали в больницу. Бомжа без полиса! Я помчался следом, осадил старшего дежурного врача и сделал все, чтобы Колю тут же не выбросили за ворота. Наутро его даже прооперировали, помыли и положили в палату, где он продержался до конца праздников. А потом я «пробил» для него приют. И это второй человек, который всегда поздравляет меня с Новым годом по телефону – последний раз из какого-то монастыря.

Кстати, как там церквушка, к которой меня так потянуло сегодня? Руки уже одервенели, но, оглядываясь через плечо, я видел все ближе блеск позолоты на солнце и прибавлял хода. Я близок к тому, ради чего сбежал сюда.

До берега оставалось метров двести, и я начал присматриваться, где бы пришвартоваться. Но вдоль берега под урез воды тянулся добротный каменный забор с причалом и гаражом для катера. Я вполне мог представить себе, как иноки в рясах зажигают по Ладоге на быстроходном «Вессоне», подаренном от души раскаявшимся грешником. Но что-то здесь не то. Уж не женский ли это монастырь?

Я греб вдоль забора, одновременно разглядывая высоко торчащий над деревьями шпиль, пока венчавшая его эмблема не повернулась ко мне в фас. Это был не православный крест и не католический. Это был кораблик Адмиралтейства.

А что в этом удивительного? Какой-то латифундист воздвиг над своим сералем копию символа города. Не удивлюсь, если сосед ответит ему Эйфелевой башней или Старым Томасом. Но я-то хорош! Пришел туда же, откуда бежал.

Забор плавно огибал мыс и переходил в небольшой деревенский пляж. Хотя деревушка была домов на двадцать, на берегу было оживленно, а под красным зонтиком у магазина гудел целый мужской рой. Я пришвартовался чуть правее и вытащил лодку на берег. И это не осталось незамеченным.

Наверное, остров оставил на мне отпечаток, выделявший меня даже среди местной публики и их гостей. Когда я пронес свою шестидневную щетину между мужиков под зонтиком, там смолкли разговоры.

– Ты не из Сортавалы? – спросил меня коренастый мужичок в панамке, когда я вышел из магазина с бутылкой пива.

– Из Питера, – я подошел к ним. – А церковь есть у вас?

– У нас все водится, – ответил коренастый. – А тебе зачем? Свечку поставить? Хочешь, мы поставим.

Компания взорвалась от дружного хохота, и мне очень не захотелось проглатывать обиду. И я молча ударил ногой в пластиковую кружку с пивом, которую коренастый держал в руке.

– Я тебе сам сейчас вставлю, курва, – зло прошипел я и сделал шаг назад, приготовившись к бессмысленной обороне.

Стол пришел в движение и громыхнул матом на весь пляж. Кто-то уже рвался ко мне с тяжелым хмельным взором, а кто-то удерживал их от агрессии. Коренастый показывал залитую пивом рубашку в клеточку и орал, что я попал на деньги. К нему подлетела близкая ему женщина и стала куда-то уводить. А меня оттеснили в другую сторону два мужика постарше.